Михаил Коцюбинский - Ирина Михайловна Коцюбинская

всей семьей вместе с нашими знакомыми Ф. Шкуркиной-Левицкой и П. Солониной мы ездили на пароходе в село Ладинку Олишевской волости, на Волчью гору к Исидору Василевскому, близкому другу нашей семьи. Выйдя на берег, шли пешком по тропинке через зеленый луг вдоль Десны до крутого подъема, где нас ждал фаэтон.

По дороге нам встречались босоногие сельские девчата; празднично одетые (было воскресенье), они торопились в церковь, неся за ушки свои ботинки. Отец любовался пышным сосновым бором на Волчьей горе, зарослями лесной гвоздики, наполнявшей воздух нежным ароматом.

Отдыхали после дороги в просторных комнатах с дощатыми стенами в венках из пшеничных колосьев, где пахло смолою и полем.

Отцу нравилась патриархальная простота комнат с крепко сбитыми на старинный манер лавками, покрытыми плахтами и ткаными рушниками. Дочь Василевского Оксана, чернявая красавица в белой крестьянской свитке, радушно встречала гостей.

Под горой был залив, где покачивались лодки. На них мы выплывали на Десну. Отец правил, а мы гребли изо всех сил.

Ездили мы также с отцом и матерью на тильбюри по окрестным селам вблизи Ладинки. Были в Золотинке, Серединке, Сеножатском, Красном.

В апреле 1901 года Коцюбинский вместе с Черлюн-чакевпчем и Назаровым в составе группы статистиков Черниговского оценочного бюро отправились в Новозыбковский уезд Черниговской губернии для описи недвижимого имущества, подлежащего земскому обложению.

Во время этой поездки у писателя возникла идея психологического этюда «Куколка», очень важного в творческой эволюции художника. Он знаменовал собою окончательный разрыв писателя с культурническими иллюзиями.

К сожалению, цензура настолько извратила это произведение, выбросив основные «психологические узлы», что писатель попал в затруднительное положение, сомневаясь, нужно ли в таком виде его печатать. Позже, в 1905 году, выступая на заседании Черниговской городской библиотеки по поводу цензурных ограничений, Коцюбинский «рассказал кое-что и из своего личного опыта». В «Куколке» фигурировал священник, у которого были серые глаза. Цензору это не понравилось, и он везде вычеркнул «серые глаза». Но он не только выколол глаза герою повести, он еще постарался порвать и чуть ли не все психологические узлы повести и таким образом совершенно изуродовать произведение[37].

Отец в этот период жизни был, как всегда, ровным, мягким с окружающими, но чувствовалось, что с ним начинает твориться что-то неладное. Он и сам понимал это: «Бывают у меня периоды бессонницы, тяжелой угнетенности. Все мои чувства заостряются. Я становлюсь необычайно чутким, подвижным, веселым, удачливым. Все дается мне легко. Все воспринимаю и ощущаю остро, ярко. Творчество кипит во мне… Но я знаю, что уже где-то близко-близко собирается туча. Что вслед за этим наступит период упадка. Что черная меланхолия окутает меня. Что я буду долго и тяжело болеть, пока понемногу снова приду в норму»[38].

Такие срывы, правда, наблюдались тогда еще редко, и ему много и легко писалось.

«Вот расписался! Целый томик рассказов за это время собрал», — восторгается он.

Уже давно Коцюбинский вынашивал мысль создать большое произведение — это должно было быть социальное полотно, широкая панорама времени, в которой была бы показана революция 1905 года. К этому периоду, то есть к началу 900-х годов, у писателя был уже накоплен солидный багаж и впечатлений, и фактов, и знаний. Обладал он уже большим творческим опытом. Поэтому естественно, что к 1902–1903 годам замысел повести, названной позже «Fata morgana», вполне сложился.

В центре произведения семья безземельного крестьянина Андрея Волика, впавшая в страшную нужду. Андрей, в прошлом рабочий сахарного завода, надеется на восстановление сгоревшей сахароварни. Его жена Малайка мечтает о земле. Но жизнь жестоко смеется над обоими. Из-за несчастного случая на заводе Андрей становится калекой, а позже гибнет во время кулацкого самосуда, учиненного над восставшими крестьянами. Мечты Маланки развеиваются, словно fata morgana — марево, — поманили и исчезли…

Первая часть повести завершается беспросветным хмурым финалом:

«…Идут дожди. Холодные осенние туманы клубятся вверху и спускают на землю тонкие мокрые косы. Плывет в серую безвесть тоска, плывет безнадежность, и тихо всхлипывает грусть. Плачут голые деревья, плачут соломенные стрехи, умывается слезами убогая земля и не знает, когда улыбнется. Тусклые дни сменяют темные ночи. Где небо? Где солнце?.. Мириады мелких капель, как утраченные надежды, вознесшиеся слишком высоко, падают и, смешанные с землей, текут грязными потоками. Нет простора, нет успокоения».

Материалом для первой части повести послужили впечатления, собранные и записанные Коцюбинским в период его жизни в селах Подолии.

Еще в молодые годы учительства у него возник замысел рассказать о жизни деревни. В Лопатинцах писатель жил вблизи сгоревшей сахароварни, владельцем которой была компания во главе с Бродским. Рядом с домом Мельникова, где отец был домашним учителем, «жила бедная семья Андрухова с двумя детьми. Прежде он служил аппаратчиком на сахароварне, а во время пребывания Коцюбинского, став фактически безработным, жил надеждами на фабрику (которую должны были открыть. — И. К.)»[39]. Как сообщают очевидцы, Коцюбинский часто посещал эту семью.

Крестьянка из села Лопатинцы Мария Ксендз вспоминает также о чете Соломчиных, Андрее и Меланье, которые жили тогда в том же селе. Андрей работал на сахароварне, но, по выражению односельчан, избегал тяжелой работы, «был таким легоньким… не любил около земли ходить. Любил рыбку удить, носил Мельнику почту». В этой семье было две дочери — Афийка и Марыся. Можно допустить, что в воспоминаниях фигурирует одна и та же семья. По-видимому, Соломчины в селе прозывались по-уличному Андруховыми — по имени хозяина Андрея, так как биографические данные обоих семейств полностью совпадают. Отдельные детали из жизни этих семей, их настроения, привычки, упования, колоритность речи и даже имена вошли в повесть Коцюбинского «Fata morgana».

Но, разумеется, произведение Коцюбинского строилось не только на непосредственных впечатлениях. Писатель пристально следит за нарастанием крестьянских недовольств на Украине, и уже не одни Лопатинцы и Выхвостово дают ему пищу для размышлений. Все больше и больше украинских сел вовлекалось в борьбу. В поле зрения Коцюбинского оказывалась вся Черниговщина, вся Украина.

Шаг за шагом, с каждым новым разделом книги все более ясно вырисовывалась социальная масштабность создаваемой эпопеи. Широкое народное движение современности, коллективная психология, герои — борцы за народное дело — все это представало в украинской литературе в таких масштабах впервые. Над повестью Коцюбинский работает в течение последующих десяти лет, и вся его жизнь этого периода так или иначе связана с осуществлением грандиозного замысла.

Годы, предшествующие первой русской революции и дальнейшие годы были временем расцвета дарования художника. Отец вынашивает все новые и новые темы. Он весь переполнен ими. «Сюжетов у меня всегда много, — говорил Михаил Михайлович. — Но я выбираю из