Фрейд - Питер Гай

В 20-х годах прошлого столетия наиболее жизнеспособная и энергичная организация была в Берлине. В самом начале группа Абрахама представляла собой горстку храбрецов. Некоторые из первых сторонников покинули ее (например, сексолог Магнус Хиршфельд интересовался только сексуальным раскрепощением, а не психоанализом), однако на заре существования Веймарской республики Берлин превратился в нервный центр мирового психоанализа, несмотря на нестабильную политическую ситуацию в молодом государстве, которому угрожали безудержная инфляция, политические убийства, спорадическая иностранная оккупация, а временами и настоящая гражданская война. Как ни иронично сие звучит, даже с учетом этих бурных событий Берлин все равно выглядел предпочтительнее – в других местах несчастья и преследования были еще серьезнее. Ганс Закс переехал в Берлин из Вены в 1920 году, а вскоре его примеру последовали Шандор Радо и Франц Александер, а также Майкл и Алиса Балинт, посчитавшие невозможным жить в Венгрии при режиме Хорти. Другие психоаналитики, такие как Мелани Кляйн и Хелен Дойч, тоже приехали в Берлин, чтобы подвергнуться психоанализу и анализировать самим.

Аликс Стрейчи, которая была пациенткой Фрейда до того, как перейти к Абрахаму, предпочитала живую, лихорадочную атмосферу Берлина относительно спокойной Вене. Она также предпочитала Абрахама Фрейду в качестве психоаналитика. «Вне всякого сомнения, я считаю, – писала Аликс мужу в феврале 1925 года, – что Абрахам лучший психоаналитик, с которым я могла бы работать». Она пребывала в уверенности, что «за эти 5 месяцев было проделано больше психологической работы, чем за 15 с Фрейдом». Аликс Стрейчи находила это любопытным, но предупреждала, чтобы другие, например фрау Кляйн, не считали Абрахама лучшим психоаналитиком, чем Фрейд. Кроме того, ее покорил Берлин. Здесь психоаналитики и кандидаты беседовали и спорили на собраниях, в кондитерских и даже на вечеринках. Наслаждение десертами и танцы ночь напролет превосходно сочетались с откровенными разговорами об эдиповых привязанностях и фобии кастрации. Психоаналитик Рудольф Левенштейн, которого анализировал Ганс Закс, считал берлинское сообщество холодным, типично немецким, однако даже этот специалист признавал, что оно может похвастаться несколькими блестящими практиками и вдохновляющими учителями. Для психоаналитика 20-х годов прошлого века Берлин стал местом обязательного посещения.

Прежде всего, как свидетельствуют циркулярные письма, рассылавшиеся из Берлина, отношение к психоанализу в городе становилось все более дружелюбным. «Этой зимой, – сообщали Абрахам, Закс и Эйтингон в декабре 1924 года, – интерес к психоанализу необыкновенно усилился. Различными группами были организованы популярные лекции». Из других городов приезжали докладчики, в том числе Пфистер – его выступление перед Обществом научного изучения религии, «в целом хорошее, но слабое и неуклюжее в некоторых местах», получило «доброжелательный прием в аудитории из 150 человек, в основном богословов». Три месяца спустя у Абрахама снова появились «благоприятные новости»: он только что прочитал доклад перед Берлинским гинекологическим обществом на тему гинекологии и психоанализа. Зал в университетской клинике был набит до отказа. Сначала присутствующие врачи, «отчасти до сих пор очень слабо информированные, выражали весьма распространенное ироническое и скептическое отношение», но постепенно проникались доверием к докладчику. Вскоре после этого события гинекологическое общество обратилось к Абрахаму с просьбой предоставить копию доклада, который планировало напечатать в своем журнале. «Признак успеха!» – ликовал он.

В Берлине психоаналитиков больше всего привлекала фигура Карла Абрахама – надежного, уверенного в себе, умного и верного друга молодых и одаренных богатым воображением учеников. Ту особенность его характера, которую Фрейд однажды назвал «прусскостью», в условиях неспокойного и тревожного Берлина нельзя было считать недостатком. Другим магнитом стала клиника, которую в 1920 году основали Эрнст Зиммель и Макс Эйтингон и которая существовала на деньги Эйтингона. Ее основатели приписывали идею Фрейду, но это было всего лишь данью уважения. Выступая на Будапештском конгрессе в 1918 году, основатель психоанализа нарисовал будущее, которое, по его же признанию, может показаться большинству слушателей фантастичным. В мире есть всего лишь горстка психоаналитиков и очень много невротических страданий, причем бо2льшая часть у бедняков, которые до сих пор лишены помощи со стороны психоанализа. Но когда-нибудь «совесть общества проснется и напомнит ему, что бедный человек имеет такое же право на получение психической помощи, какое он уже сейчас имеет на спасающую жизнь хирургическую. И то, что неврозы угрожают здоровью народа не меньше, чем туберкулез». Когда общество это осознает, будут созданы государственные учреждения, в которых начнут работать психоаналитически обученные врачи, чтобы при помощи психоанализа сохранить дееспособными и выносливыми мужчин, иначе предавшихся бы пьянству, женщин, пока те, что называется, не развалились под тяжестью лишений, детей, перед которыми стоит только выбор между запустением и неврозом. Это лечение будет безвозмездным. Основатель психоанализа предполагал, что пройдет немало времени, прежде чем государство признает эту свою обязанность. «Вполне вероятно, что частная благотворительность положит начало таким институтам; но когда-нибудь к тому должны будут прийти». Сие была благородная и – для старомодного либерала Фрейда – необычная картина.

Берлинская клиника «психоаналитического лечения нервных расстройств» и ассоциированный с нею институт стали первой реализацией призыва мэтра к утопии. В юбилейном, в честь десятилетия института, небольшом сборнике статей его сотрудники отчитывались о значительных достижениях. Институтская клиника и учебные классы, писал Зиммель, позволили психоаналитикам Берлина помимо их лечебных и профессиональных занятий «участвовать в психоаналитическом лечении общественного мнения». Цифры свидетельствуют, что это самовосхваление было не просто фантазией довольных юбиляров, возлагавших лавровые венки на собственные головы. В краткой статистической сводке Отто Фенихель, молодой берлинский психоаналитик, сообщал, что в период с 1920 по 1930 год институт провел 1955 консультаций, из которых 721 вылилась в последующий психоанализ. Из них 117 еще продолжались, 241 была прервана, а 47 сочтены неудачными. Из остальных 316 случаев в 116 отмечалось улучшение, в 89 явное улучшение, а 111 пациентов считаются излеченными. Известно, что в психоанализе утверждения об улучшении и излечении труднодоказуемы, но, даже если в цифрах Фенихеля отсутствует научная достоверность, они свидетельствуют о расширении психоаналитической деятельности, что было немыслимо 10 лет назад. Всего в берлинском институте и клинике работали 94 психоаналитика, и 60 из них были или впоследствии стали членами Международной психоаналитической ассоциации. Другими словами, невротики из числа бедняков, приходившие за помощью, не просто превращались в объекты для практики, а могли рассчитывать, по крайней мере время от времени, на обследование опытным специалистом.

Тем временем институт готовил кандидатов в психоаналитики, и именно в Берлине в 20-х годах прошлого столетия была разработана подробная – ее критики говорили, жесткая – программа обучения. Она предполагала курсы по общей теории психоанализа, сновидениям, технике, передаче психоаналитических знаний врачу общей практики, а также по таким специальным вопросам, как применение психоанализа в юриспруденции, социологии, философии, религии и искусстве. Как и следовало ожидать, несмотря на разнообразие институтской программы, изучение трудов Фрейда считалось обязательным. Однако, несмотря на то что все обучающиеся читали работы мэтра, не все они стали психоаналитиками: институт проводил разграничение между кандидатами и слушателями. Кандидаты проходили полный курс, чтобы впоследствии приобрести профессию психоаналитика, тогда как слушатели – по большей части преподаватели, а также немногие интересующиеся неспециалисты – собирались применять те психоаналитические знания, которые им удастся усвоить, в своей работе.

Руководящие документы института обязывали проходить учебный психоанализ. Это требование в других местах считалось спорным, однако в Берлине тот, кто сам не прошел процедуру психоанализа, не допускался к анализу других. Такой учебный анализ должен был длиться, как того требовали правила института, не менее года – рекомендация, выдающая оптимизм, который сейчас кажется чистым легкомыслием. Но даже при столь коротком периоде психоанализа кандидат проходил через испытательный срок, соответствовавший, как выразился Ганс Закс, послушничеству в церкви. Метафора Закса, сравнивающая институт с религиозным учреждением, была поверхностной и неудачной. Она отражала распространенное обвинение, выдвигавшееся против психоанализа, однако причина появления этой метафоры вполне очевидна. Фрейд протестовал, обращаясь к Эрнесту Джонсу: «Мне не нравится изображать Pontifex maximus»[231], но его протесты были тщетными.