Утраченные звезды - Степан Янченко

Пополнение партийных рядов — боевое

В ожидании сбора всех участников собрания члены партии группами стояли в коридоре библиотеки и оживленно разговаривали между собой, каждая группа на свою тему. Темы разговоров были самые разнообразные, но весьма отдаленные от предстоящего собрания.

Петр Агеевич, пришедший раньше других, примкнул к группе, где было больше всего знакомых, и между тем внимательно следил за всеми, кто еще входил в коридор библиотеки. Он уже хотел знать, с кем ему предстоит иметь партийное сотрудничество.

Вот неожиданно для него в коридор разом вошли Галина Сидоровна и Крепакова Зоя Сергеевна с веселыми лицами, должно быть, по дороге они вели веселый приятный разговор. Увидя своих начальников по работе, Петр Агеевич чуть ли не подпрыгнул от радости и широко им улыбнулся. Значит, они состоят в этой парторганизации, — подумал он, чувствуя в себе какой-то радостный прилив настроения, сближающего их товарищества.

Однако отдать себе отчет за эту радость он еще не мог, так как не знал, отчего она появилась, но чувство солидарности и товарищества в душе вдруг четко ощутилось, и оно встало в нем рядом с чувством производственного долга. Оно поставило его перед долгом ответственности за дела магазина рядом с этими женщинами.

Петр Агеевич шагнул навстречу женщинам, и они с двух боков подхватили его под руки и бодро заговорили с ним о сегодняшнем субботнем хорошем утре, будто они вовсе не придавали значения тому, зачем он здесь оказался среди членов партии.

Но Галина Сидоровна, увлекая его в сторону от толпившихся товарищей, вдруг заговорила по теме, волновавшей его больше, чем превосходное субботнее утро.

— На вашем лице, Петр Агеевич, написано волнение. Волноваться не надо. Ведь вы созревали к сегодняшнему дню очень долго. И сегодня просто произойдет организационное закрепление вашего идейного созревания. Так что собрание — это то место и время, где вы осмысленно перед лицом партийных товарищей скажете: я идейно уже созрел, принимайте меня в ваши бойцовские ряды. Ответственно? Торжественно? — Да! Но вы сами к этому шли. Не так ли?

— Так, Галина Сидоровна, — смущенно ответил Петр Агеевич. — Но меня все же волнует, как будет выглядеть мой образ. Ведь я понимаю мою идейность только как руководство к действию, как раньше говаривалось. А вот тут-то и главное!

— Ничего, Петр Агеевич, вы и к действию идейно созрели, — подхватила Зоя. — А готовность будет определяться нашими общими задачами.

— Идейно я начал зреть еще в детдоме, и на заводе зрел-перезрел до того, что проголосовал за приватизацию завода, в которой разобрался до конца лишь тогда, когда Маршенин на правах заводского хозяина вышвырнул меня за ворота завода. Вот я все еще зрел в своей идейности до сих пор, пока не понял, что свою идеологию я должен еще в рамку вставить, как свой идеологический портрет.

Галина Сидоровна рассмеялась:

— Образно сказано, но очень верно. Однако вы и портрет свой уж отгравировали, так что идемте на собрание. Мы за вас поручаемся.

Она вновь взяла его под руку и повела к открывшейся двери.

Это партсобрание коммунистов из завода Станкомашстрой по существу впервые после запрета КПСС собралось публично в читальном зале библиотеки Дворца культуры завода. Открылось оно точно в назначенное время — в 11 часов субботы. Уже одно это придавало собранию какую-то особенную значимость. Два обстоятельства по-новому окрашивали нынешний сход членов КПРФ завода.

Первой особенностью было то, что собрание будет проводиться в заводской библиотеке на легальном положении и, как бы, открыто не только для обывателя, а и для заводского начальства, что, разумеется, станет известно воспрянувшей духом общественности и будет ею связываться с успехом митинга. А это уже ступенька вверх над режимом власти.

И второе положение было не менее важное на дальнейшее: отныне всеми заводскими станет признаваться за членами компартии их гражданское право на пребывание в заводском коллективе, и они впредь могут (и будут) представать перед людьми во всем своем звании и образе. Стало быть, и свое звание и свой партийный образ они должны будут показывать в высшем благообразном и мужественном виде. Так уже думал Полехин о моральном облике заводских коммунистов!

Все это, если и не очень осознавали коммунисты, так отлично чувствовали свою повышенную ответственность. Это чувство придавало предстоящему собранию ощущение торжественности и важности. Именно с таким чувством вместе со всеми участниками собрания входил в зал Петр Агеевич.

Зал открыла Клавдия Эдуардовна, молодая библиотекарша, взволнованная, разрумянившаяся и церемониальная. Распахнув двери, она простерла руки в зал и торжественно сказала:

— Пожалуйста, товарищи, проходите, рассаживайтесь за столики, будьте как дома.

Люди вступили в зал, не торопясь, не толкаясь, церемонно и важно. А Клава спросила у проходившего последним Полехина:

— А мне можно поприсутствовать, Мартын Григорьевич?

Полехин одобрительно взглянул на нее, приостановился и, не задумываясь, сказал:

— Пожалуйста, Клавдия Эдуардовна. У нас ни от кого секретов нет и не будет. Напротив, мы будем рады вашему участию в нашем собрании.

Как-то само собою получилось, что члены партии сели на передние к президиуму места, а беспартийные — на задние места. Только сейчас, выбрав себе по скромности почти заднее место, Петр увидел перед собой главврача больницы Юрия Ильича Корневого.

До этого Юрий Ильич, как показалось Золотареву, как бы робко укрывался в общей толпе. И Петр почувствовал в своем сердце какую-то защемленность оттого, что мужественный и решительный в своем врачебном деле человек перед партийным собранием заробел. Поймав обращенный на него взгляд врача, Петр обрадованно и ободряюще поздоровался с ним.

Открыл собрание Полехин, объявив, что из 43 членов партии (с ударением подчеркнул — на весь пятитысячный состав работающих на заводе) 41 присутствует, два члена партии болеют (и еще с ударением подчеркнул), и хорошо, что теперь исправно будут работать и сторожить здоровье рабочих и других жителей своего микрорайона поликлиника и больница, отвоеванные у капиталиста Маршенина. Кроме того, сегодня на собрании присутствуют 18 человек беспартийных — пока беспартийных — опять улыбнулся Полехин и с многозначительным намеком поднял ладонь. И все улыбнулись и разрешили ему открыть собрание. А в президиум избрали все партбюро, и Полехин объявил повестку дня:

— Первым вопросом поставим прием в члены Коммунистической партии, это чтобы принятые товарищи полноправно могли участвовать в обсуждении вопросов. Вторым вопросом надо обсудить вопрос о вхождении нашей партийной организации в районную партийную организацию, а в третьих — тему сформулируем так: об итогах прошедшего заводского митинга и задачи парторганизации по закреплению его значения. Если кто имеет что-то добавить, — пожалуйста.

Добавлений не было, и кто-то заметил, что вопросов достаточно для сегодняшнего собрания, и собрание пошло по повестке.

На замечание о перегрузке повестки дня собрания Полехин отреагировал тем, что широко и довольно улыбнулся и проговорил:

— Пример сегодняшнего нашего собрания успокаивает тех товарищей, которые опасаются, что в нынешних условиях существования парторганизации мы будем в затруднении находить вопросы для обсуждения. И, напротив, я так же на стороне тех товарищей, которые предостерегают от дремоты и призывают развивать организованность и инициативу, начиная с сегодняшнего собрания.

— Вот ты, Мартын Григорьевич, и блюди эту организованность, а то наш товарищ Абрамов уже приготовился заговорить собрание.

— Абрамов еще молчит, а ты уже начал забалтывать нас, — ответил запальчиво Абрамов. Эта перепалка вызвала смех не тем, что она возникла, а тем, что произошла между хорошими друзьями.

— Я думаю, мы все поняли и Синего, и Абрамова, — сказал, смеясь, Полехин. — Поэтому приступим к первому вопросу… С чего начнем? — заглянул в список. — Я предлагаю начать с рассмотрения заявлений о восстановлении в партию.

— Начните с меня, — поднялся главврач больницы, ставшей уже не заводской, Корневой с покрасневшим лицом настолько, что казалось, уши его вот-вот воспламенятся. И, взглянув на него, все уже готовы были проголосовать за его восстановление.

И Синий, человек с внушительной фигурой и с симпатичным лицом, с которого не сходила веселая, добродушная улыбка, сразу же призвал:

— Без обсуждения — восстановить в партию с сохранением стажа.

Корневой глянул на Синего с выражением то ли растерянности, то ли некоторой обиды и сказал, растягивая слова:

— Это, конечно, дело собрания — слушать меня или не слушать, я ваше предложение, товарищ Синий, воспринимаю с благодарностью и сочту его за доверие и уважение ко мне. Но я бы не хотел, чтобы восстановление моей партийности превратилось в пренебрежительную формальность. Это меня обидело бы, — и вопросительно посмотрел на членов президиума. Из президиума подал голос Костырин: