Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

воинов. Любой царь принял бы какие-то меры предосторожности.

– Нам просто повезло, что мы смогли пройти через Проклятые Земли. Если бы вслед за волками пришли панцирники, то от нас не осталось бы и мокрого места!

– Это знаем только мы, и разубеждать императора в этом не стоит. – Аласейа задумчиво посмотрел по сторонам, на ехавших на небольшом отдалении гвардейцев. – У меня такое чувство, что скоро нам представится возможность продемонстрировать свою доблесть.

– Об этом же нас предупреждала и Эрли. Что бы ты сделал на месте императора?

– Я бы попытался выяснить, насколько мы опасны.

– Мы? – Слова друга показались воеводе забавными, будто он говорил совсем о других воинах, ему неизвестных, и Стальной Барс засмеялся.

Аласейа тоже улыбнулся, и вдруг, глядя куда-то вперёд, изменился в лице так, словно увидел впереди на дороге стоящую смерть.

– Проклятье! Что это?

Рутгер посмотрел вперёд, и его сердце болезненно сжалось. В свои двадцать лет он видел много смертей. Убивал сам, и был легко ранен. Вёл воинов в битву, как бы ни было страшно, и, презрев свою собственную гибель, выходил из безнадёжных схваток победителем. Вот только этого он не мог понять – совсем ненужная жестокость. Что движет людьми, доставляющим удовольствие мучить, обрекать на пытки таких же, себе подобных?

Слева, по краю дороги, на обочине, стояло несколько десятков крестов, где, прикованные за ноги и руки, висели люди. На них почти не было никакой одежды, а на грязно-кровавых телах виднелись раны, будто их взяли в плен в жестоком бою. Скорее всего, так оно и было, но хоть они и враги, то почему их казнили таким бесчеловечным способом?

Колонна остановилась, и виги молча смотрели на страшное зрелище, открывшееся их взорам. Стальной Барс, уже во многий раз огляделся, и заметил, что гвардейцы императора, сверкая позолоченными панцирями, ухмыляются, довольные впечатлением, произведённым на северян. Не трудно было догадаться, что это сделали они, не более двух дней назад. Воевода с омерзением посмотрел на ближайших к нему гвардейцев, и подумал, что как же они здорово отличаются друг от друга! Русы, несущие службу на границе, уже заражённые Невидимой Смертью, в старых, бедных доспехах, и эти, так называемые воины, с лёгкостью, без жалости, казнящие столько людей. Или что-то человеческое им чуждо?

– Это взбунтовавшиеся рабы, заслуживающие только смерть, и не достойны никакой жалости. – Заметил подъехавший на коне императорский гонец, в сопровождении своих телохранителей, и сотника гвардейцев.

– Кем же они были раньше, до того, как их обратили в рабов?

– Крестьяне, мастеровые, не заплатившие налоги, воины, бежавшие с поля боя, или отказавшиеся выполнять приказы, да и просто государственные преступники, недовольные правлением Солнцеликого императора.

Рутгера так и подмывало спросить, как велики налоги в Руссии, и почему могут быть недовольные в стране, где, по словам гонца, народ только и делает, что праздно шатается, и не знает чем себя занять. Что же могло такое случиться, что терпение мирян кончилось, и они взялись за оружие? И вообще, почему здесь, на юге, существует рабство? Он даже начал обдумывать, как задать этот вопрос, но вдруг, решил промолчать. Какое-то шестое чувство подсказало ему, что лучше не начинать разговор об этом.

– И всё же я многого пока не понимаю. – Начал Стальной Барс. – Как можно поклоняться двум Богам одновременно? Почему нельзя уничтожить вурдалаков, или хотя бы вырезать их почти всех, чтобы можно было как-то без помех, обороняться от них?

– Ты задаёшь сложные вопросы, и на них нелегко ответить, воевода Рутгер. – Задумчиво ответил Эддик, и, подобрав толстые губы, растянул их в улыбке, за какой можно было легко увидеть насторожённость: – Пока в Руссии два бога, но истинный из них – Иисус Всепрощающий. Ему поклонялись ещё Древние, и мы тоже должны возносить ему свои молитвы. Русы приносили кровавые жертвы Сварогу только тогда, когда ещё мало чем отличались от дикарей. А упыри…

– Их очень трудно убить. Почти невозможно. – Вступил в разговор сотник, и, сняв остроконечный шлем, украшенный конским хвостом, наклонив голову, показал старый, уродливый шрам, кое-как заросший светлыми, с проседью, волосами. – Эту метку я получил ещё в пору своей юности, когда мы все бредили подвигами, и были готовы в одиночку выйти против сотни врагов.

Стальной Барс приготовился выслушать душераздирающую историю о страданиях, о реках крови, о горах трупов и упырей, и людей, но слова сотника были просты, и лишены какого-либо изящества. Он говорил как обычный воин, просто смертельно уставший от нелюбимой работы, что он вынужден делать каждый день. Воевода понял, что нельзя в сотнике видеть только кровожадное чудовище. Надо смотреть шире, и пусть тогда всё будет запутаннее, и непонятнее, но тогда можно будет многое объяснить. Мир нельзя делить на белое и чёрное. Он многогранен, и многолик. И в самом хорошем может найтись какая-та червоточинка, а в самом плохом нечто такое, чего не мешало бы приобрести добру.

– В ту пору у меня была невеста из богатой и знатной семьи. Не торопясь готовились к свадьбе, что должна была состояться в месяце, когда начинают желтеть листья. Всё было хорошо, и вдруг невеста мне заявляет, что хочет удостовериться в моей доблести! А тогда среди знатной молодёжи было заведено носить амулет из зубов упыря. Это де, придаёт силы, храбрости, и выносливости. Не надо было её слушать, да у меня и самого руки чесались. В общем, собралось нас, погодков, около трёх десятков. Наточили мечи, взяли копья, покрепче, тугие луки с длинными стрелами, и в одну из лунных ночей, никому ничего не сказав, отправились, как мы думали, на молодецкую потеху…

Он надолго замолчал, и никто не торопил его, понимая, как ему нелегко рассказывать эту историю. Несмотря на долгие годы, прошедшие с тех пор, в сердце сотника ещё жила боль, и он день за днём переступал её, заставляя себя жить.

– Зарево пожара мы заметили ещё издалека, и, нахлёстывая лошадей, торопились. Мы прискакали в какую-то мелкую деревеньку, где уже шло истребление крестьян. Они оборонялись топорами и вилами, но разве это сможет как-то сдержать быстрых и стремительных упырей? Надо было перестроиться в боевой порядок, спешиться, послать вперёд лазутчиков, чтобы не попасть в засаду, но мы были молоды, и не отличались осторожностью. Мы с ходу врубились в толпу вурдалаков, теснящих крестьян. Мы были уверены в своих силах, и как нам казалось, против нас никто не мог устоять. Более страшных и резвых тварей я никогда в жизни