Михаил Коцюбинский - Ирина Михайловна Коцюбинская

друг семьи писателя), художники Михаил Жук, Петр Цыганко и Валентин Зенченко, сельская учительница Персида Данилевич, ее друг гимназист Борис Чернявский и другие.

Тесная дружба связывала отца с поэтом-сатириком Владимиром Самийленко. Его внешний вид — небрежно свисающие пряди седых волос, поношенная студенческая тужурка — вполне соответствовал безалаберному образу его жизни. Самийленко был явной противоположностью всегда подтянутому Коцюбинскому. Его дом напоминал жилище Нечуя-Левицкого, у которого на Пушкинской часто бывал отец во время своих поездок в Киев. Такие же две маленькие комнаты с прихожей. В меньшей комнатке стояла кровать, а на стене висела бандура. Во второй, парадной комнате, — диван и на угловом столике лира без струн, заказанная какому-то горе-мастеру да так и не доведенная им до конца. Она как бы символизировала деятельность самого хозяина, поэтические замыслы которого часто оставались незавершенными. Всюду — на столах, подоконниках, на полу — громоздились книги. Михаил Михайлович никогда не знал, где тут присесть, все было покрыто слоем вековой пыли. Беспечный хозяин не обращал внимания на окружающий его невероятный хаос. Он весь был поглощен творчеством, переводами…

Коцюбинский подтрунивал над приятелем. Ведь и в редакции «Земского сборника», где секретарствовал Владимир Иванович, было не лучше. Незадачливый секретарь «сгружал» всю почту, все рукописи, книги, брошюры в свой так называемый «редакционный портфель» — огромнейший шкаф, который за невообразимый беспорядок, в нем царивший, прозвали безодней, то есть пучиной..

В Чернигове Самийленко написал несколько драматических произведений, в том числе пьесу «Маруся Чураивна» и «Драму без водки». Но главным образом он занимался переводами («Лекарь поневоле», «Жорж Данден», «Брак поневоле», «Скупой» — Мольера, «Свадьба Фигаро» — Бомарше, «Царь Федор Иоаннович» — А. Толстого и др.).

В письмах друзьям отец писал: «Самийленко сейчас занят переводом Мольера (с оригинала) и уже кончает «Тартюфа». А в письме Г. Мачтету, стремясь устроить Самийленко на лучшую работу, характеризует своего друга как выдающегося украинского поэта, переводчика Данте и Мольера, человека образованного, талантливого, глубоко честного и симпатичного.

Переводы Самийленко (он владел девятью языками) действительно звучали по-украински так же естественно, как и их французские, испанские и итальянские оригиналы.

Частым посетителем «понедельников» Коцюбинского был Борис Гринченко. Обладал он очень многосторонним дарованием, был и прозаиком, и поэтом, и драматургом, и переводчиком, и фольклористом, и этнографом. Принадлежит Б. Гринченко также капитальный четырехтомный «Словарь украинского языка», переизданный в 1958 году Академией наук УССР. Занимался он, кроме всего прочего, и педагогической деятельностью, базируясь на принципах русской демократической школы К. Д. Ушинского и В. П. Острогорского.

Вся эта деятельность была, однако, не лишена определенных противоречий, которые отражали и объективную сложность условий, в которых творил Гринченко, и его субъективную непоследовательность. Он много сделал для украинской школы, языка, народного образования, но в то же время в просветительстве этом проявлялась иногда и национальная ограниченность. Как сказал Максим Рыльский, «во главу угла» Гринченко ставил подчас не социальный, а национальный момент. Но опять-таки последнее все же не влекло за собой неприязни к другим народам, наоборот, он всячески поддерживал и осуществлял идею интернационального братства. Недаром на смерть Гринченко откликнулась прогрессивная пресса очень многих стран.

Отец уважал Гринченко за ум; честность, трудолюбие, и, когда у того были неприятности по службе, в письме маме замечал: «Так смешивать с грязью человека, да к тому же еще и честного (я уверен в этом), недостойно порядочных людей. Если у Гринченко есть какие-то недостатки, так из этого не вытекает, чтобы на основании сплетен позорить его и отказывать даже в честности».

Но порою в отношениях Коцюбинского с Гринченко чувствовались сложности. Отец величал Гринченко «генералом», был недоволен его предисловием к собранию сочинений Леонида Глибова и т. д.

Не все начинания отца одобрял и Гринченко. В 1903 году, например, у Коцюбинского возник замысел издать альманах «Из потока жизни», в котором он решил поместить непубликовавшиеся произведения известных украинских писателей. В связи с этим Михаил Михайлович обратился к Ивану Франко, Лесе Украинке, Панасу Мирному, Нечую-Левицкому, Стефанику, Кобылянской, Кобринской с призывом способствовать отражению в литературе всех слоев общества — интеллигенции, фабричных рабочих, войска, артистического мира, поднять темы философские, психологические, исторические, учитывать запросы современного читателя, который «имеет право ожидать и от родной литературы более широкого поля наблюдения, верного изображения различных сторон жизни всех, а не только одного какого-нибудь слоя общества».

Это обращение имело огромное значение для украинской литературы, ее будущего. На него широко откликнулись многие писатели, хотя и не все современники осознали его новаторский смысл. В числе последних был и Гринченко, который по поводу замысла Коцюбинского иронически заметил: «От него пахнет устрицами».

Раздражал Б. Гринченко и внешний вид Коцюбинского. «Борис Дмитриевич, — вспоминает М. Могилянский, — обратился ко мне и с явной иронией сказал: «Вот бы вам, Михаил Михайлович, нужно было бы с ним (Коцюбинским. — И. К.) познакомиться. Увидели бы украинского писателя в воротничках и в галстуке».

С другими участниками литературных «понедельников» отца связывали издательские интересы. Так, Леонтий Шрамченко и Михаил Могилянский были переводчиками его произведений на русский язык. С Николаем Чернявским и Григорием Коваленко Михаила Михайловича сближала работа по изданию альманахов и сборников. Николай Вороный интересовал Коцюбинского не только как лирик, но и как артист известных тогда украинских трупп Кропивницкого, Саксаганского, Садовского, а позже — русских: Петрова-Краевского, Петипа и Форкати. Ольга Андриевская была связана с семьей Коцюбинских своей политической деятельностью. Отец впоследствии помог ей эмигрировать в Чехию, где она во многом способствовала переводам его произведений на чешский язык.

На литературных «понедельниках» часто составлялись программы литературно-музыкальных вечеров, которые организовывала «Просвита»[27], потому постоянными гостями у нас были известные артисты.

Однажды пригласили цимбалиста. Для него освободили место за столом, поставили цимбалы на стаканы, до половины наполненные водой, чтобы звук был яснее, и цимбалист стал воспроизводить на своем инструменте украинские мелодии. Отец любил народные песни в обработке Н. Лысенко «Без тебя, Олеся, тяжко жить на свете», а также романс на слова Гейне «Был у меня родной любимый край». Часто слушали шевченковские «Думы мои, думы мои» и оперные арии в исполнении Шаляпина.

1898 год был богат политическими событиями и съездами, которые в основном проходили в Киеве. Так, между 20–27 августа был созван II съезд украинских «Громад», которому предшествовал тайный съезд студенчества. На съезде «Громад» было решено передать Борису Гринченко и Михаилу Коцюбинскому 800 рублей на организацию тайной типографии для печатания брошюр на украинском языке для рабочих. Также было выдано 300 рублей студентам из Галиции Д. Лукияновичу и Р. Сембратовичу, которые привезли в 1897 году от И. Франко тюк социал-демократической литературы и шрифт для типографии[28].

О