Фрейд - Питер Гай

Отступничество Ранка и его последствия

Меньше всего Зигмунд Фрейд ожидал неприятностей от своего высокоценимого и, как он считал, абсолютно надежного «психоаналитического сына» – Отто Ранка, но в 1923 году несколько неприятных эпизодов с участием последнего уже указывали на назревающие конфликты. Так, например, в августе на ужине, устроенном «комитетом» в Сан-Кристофоро, Анна Фрейд стала свидетельницей вспышки, которую затем описала как истерическую веселость. Опасным признаком также служил тот факт, что Ранк начал склоняться к технике и теоретическим положениям, способным увести далеко от идей, которым он был верен два десятилетия и для пропаганды которых так много сделал. Некогда самый ортодоксальный из фрейдистов, он превратился в «ранкианца». После войны Ранк проявил себя верным помощником – деловым, исполнительным, уважительным, и мэтр жалел, что с Отто нельзя получить «множество его копий». Однако прошло несколько лет, и Фрейд уже пренебрежительно отзывался о Ранке как о Hochstaplenatur – прирожденном мошеннике. Реакция основателя психоанализа не ограничилась только нелицеприятными словами: он ассимилировал и переработал свое запоздалое и неожиданное разочарование, предложив пересмотреть психоаналитическую теорию тревоги. Опубликованная в 1926 году статья «Торможение, симптом и страх» демонстрирует неувядающую способность Фрейда извлекать из потерь пользу.

Он очень много, в течение длительного времени помогал Ранку. Фрейд сразу распознал таланты юного самоучки, который пришел к нему в 1905-м с рукописью книги «Художник». Основатель движения помог молодому человеку получить образование, поручил вести протоколы заседаний Психоаналитического общества по средам и поощрял к участию в обсуждениях, нанял в качестве помощника редактора, помогал финансировать его исследования и оплачивал летний отдых. В 1912 году с деликатностью, которую всегда проявлял к менее обеспеченным людям, чем он сам, Фрейд предложил Ранку сопровождать его в поездке в Англию и просил относиться к этому приглашению «как к моей благодарности за вашу последнюю замечательную книгу». И самое главное, мэтр усиленно поддерживал «малыша Ранка» в его стремлении овладеть искусством психоанализа и неизменно выражал свое доверие к нему, выдвигая на ответственные должности: в 1912-м Ранк фигурировал как основатель и издатель журнала Imago, а год спустя – Internationale Zeitschrift. Когда в 1919 году щедрый дар Фройнда сделал возможным основание издательского дома психоаналитической литературы, Verlag, Ранк стал одним из его учредителей и директором. К тому времени он уже несколько лет входил в близкий круг Фрейда. В 1912-м был образован «комитет» – эта преторианская стража мэтра, – и Ранк совершенно естественным образом оказался среди его членов.

Основатель психоанализа любил своего молодого ученика и относился к нему по-отечески. Он всегда волновался за Ранка. В декабре 1918 года Фрейд писал Абрахаму о женщине, на которой месяцем раньше Отто женился (он познакомился с ней во время войны, когда был редактором в Кракове): «Ранк, похоже, действительно испортил себе жизнь этим браком с маленькой польско-еврейской девушкой, которую никто не считает близкой по духу и у которой нет никаких высших интересов. Очень печально и совсем непонятно». Это было одно из тех поспешных и безответственных суждений, которые время от времени позволял себе Фрейд и от которых он потом отказывался. Вскоре основатель психоанализа изменил свое мнение о Беате Ранк, привлекательной и вдумчивой молодой женщине[237]. Год спустя мэтр в одной из статей выразил ей благодарность за ценное предложение, которое он использовал в работе о «сверхъестественном». Мэтр приветствовал ее вклад в общественную жизнь своего круга, а в 1923-м способствовал ее приему в Венское психоаналитическое общество. После того как необъяснимое предубеждение против Беаты рассеялось, Фрейд еще больше стал переживать за карьеру Ранка. Ведь именно он посоветовал Отто – точно так же, как своей дочери Анне и своему другу Пфистеру – не утруждать себя медицинским образованием, чтобы стать психоаналитиком. «Я до сих пор не уверен, правильно ли поступил, когда в свое время отговорил вас от изучения медицины, – размышлял он в письме к Ранку в 1922-м. – Но убеждаюсь, что в целом был прав, когда вспоминаю о той скуке, которую испытывал, изучая медицину». С почти явным вздохом облегчения мэтр заключил: наблюдая, что Ранк занял полагающееся ему по праву место среди психоаналитиков, он больше не видит необходимости обосновывать свой совет.

Вне всяких сомнений, Ранк не принимал незаслуженные благодеяния. Он прокладывал себе дорогу упорной работой, безусловной верностью и многочисленными публикациями. Интенсивность и разнообразие его деятельности – редакторская работа, написание статей, психоаналитическая практика – позволили ему выделиться среди первых психоаналитиков, которые все отличались усердием и упорством, а также бойкостью стиля. Даже Эрнест Джонс, явно недолюбливавший Ранка, признавал его непревзойденную деловую хватку… Однако в середине 20-х годов эта энергичная деятельность и незаменимость подверглись суровым испытаниям, а потом от них не осталось и следа.

Фрейд был последним, кто мог подозревать Ранка. В 1922 году, когда Ранк и Ференци писали книгу по технике психоанализа (другие психоаналитики посчитают ее слишком экстравагантной), мэтр подбадривал их. «К вашему союзу с Ференци, – писал он Ранку, – я отношусь, как вы знаете, с полной симпатией. Новая отважная инициатива вашего совместного предприятия действительно хороша». Он всегда боялся, прибавил Фрейд, что мешает своим ближайшим сторонникам иметь независимое мнение. Теперь же он рад видеть доказательство обратного. Книга «Развитие психоанализа» была опубликована в начале 1924-го. В ней содержалось много интересного материала по технике лечения, но также были намеки на определенное пренебрежение детскими переживаниями пациента с целью сокращения времени анализа. Подобный терапевтический оптимизм противоречил убежденности Фрейда в тщательной и долгой аналитической работе. Приблизительно в это же время Ранк опубликовал работу «Травма рождения» – он посвятил ее Фрейду, но сия «Травма…» вызывала гораздо бо2льшую тревогу, чем совместное творчество с Ференци. В этом труде травма рождения и фантазия о возвращении в утробу матери назывались самыми главными факторами развития психики – важнее последующих травм и фантазий. Мэтр пока оставался невозмутим.

Безмятежность Фрейда была не просто пассивным смирением. Тщательно культивируя в себе доверие к людям, он делал все возможное для минимизации накапливающихся свидетельств того, что Ранк может стать еще одним Адлером. Или Юнгом… Основатель психоанализа упорно приписывал напряженность среди своих сторонников чисто личным антипатиям. Другие не были склонны недооценивать разногласия. Только Эйтингон, оптимист по натуре и привыкший во всем соглашаться с Фрейдом, какое-то время отказывался воспринимать их всерьез. Вопросы, разделяющие Ранка и Абрахама, убеждал он мэтра в январе 1924 года, «конечно, неприятны, но в данный момент в целом они гораздо менее серьезны, чем конфликты между Р[анком] и Джонсом». В том же месяце основатель движения напомнил «комитету», что одобрил посвящение ему книги Ранка о травме рождения. Конечно, Фрейду не все нравилось в намеках на новую технику анализа, которые разбросали по своей книге Ранк и Ференци, а также в теории Ранка о травме рождения, однако он надеялся, что общая сердечная атмосфера среди коллег от этого нисколько не пострадает. В начале февраля мэтр выразил удивление слишком суровым отношением Абрахама к последним публикациям Ранка и Ференци. Фрейд по-прежнему не хотел участвовать в спорах. «Я делаю все возможное, – писал он Эйтингону, – чтобы не использовать свой авторитет для ограничения независимости моих друзей и сторонников. Я не требую, чтобы все их произведения обязательно получали мое одобрение. Естественно, – благоразумно прибавил он, – это предполагает, что они не покидают общую для нас почву, но в любом случае этого вряд ли можно ожидать от Р[анка] или от Ф[еренци]». Ранк высказал некоторое разочарование реакцией Фрейда. Он уважительно, но твердо заявил мэтру, что она показалась ему не совсем ясной и свободной от неверного понимания. Тем не менее Ранк утверждал, что благодарен Фрейду за примирительный настрой.

Но теперь баррикады возвел Абрахам. В конце февраля он предупредил основателя психоанализа о «беспокойстве, которое только усиливалось в течение нескольких недель непрекращающегося самоанализа». При этом Абрахам отвергал обвинения в намерении организовать поход против еретиков. «Любые результаты, полученные легитимно-аналитическим путем, не должны порождать серьезных опасений». Однако в данном случае ситуация была иной. «Я вижу признаки катастрофического развития, в котором затронуты жизненно важные вопросы психоанализа. Они вынуждают меня, к моему глубочайшему сожалению, выступить – не в первый раз за мою карьеру психоаналитика – в роли того, кто подает предупредительный сигнал». Идеи, продвигавшиеся Ранком и Ференци в их «Развитии психоанализа», а еще в большей степени одним Ранком в «Травме рождения», представлялись Абрахаму слишком еретическими, чтобы их можно было игнорировать – или им потворствовать.