Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain) - Чарльз Буковски

Из любой ситуации,

Хватаются за возможность

Жестоко преувеличить

Простую ошибку

Или непонимание -

Затем лишь, чтоб испытать

Ненависть,

Неудовлетворенность

И жажду мести.

Неужто

Им невдомек,

Как мало времени

Нам

Отпускает

За все и про все

Странная эта жизнь?

Невдомек,

Что растрачивать жизнь

На подобные пустяки -

Почти

Преступление?

Невдомек,

Что нет

И не будет

Возможности

Вновь обрести

Все,

Что однажды Было

Навеки утрачено?

A Terrible Need

Вынос тела

Андре Великан скончался в Париже,

В своем гостиничном номере.

Он мертв – все семь футов, пятьсот пятьдесят фунтов.

Он был знаменитым борцом.

Он был чемпионом.

Неделей раньше он шел

За гробом отца своего.

Андре. Человек добрейшей души.

Он любил посылать знакомым цветы.

Но мертвый он превратился в проблему.

Его надо было вынести

Из отеля,

Но веса его не выдерживали носилки.

Может, теперь он и сам

Хоть немного цветов получит?

Андре Великан

В Париже

Боролся

С Ангелом Смерти.

И на сей раз борьба

Шла

Без правил.

Body Slam

Боги милосердны

Стихи выходят

Все лучше и лучше.

На скачках

Везет постоянно.

Даже когда

Неприятности подступают,

Я справляюсь с ними

Спокойней, чем прежде.

Это – словно внутри у меня

Таится ракета,

Только и ждущая мига,

Чтоб вылететь

У меня из темени.

И когда она взмоет ввысь,

Что б от меня ни осталось,

Я не раскаюсь…

The Gods are Good

Стук пишущих машинок.

Два нищих писателя, Хатчер и я.

Он жил на втором этаже многоквартирного дома,

Я – прямо над ним, а на первом жила Сисси,

Молодая красотка. У нее куриные были мозги,

Но зато – роскошное тело и длинные светлые волосы,

И если забыть ее вечно хмурый взгляд горожанки,

Это была не девица, а сладкий сон. По-любому,

Наверно, стук пишущих машинок

В ней пробудил любопытство или задел

Некие тайные струны – но однажды она постучала

В мою дверь. Мы распили бутылку вина, а потом она

Кивнула в сторону койки – и понеслось.

С тех пор она стала стучать иногда

В мою дверь,

Но порою я слышал,

Как стучит она в дверь Хатчера.

И мне становилось непросто печатать,

Когда снизу звучали их голоса и смех -

А уж тем более, когда там все затихало.

Чтоб продолжать печатать и дать им понять,

Насколько мне наплевать,

Приходилось перепечатывать статьи из газет!

Мы с Хатчером много раз говорили о Сисси.

«Ты влюблен в нее, что ли?» – спрашивал он.

«Нет уж, пошла она!.. Ну, а ты?»

«Я? Да ни в жизнь! – отвечал он. – Слушай,

Если ты все же влюблен в нее,

Я скажу ей,

Чтоб больше ко мне не ходила».

«Приятель, я то же сделаю для тебя», -

Сказал я ему.

«Брось», – он ответил.

Уж и не помню,

К кому она бегала чаще -

Думаю, серединка на половинку,

Но вот что поняли мы постепенно:

Сисси обычно стучала, когда в комнате раздавался

Стук пишущей машинки.

Так что Хатчер и я стали печатать

Даже больше, чем надо.

Успех пришел к Хатчеру раньше, чем ко мне.

Он переехал из нашей дыры,

И с ним уехала Сисси.

В новой квартире

Они поселились вместе.

После этого Хатчер

Повадился мне звонить:

«Господи Боже, у потаскухи этой -

Ни совести ни стыда! Вечно шляется где-то!»

Сисси слушала молча, пока хватало терпенья,

А потом давала ему достойный отпор

В немыслимых выраженьях.

А после

Сисси ушла от Хатчера.

Иногда она еще заходила меня проведать,

Но постоянно с новыми мужиками -

Самыми настоящими

Психами-

Маргиналами.

Зачем она приходила – понять я не мог,

Да и не очень хотел – я уже

Утратил к ней интерес.

Потом повезло и мне, и теперь

Я мог из трущоб переехать.

На экстренный случай

Я новый свой телефонный номер

Оставил

Бывшему домовладельцу.

Спустя какое-то время мне вдруг позвонил

Бывший домовладелец: «Тут к тебе заходила

Баба одна.

Зовут ее Сисси.

Требует новый твой телефон

И адрес, и очень

Настойчиво.

Дать

Или нет?»

«Ох, нет. Пожалуйста, нет».

«Какая кукла, чувак! Ты не против,

Если я приглашу ее на свиданье?»

«Ничуть я не против. Валяй приглашай».

Даже странно – истории вроде этой

Какое-то время

Кажутся интересными,

И все же славно,

Когда они завершаются,

И ты просто уходишь.

Но было и много хорошего – я

Запомню навеки,

Как Сисси бывала

В гостях у Хатчера,

Ну, а я у себя наверху

Яростно перепечатывал

Прогнозы погоды,

Статьи о политике

И некрологи.

Я извел тогда понапрасну

кучу хорошей ленты

И издергался

До истерики -

Так что, как ни крути,

Я все же запомнил

Сисси.

А такое

Не скажешь

О ком угодно.

Вам ясно

Или

Не ясно?

The Sound of Typewriters

Драка

Мальчик-красавчик стал уставать.

Удары его беспорядочны были,

Руки слабели.

А пьяница старый вошел в клинч -

И все пошло наперекосяк.

Мальчик-красавчик упал на колени,

А пьяница старый вцепился ему в горло

И стал колотить головой О кирпичную стену.

Мальчик-красавчик сознание потерял.

Пьяница,

Помедлив мгновенье,

Несильно пнул его в пах,

Развернулся и поплелся назад

По темному переулку -

Туда, где стояли и наблюдали мы.

Мы, расступившись,

Дали ему пройти.

Он прочь побрел,

Обернулся,

Глянул на нас,

Закурил

И удалился.

Когда я вернулся домой,

Она была в ярости:

«Где тебя черти носили?!»

Глаза ее были красны от слез.

Она на кровати сидела,

Откинувшись на подушки,

Прямо в тапочках.

«Остановился ПО-БЫСТРОМУ ПЕРЕПИХНУТЬСЯ?!

Неудивительно, что ты на меня не смотришь

Уже неделю!»

«Я видел классную драку. Заметь, бесплатно -

А интересней любой Олимпиады!

Я видел потрясный

Уличный мордобой».

«Думаешь, я

В это поверю?!»

«Господи Боже, ты хоть когда-нибудь

Моешь стаканы? Ладно, вот эти

Сгодятся…»

Налил я стаканы. Она

Осушила свой залпом. Понятно, ей было

Необходимо выпить, и мне – тоже.

«Было очень жестоко. Я ненавижу

Смотреть на такое, но все же

Всегда смотрю».

«Налей-ка еще».

Я налил нам еще по стакану.

Ей было Надо выпить, потому что она со мною жила.

Мне – потому что я Работал

Кладовщиком в «Мэй Ко».

«Остановился ПО-БЫСТРОМУ ПЕРЕПИХНУТЬСЯ!»

«Нет. Наблюдал за дракой».

Она опять осушила стакан,

Пытаясь понять -

То ли я с кем-то перепихнулся,

То ли и вправду смотрел на драку?

«Налей-ка еще. Это что,

Последняя наша бутылка?»

Я подмигнул и достал из пакета бумажного

Еще бутылку.

Мы редко ели – все больше пили.

Я работал

Кладовщиком в «Мэй Ко»,

А у нее были

Самые красивые ноги,

Какие я видел в жизни.

Когда я налил нам по третьему разу,

Она улыбнулась, встала, скинула тапки

И надела

Туфли на «шпильках».

«Нам нужен чертов лед», – сказала она.

Я глядел,

Как ее виляющий зад плывет в направлении кухни.

Она удалилась, а я

Снова стал думать

О той драке.

A Fight

Солнечный луч

Порою, когда ты – в аду,

И выхода не предвидится,

Поневоле становишься легкомысленным.

А потом наступает усталость

За гранью усталости,

А иногда подступает к горлу

Безумие.

Та фабрика находилась в восточном Лос-Анджелесе,

Из ста пятидесяти рабочих,

Кроме меня,

Белым был только один.

У него была легкая работа.

Я же заворачивал в бумагу и заклеивал пленкой

Электрические светильники,

Сходившие с конвейера.

Я старался держать темп,

А острые края пленки

Прорывали перчатки

И врезались мне в руки.

По итогам перчатки

Приходилось

Выбрасывать -

Ведь они

Разрывались в клочья,

И тогда мои руки становились совсем беззащитны,

И каждый новый порез

Был болезнен, словно удар током.

Меня считали большим и тупым белым парнем,

И другие рабочие,

Легко державшие темп,

Не сводили с меня глаз,

Ожидая,

Когда я сорвусь.

Я плюнул на руки свои,

Но я не сдавался.

Темп казался невыносимым,

И однажды в мозгу у меня

Что-то щелкнуло – и я во всю мочь заорал

Название фирмы, на которую мы пахали:

«СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ!»

Расхохотались

Все -

Девчонки, стоявшие у конвейера,

И парни – тоже.

Смеялись мы – и пытались по-прежнему удержаться

В ритме работы.

Я заорал Снова:

«СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ!»

Это мне приносило огромное облегченье.

А после одна из девчонок