Фрейд - Питер Гай

В какой-то степени защищенный своей международной известностью, Фрейд был избавлен от большей части этих ужасов, но не от всех. 15 марта, на следующий день после записи о прибытии Гитлера в Вену, основатель психоанализа отметил в дневнике, что была проведена «проверка» в его квартире и в издательстве Verlag. В офис издательского дома на Берггассе, 7, и в квартиру Фрейда на Берггассе, 19, ворвались банды добровольцев и коричневорубашечников. Они перерыли документацию Verlag, увели и целый день держали в камере сына Фрейда Мартина, но не смогли найти никаких компрометирующих документов. Мэтру повезло: из его завещания, хранившегося в офисе, можно было понять, что у него есть зарубежные счета. В квартире нежданные гости провели много времени. Возможно, их несколько смущала фрау Фрейд, безупречно владеющая собой и по-буржуазному вежливая, но это смущение не было достаточно сильным. Анна Фрейд сопроводила их к сейфу в другой комнате, открыла его и предложила не стесняться. Следующий визит нацистов, неделю спустя, стал более основательным.

К сожалению, было очевидно, что в Вене у психоанализа нет будущего. Неясным оставалось и будущее самого основателя движения. Фрейд был достаточно известным человеком и привлекал к себе внимание: западные газеты писали, что власти Палестины гарантировали ему убежище, но Австрия не выдавала паспорт. Однако в дневнике Фрейда есть сообщение о предложенной помощи: Джонс – 16 марта и принцесса – днем позже. И один, и вторая обладали немалыми возможностями – австрийцы назвали их Protektion: Джонс со своими связями в британском кабинете министров и Мари Бонапарт с ее состоянием, происхождением и родственниками королевской крови заставили задуматься даже гестапо. Из Швейцарии прислал приглашение Бинсвангер – письмо было написано иносказательным языком, которому научились те, кто вел переписку с теми, кто оказался на оккупированных нацистами территориях. «Цель моих сегодняшних строк, – писал Бинсвангер Фрейду 18 марта, – сообщить, что я приглашаю вас в любое время, когда вы пожелаете сменить атмосферу». Он заверял мэтра: «…все ваши швейцарские друзья думают о вас и всегда готовы помочь». Но еще важнее была помощь Уильяма Буллита, в то время занимавшего должность американского посла во Франции, который внимательно следил за судьбой своего соавтора. Американский консул в Вене, генерал Джон Купер Уайли, который был назначен по просьбе Буллита, действовал как его представитель на месте. Фрейду также повезло с австрийцами из числа неевреев, особенно с его хирургом Гансом Пихлером, продолжавшим относиться к основателю психоанализа как к обычному пациенту, словно окружающий мир нисколько не изменился.

Тем не менее никакой гарантии, что все эти защитники спасут Фрейда, не было. Опьяненные чередой побед и презирающие трусливые западные державы, жаждавшие мира и боявшиеся столкновений, нацисты не были склонны обращать внимание на протесты Британии, Франции или США. Воспоминания об ужасах Первой мировой войны преследовали государственных деятелей союзников и буквально парализовали их. Эти воспоминания действовали как средство умиротворения. Некоторые из наиболее радикальных нацистских политиков, такие как Гиммлер, настаивали, чтобы Фрейд и «банда психоаналитиков», все еще остававшихся в Вене, были брошены в тюрьму, но их пыл, похоже, охладил Геринг, которого поддержало немецкое Министерство иностранных дел, призывавшее к благоразумию.

15 марта Уайли докладывал государственному секретарю США Корделлу Халлу: «Боюсь, что, несмотря на его возраст и болезнь, Фрейд в опасности». Халл передал каблограмму президенту Франклину Рузвельту, а на следующий день сообщил, что, в соответствии с инструкциями последнего, потребовал от американского посла в Берлине Хью Роберта Уилсона заняться этим делом лично и неформально, связавшись с соответствующими немецкими властями. Уилсон должен был попытаться организовать отъезд Фрейда с семьей в Париж, где его готовы принять «проинформированные президентом друзья». С тех пор судьбой мэтра непосредственно занимались высшие чиновники Государственного департамента США – Корделл Халл, его влиятельный заместитель Саммер Уэллес и американские послы в Париже и Берлине. 17 марта Уайли телеграфировал государственному секретарю, что паспорт Фрейда конфискован, но личную помощь ему обещал начальник полиции Вены. Не были лишними и энергичные напоминания Буллита немецкому послу в Париже графу фон Велцеку, что дурное обращение с основателем психоанализа вызовет международный скандал.

Одним из главных препятствий к спасению Фрейда был сам Фрейд. Эрнест Джонс, который поспешил в Вену к нему на помощь, оставил впечатляющий рассказ о том, как они «сердечно поговорили» вскоре после 15 марта, когда мэтр приводил разнообразные доводы, иногда убедительные, но по большей части не очень, почему он хочет остаться в Вене. Он слишком стар, слишком слаб – даже не сможет подняться по ступенькам в железнодорожный вагон… Он не получит вид на жительство ни в одной стране. Этот последний аргумент, признал Джонс, был не лишен оснований. В те дни, вспоминал он, почти везде безработица была настолько велика, что любая страна стремилась защитить свои рабочие места и была «ужасно негостеприимной» для предполагаемых эмигрантов. В то десятилетие, когда к власти пришел Гитлер, мир не отличался благородством: слишком многие не имели работы, чтобы к ним добавлялись другие. И многие убеждали себя, что леденящие душу слухи о преследованиях в нацистской Германии и нацистской Австрии сродни тем пропагандистским историям, которые союзники распространяли о Германии во время Первой мировой войны. Кроме того, кому нужны евреи?

После долгих препирательств Джонс все-таки уговорил Фрейда, находчиво парировав его последний довод. Видя, как один за другим опровергаются все его аргументы в пользу необходимости остаться в Вене, Фрейд высказал последнюю причину. Он не может покинуть родину, ибо это будет похоже на оставление солдатом своего поста. Джонс пишет: «Я успешно преодолел такое его отношение, проведя аналогию с помощником капитана «Титаника» Лайтоллером. Его вытолкнуло на поверхность, когда взорвался котел тонущего судна. Во время официального расследования Лайтоллера спросили, когда он покинул корабль, на что последовал ответ: «Я не покидал корабля, сэр; это корабль меня покинул». Этой историей Эрнест Джонс добился окончательного согласия Фрейда на отъезд. Успокоенный, 20 марта Джонс вернулся в Англию, чтобы воспользоваться своими связями и получить визы для Фрейдов.

С основателем психоанализа были связаны и другие трудности. 19 марта Уайли телеграфировал государственному секретарю, что Фрейд хочет взять с собой всю семью, включая свойственников, а также своего врача с семьей – всего 16 человек. Это, сообщал Буллит Уайли, значительно превышает средства, имеющиеся в его распоряжении. Он полагает, что таких денег нет даже у Мари Бонапарт. Он предложил 10 тысяч долларов, но больше выделить не мог – Буллит повторил это дважды. Уайли ответил, что Фрейд планирует ехать в Англию. Остается только вопрос о выездной визе. Это облегчило задачу, а вскоре подоспела помощь и с другой стороны. «Принцесса здесь, – сообщал Уайли Буллиту. – Миссис Берлингтон [Берлингем] тоже». Неприятный вопрос о деньгах отошел на второй план; теперь главной задачей стало добиться разрешения для Фрейдов на выезд.

На дипломатической сцене начался замысловатый телеграммный балет. Джонс мобилизовал свои связи, министра внутренних дел сэра Сэмюэла Хора и лорда – хранителя малой печати графа де ла Варра, чтобы получить вид на жительство для Фрейда и его семьи. Выдача таких документов была совсем не автоматической, а довольно трудной, но друзья Джонса обещали помочь. Однако власти нацистской Австрии не хотели оставлять в покое семью Фрейда. 22 марта Уайли отправил государственному секретарю каблограмму для Буллита, в которой сообщал, что фон Штайт, влиятельный «немецкий консультант», в Вене обсуждал вопрос «об отъезде Фрейда с Гиммлером [sic]. Я указал, что возраст и здоровье Фрейда требуют особого обращения на границе». Но в тот же день около 2 часов дня Уайли телеграфировал тем же адресатам: «Анну Фрейд только что арестовали». Когда ее увели, мэтр написал в своем дневнике: «Анна в гестапо».

Эта короткая запись скрывает волнение основателя психоанализа. Когда его дочери Анне приказали явиться в штаб гестапо в гостинице Metropole, они с братом Мартином, который ждал такого же вызова, обратились за советом к доктору Шуру, вполне резонно полагая, что на них могут оказать меры физического и морального воздействия. А может быть, они вообще не выйдут оттуда живыми. «По их просьбе, – вспоминал Шур, – я снабдил их достаточным количеством веронала и обещал позаботиться о Фрейде». Впоследствии Шур отметил, что это был самый ужасный день.