Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

кровати, но тут же опустился на место. А разве храбрый рус не знает об этом? Конечно же, все, кто несёт здесь стражу, знают, что давно отмечены дыханием Невидимой Смерти, и рано или поздно умрут из-за неё, и всё же они не покинут свой пограничный рубеж, как бы плохо им не было. Они давали клятву верности своему Владыке, и будут выполнять её до конца, пока не падёт последний воин, пока рука может сжимать меч.

Немного помолчав, воевода посмотрел в глаза Эрли. Та тут же закрыла их, и ему показалось, что её щёки даже слегка порозовели. Ресницы, скрывшие глаза мелко дрожали, губы приоткрылись, и всё тело девушки напряглось, словно она ждала чего-то. Чего-то такого, о чём Рутгер не имел ни малейшего понятия.

Виг смущённо кашлянул, прочищая горло, и поднявшись, глухо произнёс:

– В ближайшие дни мы отправляемся. Так что немного потерпи. Думаю, что там, дальше на юге, нет Невидимой Смерти. К тебе прислать кого-нибудь?

– Никого мне не надо присылать!– Зло ответила Эррилайя.– И сам уходи! Надоели вы мне все до смерти!

Не понимая вспышки её злости, Рутгер отошёл к двери, и уже взялся за скобу, как вдруг понял, чего от него ждали! Проклятье! Как он сразу не догадался об этом? Ведь он сам нередко ловил себя на мысли, что ему хочется поцеловать маленькую ведьму, и как-то дать ей понять, что она ему нравится! Она же ждала от него поцелуя! Так значит, он ей тоже нравится? Или это всего лишь выполнение предзнаменования, где гаарка становится женой Владыки? А станет ли он Владыкой? Впереди ждёт столько опасностей, что не мудрено потерять и голову. Нет! Всё-таки он ей нравится. Ему было приятно думать об этом, словно сердце что-то согревало изнутри, и не давало успокоиться.

Стальной Барс повернулся, чтобы вернуться к постели Эрли, но опять увидел, как зло блеснули её глаза, и остановился. Он понял, что момент упущен по его собственной глупости, и гаарка теперь его просто не подпустит к себе. Виг в нерешительности постоял несколько мгновений, потом кивнул головой, смущённо улыбнулся, и вышел из комнаты.

Ему хотелось с кем-нибудь поговорить об этом, успокоиться, что-то для себя решить, но он не знал, к кому пойти. Аласейа ушёл спать, а кроме него вряд ли кто-нибудь мог понять мечущееся сердце воеводы. Сардейл? Нет, он думает только о славе и битвах, ждущих его впереди. Герфур? Он в последнее время отдалился, стал каким-то не таким, каким был раньше. Кто же ещё может его выслушать, и что-нибудь посоветовать? Нет. Таких людей в отряде больше не было. Странно ощущать себя между многих людей одиноким. Так значит это всё-таки любовь? Или нет? О, Бессмертный Тэнгри! Кто может подсказать, что это?!

* * *

– Ты думаешь, я этого не знаю? – Микон горько усмехнулся, и безнадёжно махнул рукой. – Сюда ссылают всех неугодных, и поверь мне, что нет такой заслуги, за какую могли бы перевести в другое место. Тот, кто сюда попал, здесь же и умрёт. Ночью не видно, а вот завтра, с рассветом, ты увидишь наше большое, и просторное кладбище. Я хотел бы сделать так, чтобы оно было раз в десять меньше, но, к сожалению, это невозможно. Того, кто уже отмечен дыханием Невидимой Смерти – невозможно вылечить. Тут наши лекари бессильны, и всё, что мы можем, так это растянуть свою кончину на ка-кой-то срок. Одно спасение в пиве, и в вине! – Сотник поднял кубок, и, подмигнув Стальному Барсу, возвысил голос: – Воины! Русы! Поднимем кубки за наших новых друзей, сумевших пересечь Проклятые Земли, и пожелаем им смерти, достойной воинов!

Со всех сторон послышались крики, весёлый, беззаботный смех, и Рутгер вдруг понял, чем и как живут здесь, на границе, обороняя Руссию от мутантов. Они не заглядывают далеко. Им достаточно знать, что будет завтра. Им хватает и того, что у них уже есть. Чаша, полная вина, и кусок мяса на обед. Каждый из них знал, что неизлечимо болен, и то, что в глубине страны нет для них места. Да они и не собираются куда-то возвращаться. Здесь их дом, друзья, и братья по оружию.

Когда шум утих, Микон поставил пустой кубок на стол, и с иронией в голосе проговорил:

– В Егдере думают, что творят историю. А по-моему они просто за золото покупают спокойствие и целостность своих границ. Сколько волка не корми, он всё равно будет смотреть в лес. Так и наши соседи – кочевые племена. Император говорит, что не желает проливать кровь русов, и каждый год платит дань иноземцам! На это золото можно вооружить новые дружины, что разметают всех врагов, так, что от них останутся только воспоминания!

– Разве у Руссии много врагов? – Удивлённо спросил Стальной Барс. Он почему-то думал, что здесь дела обстоят совсем по-другому, чем на севере.

– Сейчас такое время, что среди племён нет былой дружбы. Каждый должен бороться за выживание, и рвать глотки другим, чтобы не вырвали самому. Здесь, на юге, не так-то и много земель, где бы ни бродила Невидимая Смерть.

Глядя, как в нише грубо сложенного камина огонь с аппетитом пожирает дрова, разбрасывая снопы искр, Рутгер подумал, что народная молва тысячу раз права, утверждая, что глядя в угли костра можно увидеть своё прошлое, а если приглядеться, то и будущее. Он снова был там, где могилами друзей, словно вехами, был отмечен весь его путь. О Бессмертный Тэнгри! Как же они были отчаянно наивны и самонадеянны! Смелы до безумия, и верили в то, что сотня храбрецов никогда не сможет затеряться на просторах Обитаемого Мира. Что, встав плечом к плечу, и сомкнув щиты, они могут выстоять против любого противника. Нет, это совсем не так. Они могут просто отсрочить на небольшой срок свою смерть, и только. Последний бой с волками, или можно сказать с оборотнями, наглядно доказал это.

Напрасно он пытался успокоить терзающееся сердце, говоря, сам себе, что они воины, и их призвание умирать в лучах славы, или доживать свой век инвалидом, в почёте, окружёнными семьёй и родственниками. Он помнил имя каждого погибшего, мог сказать несколько слов о нём самом, и всё так же винил себя в их смерти. Почему он не настоял, чтобы они взяли намного восточнее, где когда-то проходили торговые караваны, а послушал своих товарищей? Наверняка сейчас бы дружина была более полнокровной, и где-то в Проклятых Землях, возле каменных плит, густо политых