История Франции - Марк Ферро

Таким образом, с 1936 по 1939 г., когда масса граждан, которой Народный фронт дал надежду на лучшую жизнь, становится все более пацифистской, правящие круги, еще более разделенные, чем прежде, перед лицом угрожающей войны постепенно занимают свои традиционные позиции. Левые, еще совсем недавно, по крайней мере до 1935 г., настроенные пацифистски, считают, что надо оказывать сопротивление Гитлеру, но не посредством войны, — на ее ведение у Франции почти нет средств; их поддерживают некоторые одиночки справа, такие, как Поль Рейно и Жорж Мандель. Правые, еще недавно воинственные и непреклонные по отношению к демократической Веймарской Германии, проявляют куда большее понимание к нацистскому режиму и буквально очарованы им. О чем они мечтают? Повернуть Гитлера на Восток и направить на СССР. К ним примыкают слева люди, подобные порвавшим с компартией Жоржу Бонне, Марселю Деа, Жаку Дорио.

По мере нарастания успехов Гитлера, в числе которых аншлюс Австрии, «Стальной пакт» с Муссолини, рост могущества рейха, и в связи с ощущением неготовности Франции к войне страх правящих кругов уступает место панике. Когда судетские немцы, желая добиться присоединения к Германии, обращаются к Гитлеру, маршал Петэн бросает французскому послу в Варшаве: «Мы не можем ничего предпринять для оказания военной помощи Чехословакии». «Наша авиация будет уничтожена через четырнадцать дней», — заявляет командующий ВВС генерал Вюильмен военному министру в сентябре 1938-го. Но даже если верно то, что соотношение сил, по крайней мере в авиации, никогда не было столь неблагоприятным для Франции, как осенью 1938 г., военный фактор оказывается отнюдь не единственным из тех, что определяют французскую политику в Мюнхене и после него.

Когда весной 1938 г. требование судетских немцев получить автономию встретило отказ правительства Чехословакии, французское правительство столкнулось с первой трудностью. Дело в том, что оно подписало два договора с Прагой, согласно которым Франция была обязана оказать военную помощь чехословацкому государству в случае нападения на него третьей страны. Подобный договор с Чехословакией подписал и СССР, однако его выполнение было обусловлено выполнением франко-чехословацкого соглашения. И если председатель Совета министров Даладье был готов к оказанию сопротивления, то его министр иностранных дел Жорж Бонне выступал против любого вмешательства без поддержки Великобритании. В своей ноте от 20 июля 1938 г. он доводил до сведения своего чехословацкого коллеги в Париже, что «Франция не будет вести войну ради решения судетского вопроса; конечно, мы публично подтвердим нашу солидарность… но это должно позволить Праге найти мирное и достойное решение».

Что же касается Великобритании, то она дала понять, что поддерживает референдум в Судетской области, т. е. решение, с которым не могли согласиться ни Франция, ни Прага, ясно понимавшие, что большинство судетских немцев последуют призывам своего вождя Генлейна и Гитлера: непоследовательность поведения версальских победителей оказалась трагической, побудив 2,5 милиона судетских немцев, оказавшихся под чешским господством, к действиям, опиравшимся на право народов на самоопределение… Кроме того, англичане в излишне черных красках представляли себе способность чехов защищаться в случае германского нападения, что не соответствовало реальности. Исполнившись решимости «сохранить мир любой ценой» и прикрываясь британскими недомолвками, французские руководители начинают оказывать давление на Прагу, добиваясь от чехов уступки немецким требованиям, предъявленным в жесткой форме 12 сентября.

Таким образом, именно Париж и Лондон, которые обратились к чехам с ультиматумом, можно было бы считать ответственными за войну, если бы та началась.

В свою очередь, советские руководители напоминают, что СССР готов вмешаться, если Париж в соответствии с договором подаст пример.

Им известно, что Польша и Румыния отказываются предоставить советским войскам право прохода через свою территорию, которое необходимо для оказания помощи Чехословакии. Но они и не перебрасывают войска к своим границам и даже не изображают готовности к действиям.

И тогда Чемберлен предлагает провести конференцию четырех держав, на что соглашается Муссолини.

В Мюнхене Франция и Англия уступают окончательно, и чехам приходится склониться, затаив негодование. Чехословакия оказывается обрезанным государством, и поляки воспользовались случаем, чтобы аннексировать у нее Тешинскую область[182].

Во Франции радость народа, сопровождавшая заключение Мюнхенского соглашения, оказалась недолгой. Общественное мнение очень скоро осознало, что победа глашатаев мира является эфемерной. Но Мюнхен имел своих сторонников. Во-первых, жителей Эльзаса-Лотарингии, поддерживавших местного депутата Робера Шумана: они естественным образом хотели избежать франко-германского конфликта. Затем правых во главе с газетой «Аксьон франсез», которая писала: «Франция не желает сражаться ни за евреев, ни за русских, ни за пражских масонов». Одобрение Мюнхенского соглашения в палате депутатов было массовым: 535 голосов — «за», 75 — «против», причем среди правых депутатов несогласие выразил один-единственный человек — Анри де Кериллис, в котором партнеры по лагерю видели «агента Москвы».

Именно в этом заключался секрет мюнхенской капитуляции.

Тьерри Мольнье писал в газете «Комба» (Combat): «Победа, одержанная Францией, была не столько победой Франции, сколько победой принципов, которые с полным основанием можно считать теми, что ведут к разрушению Франции и цивилизации». Подразумевалось, что тоталитарные государства представляют главный бастион против большевизма.

Сблизиться с Италией, чтобы нейтрализовать Германию, — такова была цель Пьера Лаваля накануне возникновения Народного фронта. Сблизиться с Германией, чтобы противодействовать СССР и переориентировать ту в направлении Центральной Европы, стало целью некоторых английских и французских политиков. После Мюнхена за англо-германскими переговорами последовали франко-германские экономические соглашения, заключение которых отмечалось в Париже «в атмосфере, исполненной очарования, разрядки, оптимизма».

После того как произошел аншлюс Австрии, Сталин прекрасно понял, чего именно желает добиться французская дипломатия: избежать заключения союза с ним, повернуть Германию против СССР. Франция укрывалась за спиной Великобритании, «своей няньки», по словам Гитлера, чтобы ее уловки не выглядели чересчур унизительными, однако цель французской политики была ясна и как до, так и после Мюнхена; Париж даже не информировал Москву о ходе переговоров, которые велись с Чехословакией, чтобы подтолкнуть ту к уступкам Германии. Чтобы встретиться с Гитлером, Чемберлен и Даладье поспешили воспользоваться самолетом; чтобы вести с СССР переговоры о военной помощи, Франция и Англия направили в Москву делегацию, в которой не было ни одного заместителя министра и которая совершала свое путешествие на круизном пароходе. «Хватит, наигрались, все это несерьезно», — сказал Сталин министру иностранных дел Молотову, готовившему пакт, который предстояло заключить с Гитлером, — на сей раз за счет Польши и Прибалтийских стран. Чтобы опередить формирование коалиции,