Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

Другим толчком к ликвидации Коллегии НКИД явилось, вероятно, возбуждение в апреле 1934 г. расследования в отношении начальника протокольной части НКИД Д.Т. Флоринского, что не могло не бросить тень на Карахана и сделать затруднительным его пребывание на посту заместителя наркома. Характерно, что окончательное решение по делу Флоринского руководство ЦК оттягивало до того времени, пока не получил окончательного решения вопрос о новом назначении Карахана. В конце июля Политбюро приняло «предложение НКВД о снятии Флоринского с работы и привлечении к ответственности» и поручило Кагановичу («по контролю») «проверить весь состав служащих аппарата НКИД и доложить о результатах в ЦК»[1993]. Исключение Карахана – основного оппонента Литвинова – из числа руководителей НКИД влекло изменение всей расстановки сил в Коллегии, лишало прежнего смысла само ее существование.

Кроме того, решение вопроса о реформировании управления НКИД в мае 1934 г. для Политбюро, возможно, было облегчено тем, что уже имелось принципиальное согласие Г.Я. Сокольникова о переходе на хозяйственную работу. По предположению финского посланника в Москве, уход Сокольникова (его, якобы, намечали полпредом в Париж вместо умиравшего В.С. Довгалевского) поставил ребром вопрос о будущем Карахана: в случае его сохранения в руководстве НКИД, ведение дел по отношениям СССР с Японией, Китаем и Монголией грозило вернуться в руки этого, бесспорно лучшего, знатока дальневосточных проблем[1994]. В кругах зарубежных сторонников оппозиции в ВКП(б) имела хождения версия, будто устранение Сокольникова, выдвигавшего самостоятельную концепцию дальневосточной политики СССР, являлось давней целью Литвинова; Сталин покровительствовал члену Коллегии, и избавиться от оппонента Литвинов сумел лишь при ликвидации занимаемой им должности в связи с общей реорганизацией. Согласно тому же источнику, после отстранения от работы в НКИД Сокольников некоторое время (до назначения заместителем наркома лесной промышленности) выступал в роли «консультанта Политбюро» по международным делам[1995].

Ликвидация Коллегии НКИД означала не только сокращение числа заместителей наркома, но и перераспределение полномочий по курированию основных направлений внешнеполитической деятельности СССР. За Н.Н. Крестинским была сохранена занимаемая с 1930 г. должность первого заместителя наркома. Назначение же на пост второго заместителя наркома Б.С. Стомонякова явилось признанием его качеств большевистского руководителя и дипломата – независимого в общении с коллегами и непосредственным начальством, неутомимого и преданного делу, с подчеркнутой настороженностью воспринимающего сигналы внешнего мира, точно исполняющего указания свыше. Упрочению позиций Крестинского и Стомонякова, надо полагать, способствовал их неизменный скепсис в отношении перспектив сближения СССР и Польши. Весной 1934 г. это выглядело прозорливостью, выгодно оттенявшей старые «иллюзии» Карахана в отношении польской политики.

Перевод в Берлин Я.З. Сурица, свыше десяти лет находившегося на посту полпреда в Анкаре, казалось, предрешал назначение на эту должность Карахана, пользовавшегося на правах «старого друга» авторитетом в правительственных кругах Турции, тем более что с начала 1934 г. множились признаки ее стремления развивать ее отношения с Англией и другими великими державами, постепенно высвобождаясь из-под советской опеки[1996]. В Москве, впрочем, толковали о намерении Карахана добиться назначения заместителем секретаря ЦИК СССР (возможно, из-за его давней близости с А.С. Енукидзе)[1997]. Потребовалось три решения Политбюро (о назначении Карахана полпредом, о предоставлении ему отпуска, о разрешении не выезжать в Анкару до полного выздоровления), прежде чем в конце октября 1934 г. бывший заместитель наркома прибыл в столицу Турции, сохраняя надежду, что ему недолго предстоит «мириться» со своим новым положением[1998].

19 мая 1934 г.

Опросом членов Политбюро

165/149. – Об информационном бюро.

1. Задачей БМИ является подготовка информации (сводки, отчеты, выдержки из прессы) по международным делам для ЦК ВКП(б).

2. БМИ подготовляет информацию, использовывая [sic] как иностранную периодическую прессу и другие иностранные источники, так и те печатные материалы, которые сосредотачиваются и разрабатываются в соответствующих советских учреждениях (Институт мирового хозяйства, редакции газет, ТАСС и проч.).

3. Постоянный аппарат БМИ состоит из руководителя и 2-х его помощников, по экономическим и политическим вопросам и из технических сотрудников.

4. Бюджет аппарата БМИ при ЦК ВКП(б) устанавливается совместно с Управлением делами ЦК ВКП(б). Для оплаты заказов (статей, материалов) БМИ имеет подотчетный фонд в советской валюте. Для оплаты поручений за границей по специальному решению открывается валютное конто БМИ в Наркомфине.

5. Сотрудники БМИ утверждаются Секретариатом ЦК.

Выписки посланы: т.т. Радеку, Жданову, Брезановскому – все; Гринько – п. 4.

Протокол № 7 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 26.5.1934. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 16. Л. 61–62.

Рассматриваемое постановление радикально изменило статус БМИ. Бюро лишалось права пользоваться материалами и давать задания «всем наличным учреждениям, работающим над экономическими, политическими и военными проблемами капиталистических стран». Из компетенции Бюро была изъята проверка информации, а каналы ее получения сузились до материалов зарубежной прессы и «легальных» советских организаций. Исчезли указание на функцию ежедневного информирования «ЦК» и некоторые другие важные пункты «плана работы» Бюро[1999].

Отсутствие аутентичной информации о причинах свертывания деятельности БМИ побуждает выдвинуть несколько предположений. Ее политические итоги были, по меньшей мере, неоднозначны. Нормализация польско-германских отношений спровоцировала кризис советского сближения с Польшей, за которое последовательно выступал заведующий БМИ[2000]. С весны 1934 г. К. Радек перестал выступать в роли уполномоченного Кремля в контактах с поляками, несмотря на желание его прежних партнеров возобновить доверительное обсуждение трудных вопросов советско-польских отношений. Независимо от личной оценки Радека Сталиным, поддержка им своей креатуры и сохранение за возглавляемым ею Бюро обширных полномочий, вероятно, не облегчало Генеральному секретарю общения с коллегами по Политбюро и побуждало его в той или иной форме отмежеваться от некоторых проектов Радека.

Возможно, критику вызывали организационные способности Радека. Несколькими годами ранее Мануильский, выражая распространенное мнение, характеризовал его как «политика», извергающего «блестки мыслей», человека «больших революционных акций», но неизменно проигрывающего «организатору», когда речь идет о «черновой работе» и «прозаических буднях»[2001]. Вероятно, стремясь поправить сложившуюся репутацию, на XVII съезде ВКП(б) Радек – «делегат от ЦК ВКП(б) (аппарат)» – выступил в роли апологета «аппарата нашей партии» – «самого могучего исторического аппарата созидания социализма» (не удержавшись, однако, от пикировки с руководителем этого аппарата – Кагановичем)[2002]. Совместная работа правоверных сотрудников ЦК с входившими в БМИ бывшими оппозиционерами и ссыльными les hommes des lettres (Зарецкий, Тивель, сам Радек) вряд ли протекала гладко.

Наконец, ограничение функций БМИ практически совпало с реформой управления НКИД и укреплением позиций Литвинова[2003]; не исключено, что между этими акциями существовала взаимная связь.

Оценить действительные масштабы перемен, внесенных рассматриваемым постановлением Политбюро в деятельность БМИ, затруднительно. В частности, несмотря на отсутствие упоминания о секретности работы Бюро, она оставалась таковой. По представлению Я.Е. Брезановского в конце июля 1934 г. опросом Секретарей ЦК ВКП(б) были утверждены «Правила обращения с секретными докладами и сообщениями БМИ», которые во многом повторяли ограничения, установленные в конце 20-х гг. для материалов Политбюро (запрет на хранение секретных докладов и сообщений БМИ в личных архивах, возврат материалов в установленные сроки «лично товарищами, которым они адресованы или их доверенными» и др.) Получателям докладов и сообщений радековского Бюро разрешалось «знакомить с их содержанием лишь узкий круг работников – членов ВКП(б), которым это необходимо по характеру работы»[2004].

Направление Секретарю ЦК ВКП(б) Жданову текста постановления о БМИ вступало в противоречие с его тогдашними полномочиями заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК; лишь 4 июня Политбюро включило в сферу его компетенции Секретариат, Управление делами, политико-административный отдел ЦК и др. Запись о направлении протокольной выписки по этому делу свидетельствует, таким образом, что укрепление влияния Жданова в аппарате ЦК после XVII съезда происходило быстрее, чем принято считать на основании относящихся к этому постановлений.