Репортер - Михаил Дегтярь

Не буду злоупотреблять скабрезными рассказами, приведу только один весьма характерный случай из моей абитуриентской общежитской практики.

Сижу я в своей комнате, читаю, никого не трогаю. Заходит девица. Роскошная. Ясно, поступает на актерский. В ходе светской беседы выясняется, что я ошибся – девушка окончила Пермское хореографическое училище и приехала поступать на режиссерский факультет. Почему не на актерский, спрашиваю? А там, говорит, одни бляди учатся. Бывшая балерина и будущий режиссер сразу же поинтересовалась – а не хочу ли я пойти с ней в баню помыться? Ну, отвечаю, отчего ж не сходить? Тем паче что студенты ВГИКа приучили ночных сторожей Астраханских бань пропускать остро нуждающихся в неурочное время. В ту ночь я многое узнал о балеринах…

Секс, конечно, штука хорошая, но главным для меня было все-таки попасть в заветный вуз.

Поступал я в сценарную мастерскую Людмилы Кожиновой и Василия Соловьева. Людмила (или Мила, как ее все до сих пор называют) Кожинова была женой Валентина Черныха, сценариста нашумевшего «оскароносного» фильма «Москва слезам не верит», а Василий Соловьев – автором сценария другого советского киношедевра: фильма Сергея Бондарчука «Война и мир» (по этому поводу ходила шутка, что Соловьеву очень повезло не только с режиссером, но и с соавтором – Львом Николаевичем). Кожинова и Соловьев, безусловные мэтры киносценарного цеха, очень хотели взять меня на курс – им понравились мои вступительные рассказы. Но мастера во ВГИКе решали далеко не все – абитуриентов в этом вузе ждали несколько тяжелейших этапов.

Первые из них – три творческих тура: написать за шесть часов сценарий на заданную тему, составить рецензию на фильм, который еще никто не видел, и пройти собеседование.

С первым туром проблем не возникло. Название темы, которая мне досталась, – «Внезапно наступило прозрение».

И я описал реальную историю, которая случилась со мною в Баку.

Мои друзья уехали в отпуск и оставили мне на попечение свою очень хорошую квартиру в центре города, на пятом этаже, с высокими потолками и просторным балконом. Однажды я вышел на лестницу, захлопнул дверь, а ключи оставил в квартире. Хорошо помню свои ощущения – дверь захлопывалась, словно в рапиде, а я провожал ее тоскливым взглядом. Все, что случилось со мной потом, Сергей Эйзенштейн смело мог бы описать в своем творческом манифесте «Монтаж аттракционов».

Я пошел в мастерскую по изготовлению ключей и привел к злополучной двери слесаря, который сразу понял, что я не хозяин квартиры. Этот бдительный советский гражданин велел ждать его, якобы отправился делать ключ, а на самом деле сдал меня милиции. Приехали милиционеры с автоматами, меня повязали и привезли в отделение. И именно в этом нерадостном месте мне впервые в тот несчастливый день улыбнулась удача – начальник отделения, отец моего приятеля, узнал меня, пожурил за расхлябанность и отпустил с миром.

Это, конечно, было замечательно, но проблему попадания в квартиру не решало. И я отправился уговаривать соседей сверху, чтобы они разрешили мне спуститься по веревке с их балкона на мой. Пока я уговаривал соседку (и ведь уже почти уболтал!), ее муж как настоящий советский бдительный человек вызвал… милицию. И я опять оказался в том же отделении перед тем же начальником, который меня снова отпустил, но жестко предупредил, что в третий раз уже точно меня арестует.

Ситуация осложнялась тем, что ко мне должна была прийти девушка, а интимное свидание, которого я ждал с нетерпением, пропустить было невозможно.

Решение пришло внезапно, как некое озарение. Из телефона-автомата я позвонил по номеру 01 и взволнованным голосом сообщил, что у меня в квартире пожар. Моментально с воющей сиреной примчалась пожарная команда, быстро убедившаяся, что никакого огня нет и не было.

– Ага, ясно, ложный вызов, – констатировал старшина пожарного расчета. – Значит, вызываем милицию!

Я отозвал старшину в сторону и объяснил ему, что родился в этом доме, здесь впервые произнес слово «мама» и именно мама на этом балконе учила меня первым буквам…

– Мамой клянешься? – взволнованно спросил меня старшина.

– Мамой клянусь! – ответил я, грустно опустив голову.

Для азербайджанских пожарных слово «мама» – святое. И потому старшина дал команду выдвигать телескопическую лестницу.

В это время к дому подошла моя девушка, выразившая желание пройти все испытания вместе со мною, и мы вместе полезли вверх по длинной, неприятно вибрирующей лестнице. Когда мы добрались до цели, я понял, что совершенно случайно указал пожарным не свой балкон – мой находился на этаж выше. Об этом я и сообщил старшине.

На соседних балконах стали появляться соседи. Старшина поинтересовался у них, знают ли они меня.

Соседи сказали, что видят меня в первый раз в жизни, а один из них напряг память и вспомнил, что видел мою фотографию на стенде «Их разыскивает милиция».

Естественно, к дому вскоре подъехал милицейский кортеж во главе со знакомым мне начальником отделения.

– Как же ты мог забыть ключ? – спросила меня девушка. – Посмотри внимательно в карманах.

Я похлопал себя по карманам и, конечно, нашел там ключ.

Ситуация накалялась. Служивые блокировали дом, подъезд и лестничную клетку, а мы с милой девушкой, не замечая милиционеров, пожарных и соседей, начали самозабвенно целоваться взасос прямо на балконе…

За этот сценарный этюд я получил пять баллов.

Следующий этап – рецензия на неизвестный фильм.

Все абитуриенты гадали, напрягая фантазию, какой фильм привезут, но не угадал никто.

Нам показали картину «Портрет жены художника» в постановке Александра Панкратова по сценарию Натальи Рязанцевой с Валентиной Теличкиной и Сергеем Шакуровым в главных ролях.

Фильм мне не понравился. Но можно ли было его критиковать? Не уверен…

Я хорошо знал все фильмы, поставленные по сценариям Рязанцевой, в числе которых были настоящие шедевры – «Крылья» Ларисы Шепитько, «Долгие проводы» Киры Муратовой, «Чужие письма» Ильи Авербаха. Наталья Рязанцева – известнейший, очень хороший сценарист, да и к тому же первая жена талантливейшего и безвременно ушедшего Геннадия Шпаликова…

В итоге я все же написал критическую рецензию, а вечером пошел в гости к Юлию Дунскому и Валерию Фриду, которым рассказал о своем негативном отзыве на фильм.

Как оказалось, выдающиеся драматурги советского кино дружили с Рязанцевой, и поэтому фильм более чем аргументировано защитили, а меня отругали за дилетантский и безответственный подход к оценке работы мэтра.

Тем не менее и за рецензию я также получил пять баллов.

И вот подошло время, на первый взгляд, самого простого, но при этом и самого опасного экзамена – собеседования.

Собеседование, или, как его еще называют, коллоквиум – это выявление интеллектуальных возможностей и способностей человека. Как можно их выявить за пятнадцать минут разговора, мне непонятно до сих пор. Но во ВГИКе были свои приемы раскрытия талантов – например, дать абитуриенту совершенно неожиданное творческое задание и оценить его реакцию.

Одной девушке, поступавшей на актерский факультет (ну вы помните – это там, где учатся одни бляди), сказали: «В этой комнате разгорается пожар! Действуйте!». Девушка подбежала к одному из преподавателей, спихнула его со стула, этим стулом разбила окно, вскочила на подоконник и начала истошно вопить: «Пожар! Помогите! Спасите!». Окно потом застеклили, а девушку, естественно, приняли.

Я поступал на сценарный факультет, где на собеседовании таких экстравагантных творческих задач не ставили, зато задавали каверзные узкопрофессиональные киноведческие вопросы.

И меня явно хотели завалить.

Одним из членов комиссии был выдающийся сценарист Евгений Иосифович Габрилович. Человек очень совестливый, он все понимал и сидел молча, с низко опущенной головой. Потом он станет одним из моих мастеров, я буду ездить к нему в Дом ветеранов кино в Матвеевском и читать свои сценарии. А его сын, замечательный режиссер документального кино Алексей Габрилович, даст мне в 1995 году рекомендацию для вступления в Союз кинематографистов России.

Сначала все шло хорошо – советскую фильмографию я знал, подозреваю, лучше тех, кто мне такие вопросы задавал, и на все вопросы комиссии отвечал довольно легко.

И вот тут-то и подкрался, как любил говорить Валерий Семенович Фрид, пиздец в виде комбинации из трех «простых» вопросов, которые я, конечно, хорошо запомнил.

– Кто ваш любимый грузинский сценарист?

– Резо Габриадзе.

Ладно, с этим вопросом еще можно было согласиться.

– Отлично! Назовите первый фильм, снятый по его сценарию.

– «Необыкновенная выставка».

Вопрос для меня был легким, но почему я должен был знать именно первый фильм? Что-то меня насторожило.

– Превосходно! А как назывался сценарий?