Репортер - Михаил Дегтярь

– Кто ваш любимый грузинский сценарист?

– Резо Габриадзе.

Ладно, с этим вопросом еще можно было согласиться.

– Отлично! Назовите первый фильм, снятый по его сценарию.

– «Необыкновенная выставка».

Вопрос для меня был легким, но почему я должен был знать именно первый фильм? Что-то меня насторожило.

– Превосходно! А как назывался сценарий?

Вот это и был «пиздец».

Фильм Эльдара Шенгелая, снятый в 1968 году, я помнил прекрасно.

Молодой скульптор Агули Эристави (его роль исполнил Гурам Лордкипанидзе) получил в подарок глыбу белоснежного паросского мрамора. Агули мечтает высечь из этой глыбы вдохновенную скульптуру «Весна», но ему некогда заниматься высоким творчеством – нужно кормить семью и делать надгробные памятники, постепенно заполняющие местное кладбище.

И вот однажды подвыпивший скульптор оказывается на этом кладбище, видит свою «необыкновенную выставку» – одни безобразные бюсты до горизонта – и понимает, что жизнь не удалась…

Я почувствовал, что теряю сознание. Я вспомнил этот фильм, вспомнил досконально, подробно, буквально по кадрам… Но я не знал ответа на этот коварный вопрос! Ситуация точь-в-точь как в популярном анекдоте тех лет: «Еврея на экзамене спрашивают: “Сколько человек погибло в Великой Отечественной войне?”. Еврей отвечает: “20 миллионов”. – “Очень хорошо! А теперь назовите всех поименно!”».

Я закрыл глаза, чтобы не расплакаться.

Ответить «Не знаю» нельзя! А что отвечать?

Время идет, дальше молчать и тянуть резину уже невозможно – комиссия ждет и начинает терять терпение. А что отвечать-то? Я не знаю, как назывался сценарий! Откуда мне знать – ведь этот сценарий даже никогда не публиковался! Или публиковался?

И вот тут со мной произошло, простите за пафос, чудо прозрения. Я вдруг четко воспроизвел в памяти номер журнала «Искусство кино» пятнадцатилетней (!) давности. Именно тот номер, где и был опубликован сценарий Резо Габриадзе. Страницы сами раскрылись передо мною, и я увидел название сценария, напечатанное характерным наклонным «оттепельным» курсивом: «Паросский мрамор».

– Паросский мрамор, – сказал я и встал со стула.

Далее со мною что-то произошло – усилие, которое я предпринял, чтобы вспомнить название сценария Резо Габриадзе, видно, не прошло даром. Я сделал несколько шагов в сторону приемной комиссии и произнес неожиданную для себя фразу:

– Если вы зададите хотя бы еще один вопрос, я прямо отсюда пойду в ЦК КПСС, со всеми вытекающими для вас последствиями!

В какой бы я пошел ЦК КПСС? Кто бы меня подпустил туда ближе, чем на километр? Меня бы застрелили на подступах к Старой площади!

Неожиданно Габрилович поднял голову и зааплодировал.

Я кивнул комиссии и четким строевым шагом адъютанта Его превосходительства в исполнении Юрия Соломина вышел из аудитории…

За собеседование я тоже получил пять баллов. У меня в экзаменационном листе пятнадцать баллов из пятнадцати возможных.

Дело сделано?

Увы, нет, – впереди были еще общеобразовательные экзамены.

Валерий Семенович Фрид внимательно следил за моим поступлением (вернее, непоступлением). И он сразу после собеседования с уверенностью бывшего зэка предсказал: «Поведения на собеседовании они тебе не простят – на общеобразовательных тебе пиздец!».

Как ни странно, я все сдал довольно прилично. Хотя валили нещадно. Где была «пятерка» – ставили максимум «четверку». А других, блатных, включая детей знаменитостей, вытаскивали за уши.

Например, вместе со мной поступала дочь Виктории Токаревой Наташа. Когда вывесили на всеобщее обозрение оценочный лист, все увидели, что ей поставили двойку за сочинение. Этот лист висел в фойе ВГИКа целый час. Но потом появилась Виктория Самойловна Токарева, маститый автор «Джентльменов удачи» и «Мимино» (бесспорно, выдающихся фильмов), быстро оценила ситуацию, фырча от возбуждения, влетела в кабинет тогдашнего ректора ВГИКа Виталия Николаевича Ждана, и кабинет заходил ходуном, как избушка разбойников в мультфильме «Бременские музыканты».

Через несколько минут в фойе спустилась девушка из приемной комиссии и исправила двойку Натальи на тройку…

Теперь, задним числом, я могу понять эту ситуацию – мой сын Кирилл, выпускник школы 2012 года, тоже решил было поступать во ВГИК. И, получи он двойку по какому-либо экзамену, я бы, может быть, тоже ворвался к ректору и стал доказывать ему, что мой сын не может получить двойку, поскольку он редчайший талант, что он из киношной семьи. Но потом Кирилл передумал туда поступать, и мне не пришлось беспокоить нынешнего ректора ВГИКа…

Но тогда, в 1981 году, эта вопиющая несправедливость меня, как говорится, зацепила, и я, почти как Виктория Токарева, ворвался к ректору.

Виталий Николаевич мягко произнес: «Молодой человек, у нас творческий вуз, поэтому что мы хотим, то и делаем. Пожалуйста, покиньте кабинет».

Я покинул и кабинет Ждана, и Москву, и вернулся в Баку несолоно хлебавши.

Мне стало понятно, что эту систему я в одиночку перешибить не готов. Нужны были другие ресурсы, и я начал их искать.

В Советском Союзе получить кинематографическое образование можно было в двух учебных заведениях – помимо ВГИКа, были еще Высшие двухгодичные курсы сценаристов и режиссеров при Госкино СССР.

Поступить на эти курсы могли только люди, уже имеющие высшее образование.

Но поступить туда было еще сложнее, чем во ВГИК.

Существовал, правда, один верный путь для попадания на курсы, но для меня, увы, недоступный – со стопроцентной гарантией поступали люди, имеющие направление от национальных республик. Но как я мог получить такое направление? Я ведь не только не азербайджанец, но и вообще не бакинец.

К 1982 году лишь один человек из Азербайджана – еврей по национальности – получил такое направление. Но для этого понадобилось специальное решение ЦК компартии Азербайджана. И этим человеком был… Юлий Гусман.

Однако в отличие от меня он был коренным бакинцем, легендарным капитаном КВН, сыном знаменитого профессора Соломона Гусмана…

И тем не менее я такое направление получил.

Помог Рустам Ибрагимбеков, который следил за моим поступлением во ВГИК и переживал мои неудачи, как собственные.

Направление от республики должны были подписать три человека – первый секретарь Союза кинематографистов (Рустам Ибрагимбеков), первый секретарь Союза писателей (Анар) и председатель Госкино (Азад Шарифов).

Рустам, по сути, совершил невозможное – он лично договорился со всеми подписантами, и перед поступлением на курсы в моих руках была невероятная бумага, подтверждающая, что я направляюсь на учебу от Азербайджана как национальный кадр.

С такой бумагой я не мог не поступить. А сценарную мастерскую в 1982 году набирал Валерий Семенович Фрид, который, естественно, был моим сторонником. Так что я должен был поступить не со стопроцентной гарантией, а с двухсотпроцентной.

И все же я не поступил.

Сволочи, ведавшие приемом на курсы, поняли, что меня не остановить, и нашли единственно возможное решение – вообще не допустить меня к экзаменам. Безо всяких объяснений.

Директором курсов была Ирина Кокорева. Бессовестная, как вся советская власть. Кокорева бегала от меня как зайчиха, но я ее выследил, буквально вцепился в нее и заявил: «Пока не скажете, от кого получили команду, не отпущу». Сказала, никуда не делась.

Команду дал Анатолий Богомолов – тогдашний главный редактор Госкино СССР по художественным фильмам, бывший комсомольский чиновник. Один из тех, кто всегда при власти – то в ЦК КПСС, то на радио, то на телевидении, то в АПН. В 1980 году Богомолов пришел в Госкино и сразу же прославился – тем, что начал травить Ролана Быкова во время его работы над «Чучелом».

Что я мог сделать?

Состояние у меня было ужасное, и я не придумал ничего лучшего, чем поехать на Аллею космонавтов в районе ВДНХ. Почему-то мне казалось, что там я встречу какого-нибудь космонавта, расскажу ему все, и он мне немедленно поможет.

Почему я был таким наивным? Ведь было мне уже 27 лет, я много чего видел и испытал. Трудно сказать… Но и сейчас, став значительно старше, я зачастую после очередной нанесенной мне обиды мечтаю выйти на улицу, чтобы встретить большого начальника, который накажет незаслуженно унизивших меня чиновников…

В тот день ни один космонавт на одноименную аллею не вышел. И тогда я почему-то поехал в Дом кино на Васильевской улице. Машинально произнес на проходной, что у меня личное письмо первому секретарю правления Союза кинематографистов СССР Льву Александровичу Кулиджанову. Был немедленно пропущен. Зашел в ресторан, заказал самый популярный здесь салат из маргеланской редьки и двести граммов водки. Уже заканчивая свой неожиданный обед, увидел в соседнем кресле забытый кем-то справочник Союза кинематографистов СССР. Механически открыл эту замечательную книгу, начал читать и наткнулся на домашний адрес выдающегося актера Михаила Андреевича Глузского.