Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

Протокол № 2 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 25.7.1930. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 790. Л. 10.

21 июля 1930 г.

Решение Политбюро (Политбюро от 20.VII.-30 г., пр. № 2, п. 45).

а) Во изменение постановления ПБ от 20.VII утвердить следующий состав коллегии НКИД:

1. Литвинов (нарком).

2. Крестинский (первый зам. наркома).

3. Карахан (второй зам. наркома).

4. Стомоняков.

б) Предрешить назначение т. Сурица полпредом в Берлине, а Потемкина полпредом в Ангоре, отложив оформление этого пункта до осени.

в) Вопрос о назначении 5-го члена коллегии отложить.

Протокол № 2 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 25.7.1930. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 790. Л. 13.

В сентябре 1929 г. Молотов в письме Чичерину, посланном по решению Политбюро с целью добиться возвращения наркома в СССР, признавал, что назначение нового главы Наркоминдела стало неизбежным: «Как ни жаль, но о Вашей работе в теперешнем положении думать не приходится»[1945]. Чичерин не спешил возвращаться, заявляя, что переезд может означать для него «верную смерть»[1946].

Возвращение Чичерина в СССР совпало с нарастанием внутриполитического кризиса, вызванного «наступлением социализма по всему фронту». Весной-летом 1930 г. Сталин и другие руководители ЦК обнаружили заинтересованность в том, чтобы лидеры правой оппозиции «стали нога в ногу с нами и повели вместе с нами решительную борьбу» со своими бывшими сторонниками[1947]. На XVI съезде Бухарин и Томский были переизбраны в ЦК, а на прошедшем 13–16 июля пленуме ЦК Рыков вновь был введен в Политбюро. В этом контексте назначение наркомом по иностранным делам «правого» и вместе с тем лояльного Сталину Литвинова оказывалось следствием и составной частью курса на консолидацию высшего советского руководства. Назначение Куйбышева, Кирова или иного «экстремиста» по завершении съездовской кампании стало неактуальным. Кризис внутреннего и международного положения СССР в первой половине 1930 г. в конечном счете побудил Политбюро остановить выбор на политически маловлиятельном и приемлемом для внешнего мира кандидате, профессиональные качества которого оспаривались, пожалуй, лишь Г.В. Чичериным. (Напротив, замена Чичерина Куйбышевым, никогда не занимавшимся внешней политикой и тесно связанного с формулированием и проведением политики, повлекшей обострение социальных и хозяйственных проблем, выглядела бы странной).

Назначение нового наркома повлекло изменение состава Коллегии НКИД. Оставление за Литвиновым кураторства над двумя западными отделами было чревато возможностью навязывания Политбюро единственной линии поведения в отношениях с великими европейскими государствами, первая из попыток осуществления которой (Литвиновский протокол) вызвала, по меньшей мере, противоречивую реакцию партийного и государственного руководства[1948]. Этим, скорее всего, был обусловлен отзыв из Германии и назначение первым заместителем наркома Н.Н. Крестинского. Тем самым была подчеркнута как преемственность советской политики в отношении Берлина, так и приоритетное значение ее европейского направления. Вторым человеком в Наркоминделе стал бывший троцкист, утративший, за девять лет пребывания на посту полпреда в Германии большую часть своего политического авторитета и отказавшийся от участия во внутрипартийной борьбе. С назначением главы ведомства Л.М. Карахан, сохраняя пост второго заместителя наркома, фактически переместился на третье место в иерархии НКИД, и его участие в делах Запада сократилось.

Предложение назначить членом Коллегии человека, ответственного за кадровые вопросы (т. е. изъятие этой сферы из компетенции Управляющего делами НКИД), вероятно, было продиктовано желанием политического руководства страны свести к минимуму участившиеся случаи невозвращенства. Самым громким из этих случаев было дело Г. Беседовского, неоднократно рассматривавшееся на Политбюро как до, так и после его побега из парижского полпредства 2 октября 1929 г. На пленуме ЦК в ноябре 1929 г. Л.М. Каганович констатировал: «Беседовских у нас не мало, к сожалению»; член ЦКК Ройзенман уточнял: с конца 1928 г. 72 сотрудника заграничных учреждений отказались вернуться в СССР (данные по 10 странам)[1949]. Постановка вопроса об особом члене коллегии, ответственном за кадры, могла быть навеяна и своеобразной политической репутацией Литвинова и Крестинского. Отказ от назначения 5-го члена Коллегии был, возможно, обусловлен как тем, что сохранение за ЦК ВКП(б) решающего слова при любых назначениях на политико-функциональные должности было сочтено достаточной гарантией политической лояльности кадров НКИД, так и деятельностью на новом посту Крестинского, который с конца 1930 г. стал курировать в наркомате кадровые и финансовые вопросы.

Поручение «немедля» переговорить со Стомоняковым, а после его отказа ехать в Германию, спешное подтверждение его членства в Коллегии (без созыва заседания Политбюро и с нарушением делопроизводственных требований к оформлению постановления: порядковый номер и название пункта повестки не вписаны в протокол) могло объясняться проведением 21 июля заседания ЦИК СССР, на котором предстояло оформить кадровые изменения на высших должностях НКИД.

Наконец, рассматриваемые постановления аннулировали должность члена Коллегии – заведующего Отделом печати НКИД. Разделение этих функций фактически наметилось еще в 1929 г.[1950] Утешением Ф.А. Ротштейну, не удостоенному упоминания в решении Политбюро, стало выдвижение его кандидатуры на выборах во Всесоюзную Академию наук осенью 1930 г. Курирование Отдела печати, согласно отрывочным сведениям, было отнесено к компетенции наркома Литвинова.

5 августа 1931

17. – О т. Боговом (т.т. Сталин, Гамарник, Литвинов).

а) Констатировать, что т. Боговой грубо нарушил директиву ЦК о запрещении представителям СССР за границей заниматься не входящими в их официальные обязанности делами.

Объявить выговор т. Боговому за нарушение этих директив.

б) Отметить недостаточность руководства со стороны РВС за работой военного атташе т. Богового.

в) Разъяснить, что военные атташе являются представителями PBC СССР, а не 4-го Управления.

Выписки посланы: т.т. Гамарнику, Боговому – п. «а».

Протокол № 54 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5.8.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. On. 162. Д. 10. Л. 140.

Рассмотрение на заседании Политбюро 5 августа «дела Богового» завершало трехнедельное обсуждение руководителями Политбюро, военного и внешнеполитического ведомств задержания в Варшаве заместителя военного атташе СССР, что привело к дипломатическим осложнениям в отношениях с Польшей и компрометации полпредства СССР в ее общественных кругах. Поначалу намечалось «вопрос о военном атташе поставить на рассмотрение Политбюро 30 июля с.г. с вызовом т. Богового»[1951]. Затем «решением Политбюро» от «28 и 30 июля» Молотову было поручено «переговорить с т. Боговым и внести конкретное предложение в ПБ»[1952]. По неизвестным причинам это оказалось невозможным, и извлечение уроков из «дела Богового» происходило без участия председателя СНК.

Политические обстоятельства варшавского скандала и официальная принадлежность военных атташе к дипломатическому персоналу, вероятно, объясняют выступление Литвинова в качестве одного из докладчиков, участие начальника ПУРа Я.Б. Гамарника было вызвано возложением на него обязанностей наркома и Председателя PBC СССР на период командировки К.Е. Ворошилова (с 11 июля по 19 сентября 1931 г.) Со времени возникновения «дела Богового» оно находилось под личным контролем Сталина, которому, вероятно, принадлежала решающая роль в формулировании решения.

Важным (и в деталях неизвестным) фактором принятия решения Политбюро являлось письмо наркома Ворошилова к военным атташе от 26 июня 1931 г. В письме, в частности, отмечалось «неудовлетворительное состояние их работы»[1953]. Вероятно, решение Политбюро должно было предостеречь против такого «улучшения» информационной работы военных атташе, которое могло бы привести к новым инцидентам. Поскольку реальное руководство работой атташе осуществляло IV (Информационно-статистическое) Управление Штаба РККА, а на Отдел внешних сношений PBC СССР возлагались главным образом протокольные функции, постановление Политбюро явилось завуалированной критикой Председателя PBC Ворошилова.

Сведений о том, к каким изменениям в работе военных атташе привело постановление Политбюро, не обнаружено. В предложениях об изменении порядка отбора и назначении военных атташе, внесенных Я.К. Берзиным на утверждение Я.Б. Гамарника через месяц после принятия этого постановления, как и прежде, ведущая роль отводилась IV Управлению. На протяжении последующих трех лет шпионских скандалов на почве разведывательной деятельности сотрудников полпредства в Варшаве не возникало; в сентябре 1934 г. польской полицией был задержан секретарь военного атташе Петров, что вызвало новую серию решений Политбюро[1954].