Репортер - Михаил Дегтярь

Короче говоря, наша газета не могла пройти мимо таких гостей, и мы решили взять у них интервью. Поручено это было сделать нам с Гришкой – он работал в «Караване» внештатно. Мы созвонились с писателями и приехали к ним в гостиницу. Записали хорошую беседу.

Я взволнованно поинтересовался у Александра Иванова, нет ли у него новой пародии, которую мы можем опубликовать в нашей газете. Он радостно отвечает, что есть. На Булата Окуджаву, на его «Восточную песню» – «Виноградную косточку в теплую землю зарою…».

– А вы можете отдать нам ее для публикации? – не верим мы своему счастью.

– Отдаю! – царственно отвечает Иванов.

Мы с Гришей берем пародию, написанную четким почерком Иванова, и мчимся в редакцию. Быстро пишем интервью, прикладываем пародию и сдаем все это в набор.

На следующее утро материал – в номере!

Мы встречаемся с Гришей рано утром, покупаем газеты в киоске и бежим в гостиницу передать их знаменитым писателям. Входим в номер и видим странную картину – и Иванов, и Арканов, и Измайлов катаются по полу от смеха… А в руках у них – газеты с интервью. Увидев нас, они начинают хохотать еще громче.

Что-то нам с Гришей не пришлось это по душе….

Наконец Арканов говорит: «Вы что, обалдели? Это же была шутка! Вы пародию читали?».

Честно говоря, мы читали, но не очень внимательно.

Иванов говорит: «Прочитайте теперь внимательно» – и протягивает нам нашу же газету.

И мы читаем:

Виноградную косточку в теплую землю зарою,И золу поцелую, и пеплом посыплю главу…

Дальше читать мы не смогли….

«И зоЛУ ПОцелую» – это было концом моей карьеры. Целовать залупу в РЕСПУБЛИКАНСКОЙ газете, одна заметка в которой снимала с работы больших начальников – это было очень неожиданно.

А редактором газеты был тогда Хуррам Алиев. По поводу его имени Гришка придумал шутку – «Хýрам насмех». Хуррам был уникальным человеком, когда он видел в моей заметке слово «капустник», то вызывал меня и серьезно спрашивал: «Ты что пишешь про капусту, ты ведь не в сельскохозяйственном отделе работаешь?».

Недавно мы встретились с Аркадием Аркановым на похоронах Василия Аксенова, и я напомнил ему эту историю. Аркадий Михайлович признался мне, что пародию эту написал он сам, а не Александр Иванов. Поскольку известным пародистом был Иванов, а не Арканов, под именем Иванова нам ее и «впихнули».

Моя работа в газете на этом была закончена. Выгнали.

И тогда меня взял к себе на работу в Союз кинематографистов Азербайджана Рустам Ибрагимбеков…

А потом наступил наш с Гришей московский период. Гришка уехал поступать в ГИТИС, а я во ВГИК.

В ГИТИС Гриша поступил на курс легендарной Марии Осиповны Кнебель, которая училась у самого Михаила Чехова. Григорий очень гордился своим мастером, говорил мне шутливо, что между ним и Станиславским только Мария Кнебель.

Хорошую историю тех лет рассказал Виктор Шендерович. В ГИТИСе училась симпатичная девушка, которой очень нужна была московская прописка. Гриша был одним из тех, кто предложил девушке выйти за него замуж, но девушка категорично от его предложения отказалась. И тогда Григорий произнес замечательную фразу: «Ну вот, я лег на амбразуру, а пулемет не работает…»

Какое-то время мы жили с ним в одной съемной квартире в Матвеевском, в знаменитом круглом доме. Я отвечал за кухню. Денег было немного, и приходилось экономить. Я покупал самые дешевые макаронные рожки, отваривал их, жарил на сковороде и посыпал сверху мелко нарезанным чесноком. Гриша не мог есть эту гадость. «Зачем ты портишь продукты, – кричал он мне. – Сразу покупай что-нибудь приличное!»

Уже тогда он стал писать и ставить свои знаменитые капустники, на которые рвалась вся Москва. На одном этих капустников Марк Захаров и Григорий Горин предложили Грише возродить театр «Летучая мышь».

Этот театр и стал Гришкиной судьбою. Он ведь и сам был похож на первого режиссера «Летучей мыши» Никиту Балиева – такой же толстый, вальяжный…

Гениально, что возрожден театр был на своей исторической сцене – в Большом Гнездниковском переулке.

Рождение театра вызвало к жизни бурю газетных публикаций, но первую заметку о «Летучей мыши» под названием «Кабаре в переулке» опубликовал я – в газете «Комсомольская правда». И первый телерепортаж о театре снял я. Гришка был мне очень благодарен.

К сожалению, последние годы Гришиной жизни мы с ним виделись редко. Пару раз ездили отдыхать в подмосковные дома отдыха. Встречались на его премьерах, не очень частых.

Единственное, что было святым и незыблемым – наши с ним дни рождения. Гришка был на всех моих днях рождения, я – на всех его. Естественно, на моих днях рождения он был тамадой, и мои постоянные гости весь следующий год ждали встречи с Гришей – настолько ярким человеком он был.

А гости на моих днях рождения бывали не слабые! Любой из них сам мог и тамадой быть, и за словом долго в карман не лез. Всегда приходили Света Сорокина, Юра Стоянов, Боря Берман, Ильдар Жандарев, Володя Вишневский, жена Гриши Люба…

Несколько раз мы все присутствовали при боях «быков» – Гриша Гурвич против Володи Вишневского. Они сыпали друг другу стихи собственного производства, и это было очень яркое зрелище!

Известие о Гришиной болезни потрясло. Сразу почему-то было понятно, что там страшное… Говорили, что его добили в Москве врачи, хотя им и хорошо платили. И вроде бы вытащить Гришу взялись врачи израильские.

Перед самым отъездом в Израиль он мне позвонил. Голос был спокойный, интонации прежние. Гриша предложил пообедать в «нашем» месте. Есть в Москве одно кафе, в котором работают армяне, беженцы из Баку. Пищу они готовят типично бакинскую и очень приличного качества. Мы иногда обедали там с Гришей, и перед отъездом он захотел сходить именно туда.

Когда я увидел Гришу, то еле сдержался, чтобы не выдать своих эмоций. Это был совсем другой человек. Он очень похудел. Почти без волос, как это обычно бывает после курса химиотерапии. Гриша внимательно смотрел на меня – его, видимо, интересовала моя реакция на изменения в его внешности. Надеюсь, что я себя не выдал.

Весь тот день мы провели вместе. Посидели в нашем кафе, потом в другом… Я пытался хохмить, Гриша привычно отвечал, но чувствовалось, что он весь в себе, словно прислушивался к своим ощущениям. Так бывает, когда человек принял обезболивающее и с тревогой ждет – подействует или нет? Теперь я думаю, что он все про себя понимал.

Мы попрощались с ним на площади Маяковского. Через два дня Гриша улетел, и больше я его не видел.

О смерти Гриши я узнал с запозданием. В составе группы российских журналистов я был на Кипре. Мы встречались с президентом этой страны Глафкосом Клиридисом.

В делегации был также Михаил Гусман, младший брат Юлия. Мы с ним сразу же решили, что вылетим в Тель-Авив. Но у нас не оказалось израильских виз, и была суббота – шабат. Никакая сила не могла заставить израильских дипломатов выйти ради нас на работу. Мы подключили к решению этой проблемы наше посольство на Кипре, но и оно ничем помочь не смогло.

Так что мертвым я Гришу не видел. Но теперь, спустя время, думаю, что это, может быть, и к лучшему. Я помню, как мы прощались с ним на площади Маяковского, помню его живым и только живым. Для меня он просто уехал, как уезжают люди за границу на постоянное место жительства.

…Спустя двенадцать лет после смерти Гриши я все же побывал вместе со всей своей семьей на его могиле. Узнал от друзей, что похоронен он на кладбище «Яркон» возле города Петах-Тиква (это совсем рядом с Тель-Авивом).

Приехали.

Но как найти могилу? Кладбище ведь огромное.

Перед входом на кладбище видим небольшое строение, похожее на продуктовую лавку. В окошке сидит солидного возраста ортодоксальный еврей с пейсами, в широкополой шляпе… Говорю ему, что хочу найти могилу. Человек просит у меня фамилию и год смерти. Через минуту держу в руках листок с подробной информацией, как найти могилу – в каком ряду, на какой аллее. Есть ли у нас такие службы, не знаю…

Постояли у могилы Гриши, положили на нее цветы, зажгли свечку.

Боже мой, думал я, здесь лежит мой лучший друг, который был моложе меня, но вот уже двенадцать лет, как он в сырой земле.

Юлий Гусман,

Юлий Дунский и Валерий Фрид

Напомню, что именно Гриша Гурвич познакомил меня с одним из самых ярких в Баку людей, который на долгие годы стал моим другом – легендарным Юлием Гусманом. Я просто не мог с ним не познакомиться, потому что у нас были общие знакомые, одни интересы, одни вкусы…

К тому же я снимал квартиру в старом городе на улице Петра Монтина – практически напротив дома Гусманов, который был построен в 1899 году неким Джан Мирзой Бабаевым.

Я часто бывал в этом доме и даже застал там еще самого Соломона Моисеевича Гусмана – доктора медицинских наук, главного врача Каспийской флотилии. Отец Юлия и Миши умер в 1980 году и похоронен рядом с женой Лолой Юльевной Барсук на Чемберекендском еврейском кладбище.