Михаил Коцюбинский - Ирина Михайловна Коцюбинская

в Петропавловской крепости, а затем был выслан в Архангельскую губернию и водворен в Шенкурск. Из Шенкурска Мачтет бежал, но был пойман и помещен сначала в мезенскую тюрьму, а затем выслан в Восточную Сибирь. Вернувшись из ссылки в 1886 году, он все время находился под негласным надзором — в Одессе, Зарайске, Житомире, Петербурге.

Его жена, «дочь титулярного советника Мачтет (Медведева), приговором особого присутствия Правительствующего сената от 24 февраля 1877 года была признана виновной во вступлении в революционное сообщество и присуждена к лишению всех личных прав и преимуществ и к ссылке на жительство в Тобольскую губернию»[25]. С Григорием Мачтетом осталась трехлетняя дочь Танечка.

Стремясь расширить представления украинского читателя о политической и культурной жизни Галиции, Михаил Михайлович ввел в «Волыни» раздел, в котором помещались материалы из галпцких газет и журналов. Позже, в 1903 году, вместе с черниговскими подписчиками «Киевской газеты» Коцюбинский обращается к редактору этой газеты с просьбой о том, чтобы в ней по примеру «Волыни» была бы тоже открыта специальная рубрика «Из украинских газет», где помещались бы материалы из газет «Буковина», «Общественный голос», из журнала «Литературно-научный вестник» и других периодических изданий[26].

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

НА «ПОНЕДЕЛЬНИКАХ» В ЧЕРНИГОВЕ

Наконец было получено разрешение департамента полиции допустить Коцюбинского на службу в Черниговское земство, и 26 февраля 1898 года отец возвращается в Чернигов. Он получил должность деловода губернской земской управы и одновременно стал совмещать эту работу с заведованием столом народного образования в том же земстве. Он жил с семьей на частной квартире, почему и возникло решение продать винницкий дом и на эти средства приобрести небольшую усадьбу в Чернигове.

Сперва Коцюбинским приглянулся участок на Глебов-щине, позже, в 1898 году, был приобретен — земельный участок на Ганжовщине в дачной местности села Бобровица у Милорадович, но отец не смог поселиться там — не оказалось жилого помещения. В конце концов семья обосновалась в деревянном домике по улице Северянской, 3, который был куплен в том же 1898 году и в котором Коцюбинский прожил все последние пятнадцать лет. Для уплаты стоимости дома Коцюбинский был вынужден просить в банке денежную ссуду, которую ему так и не удалось полностью выплатить в течение всей жизни.

Переехав на Северянскую, молодая чета занялась приведением в порядок приусадебного участка. Холмистая местность, с пригорками и ложбинами, вся изрытая оврагами, требовала большого труда. То и дело к нашему дому подъезжали подводы с землей. Вся семья переносила землю на носилках, засыпая ею ложбины и овражки. Когда участок, наконец, выровняли, началась посадка деревьев. Родители все время советовались, какие цветы где посадить, какие сорта деревьев заказывать в садоводстве. Каждую осень они ездили в садоводство Гофедица или Зборовского, отбирали лучшие саженцы фруктовых деревьев, высшие сорта ягод и декоративных растений. Дорожку перед крыльцом обсадили лигуструмом, который аккуратно подстригался. Возле ели, посаженной отцом под окном спальни, росла любимица отца — пышная настурция. Из лесу приносили заячью капусту, корни папоротника.

«…В сером аккуратном костюме, в красной турецкой феске весной и летом, невзирая на жару, он ходил по своему саду и хозяйничал, — пишет Н. Чернявский в своих воспоминаниях. — Солнце пронизывало его насквозь лучами, а он, сухощавый и бодрый, как будто бы купался в его тепле…»

В эти годы начинают появляться первые переводы произведений Коцюбинского. Журнал «Детский отдых» помещает в переводе на русский язык рассказ «Пятизлотник», владикавказская газета «Казбек» и журнал «Нива» публикуют на русском рассказ «Посол от черного царя», а журнал «Просвита» переводит на болгарский «Харитю». Коцюбинский предпринимает попытку издать также альманах «Волна за волной» совместно с украинскими писателями Борисом Гринченко и Владимиром Са-мийленко. Привлекает к участию в нем и Панаса Мирного.

С первых же дней жизни в Чернигове Коцюбинский стремится окружить себя передовыми людьми из писательской среды, привлечь молодежь, прогрессивных политических деятелей.

Вот как описывает Н. Чернявский служебное окружение Коцюбинского: «Знакомлюсь с моими новыми товарищами по службе. Вижу: больше все — «типы». Замечаю среди них кое-кого из моих соседей по номеру в гостинице. Они уже там с утра громко звенели рюмками… И теперь лица их налились, разбухли, как горох, который всю ночь находился в воде.

— Очень приятно!.. Весьма приятно!.. — басят и хрипят господа, распространяя сивушный перегар. Иду дальше. Из-за стола встает хорошо одетый, с приятным лицом, средних лет человек, похожий на белую ворону в стае черных, — Михаил Коцюбинский… слышу приятный, как будто немного надтреснутый тихий голос».

«Известно, что свинства в управе много, — словно предчувствуя, что сулит ему земская служба, писал Коцюбинский в свое время жене и добавлял: — Мы с тобой, донечка, найдем другие интересы — вне службы, будем читать, писать, жить с людьми, которые интересуются общественной жизнью, литературой, наукой».

В доме Коцюбинских стали устраиваться «понедельники». Состав посетителей этих «понедельников» с течением времени менялся. В последние годы (1910–1912) «понедельники» были заменены «субботами», ставшими школой для многих будущих известных украинских поэтов, в том числе и для таких, как Павло Тычина и Василий Эллан (Блакитный).

В ожидании гостей отец зажигал в гостиной спиртово-калильную лампу; разгораясь, она гудела, выбрасывала столб огня, вылетавшего поверх стекла, огонь раскалял асбестовую сеточку, светившуюся ослепительным светом. От яркого света тени в гостиной становились резче. Крышка рояля блестела, красные цветы шалфея пылали факелами.

Вдоль стен стояли большие шкафы с книгами, трюмо. Овальный стол в углу был покрыт темной бархатной скатертью. На столе лежали альбомы. На полу ковер, всюду висели картины.

Гостиную украшали редкостные морские звезды, клешня гигантского краба, обломки кораллов, перламутровые зеленые створки раковин, помпейский светильник. Всюду стояли живые цветы.

…К оживленным дебатам на «понедельниках» чутко прислушивалась молодежь. Составлялись на украинском и французском (с помощью Веры Иустиновны, хорошо владевшей иностранными языками) адреса: известному грузинскому поэту Илье Чавчавадзе, композитору Н. В. Лысенко и другим юбилярам.

На одном из «понедельников» собрали деньги на венок А. Чехову, который позже отвезли на похороны. Обсуждались вопросы развития изящной словесности, выпуск украинских альманахов «Из потока жизни», «Ласточка», «Дубовые листья». Читались произведения молодых писателей, присланные в эти альманахи, а позднее распределяли обязанности среди участников «понедельников» по сбору средств на сооружение памятника Т. Шевченко.

Среди посетителей «понедельников» были писатели Борис Гринченко с женой Марией Загирной, Владимир Самийленко (Сивенький), Николай Чернявский, поэт Николай Вороный, литератор и художник Григорий Коваленко, переводчики произведений Коцюбинского на русский язык Леонтий Шрамченко, Михаил Могилянский, председатель «Громады» Илья Шраг, сын баснописца Леонида Глибова — Александр Глибов, сослуживица Коцюбинского Ольга Андриевская, доктор Базилевич, Феодосия Степановна Шкуркина (близкий