Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain) - Чарльз Буковски

И от зевоты Скулы себе сверните,

Notes on Some Poetry

Гром

Каждый день сюда ходят очень немногие -

Нелегко продержаться при калифорнийских налогах.

Я не просто хожу сюда каждый день -

Я хожу сюда ежедневно десятки лет.

Я хожу сюда столь давно, что лично уже знаком

С половиной тренеров и агентов жокеев.

Мы болтаем на скачках, звоним друг другу,

Они частенько бывают в моем доме,

В сравненье со мной они все -

Довольно слабые игроки.

Здесь хватает и игроков-неудачников -

День за днем они делают ставки и вечно проигрывают,

Где они деньги берут – понятия не имею.

Их одежда грязна, поношена, дурно сидит,

Их ботинки разбиты,

Они проигрывают снова, снова и снова -

И наконец исчезают,

Сменяясь толпой неудачников новых.

Но я – постоянная величина.

Я прихожу даже в ненастье, даже когда дождь

Льет серой, сплошной водяной стеною.

На парковку вползаю, «дворники» работают, как безумные.

Служители узнают меня.

«Опять хреновый паршивый денек, да, Хэнк?»

Между забегами – скука,

Слишком долго приходится ждать,

Прямо жизнь из тебя вытекает.

Между забегами ты всякий раз теряешь .

Двадцать пять или тридцать минут,

Что назад уже не вернуть -

Навеки, навеки пропали!

Больше всего – забегов на шесть форлонгов,

А это значит, что настоящая гонка продлится где-то

От одной минуты до девяти-десяти секунд.

Но зато когда твоя лошадь близится к финишу первой -

Испытываешь ощущенье,

Что и сравнить-то не с чем!

Людям всегда нужны какие-то битвы,

Им нужно действие, гром!

Только тогда, хоть на миг,

Мы понимаем, что живы!

Иные из нас получают свое на скачках,

Иные – где-то еще,

Многие не получают вообще.

Это – чувство, которое ты должен испытывать,

Испытывать хоть иногда. Должен.

Взрыв!

Пламя!

И после финишной вспышки

Номер твоей лошади -

Первым

Идет на табло!

Это – предел возможного.

Это ошеломляет, как если б перед тобой

Раскрылся цветок.

И, стоя там, ты чувствуешь это.

The Buzz

Обычная доброта

Время от времени,

В три этак часика ночи,

Где-то на середине

Второй бутылки,

Приходят стихи.

И я, прочитав,

Незамедлительно их обзываю

Грязным словечком -

Бессмертные.

Ну, мы все понимаем,

Что в этом мире

Сейчас

Бессмертие – состояние

Весьма преходящее,

А то,

Если шире взглянуть,

И вовсе несуществующее.

И все равно – приятно поиграть

В мечты

О бессмертии.

И я складываю

Эти стихи

Подальше,

И продолжаю

Писать, -

Чтоб утром

Найти их,

Перечитать

И

Немедленно

Разорвать

В клочья.

Не было

В них

Ничего,

Даже близкого

К бессмертной поэзии -

Просто обычная

Пьяная,

Сентиментальная

Чушь.

Лучшее,

Что есть в самокритике, -

Таким путем

Вы не навязываете

Сей неприятный долг

Никому

Другому.

A Simple Kindness

Спасибо за попытки

Я ль раздавил те нежные розы?

Вспоминаю пестрое свое прошлое -

И всех женщин, которых знал,

Всех, что входили в романы со мной

Уже разочарованными, уже оскорбленными

Печальным опытом отношений

С другими мужчинами.

Меня изначально считали

Просто очередной остановкой в пути -

Может, выйдет,

А может, и нет…

Этих женщин использовали

И обижали,

Хоть и они, несомненно, успевали добавить

Немалую часть оскорблений

В общий коктейль.

Все они с первого шага

Были весьма осторожны,

Крутить романы нам было -

Что перечитывать

Читанные не раз газеты

(Колонку некрологов,

Предложения работы) -

Или слушать

Давно знакомую песню,

Которую слышал и сам напевал так часто,

Что и слова, и мелодия

Утратили смысл.

Их подлинные желанья

Скрывали страхи -

И я всегда появлялся уже слишком поздно

И предлагал слишком мало.

И все же случались порою минуты -

Сколь бы они ни были кратки, -

Когда доброта и смех

Прорывали тьму -

И, увы, растворялись вновь

В неизбывном,

Отчаянном мраке.

Так я ль раздавил те нежные розы?

Средь этих женщин нет ни одной,

О встрече с которой я пожалел бы -

И не важно, что болтают они обо мне

Теперь,

Ножами взрезая

Жизни

Новых своих любовников.

Good Try, All

Надо вступать в высокие дипломатические отношения

Я постоянно встречаюсь с людьми, мне их представляют

На разных сборищах,

И почему-то

Раньше ли, позже ли -

Мне ласково намекают,

Что тот иль иной джентльмен

(Или леди) -

Все, как один, юные, с нежными лицами,

Жизнью почти что не битые -

Совсем недавно бросил пить.

Каждый из них

Пережил

Трудные времена,

Но ТЕПЕРЬ

Наконец-то

(И вот это «ТЕПЕРЬ»

Злит меня больше всего)

Они, стало быть, счастливы и горды,

Поскольку сумели,

Превозмогли

Кромешный бред алкоголизма.

Блевать меня тянет

С их жалких побед.

Я начал пить в одиннадцать,

Как только залез впервые

В винный погреб

В доме у школьного друга.

К пятнадцати я

Успел

Побывать за решеткой

Раз так пятнадцать-двадцать,

Три раза лишиться водительских прав,

Вылететь с пары иль тройки десятков

Гнусных работ…

Меня избивали и оставляли

Валяться замертво

На множестве темных улочек,

Забирали дважды в больницу,

А уж опасных,

Самоубийственных приключений моих – И просто не счесть.

Я пил этак пятьдесят четыре

Годочка с гаком -

И намерен продолжить

В том же разрезе.

И, значит, теперь меня представляют

Этим юным,

Румянощеким, стройным, неуязвленным,

Изящным созданьям,

Которые утверждают,

Что превозмочь сумели

Ужасное зло

Пития?!

Должно быть, истина кроется в том,

Что никто из этих ребят

Не испытал ничего – просто они

Бегали по касательной,

Ручки боялись запачкать,

Только делали вид, что пьют.

Хорошо говорят про таких -

Сбежал из пламени ада,

Задувши свечку!

Ведь надо долго стараться

И долго трудиться, чтоб совершенства добиться

В любом искусстве,

Включая пьянство.

И вот еще что -

Мне пока не случалось встречать

Средь завязавших молодых этих пьяниц

Ни одного, кто от трезвости

Стал бы хоть чуточку лучше!

Proper Credentials are Needed to Join

Идиотизм по-любому

Мы пытались прятать последствия в доме -

Чтоб соседи не видели.

Это было непросто – ведь иногда нам обоим

Приходилось выйти из одновременно,

А когда возвращались -

Весь дом был измазан

Мочой и фекалиями.

Этот пес не умел делать свои делишки где надо,

Зато у него были

Самые голубые глаза на свете,

И ел он все, что давали,

И телевизор смотрел с нами частенько.

Однажды вечером мы вернулись -

А пес исчез.

На земле была кровь,

След кровавый тянулся наружу, по саду.

Я по следу пошел -

Лежал он поодаль, в кустах,

Жестоко убитый.

А на груди, под перерезанным горлом,

Болталась табличка:

«Здесь, в этом районе, нам не нужны

Подобные твари».

Пошел я в гараж за лопатой.

Жене сказал: «Не стоит сюда ходить».

Вернулся с лопатой

И принялся копать.

Я чувствовал – вон они, наблюдают сзади,

Из-за опущенных штор.

Теперь их райончик снова прекрасен -

Тихий и милый райончик,

Лужайки зеленые, улочки тихие,

Церкви, детишки, магазины – ну и так далее.

А я копал.

Silly Damned Thing Anyhow

Как бабочка на огонь

Дилан Томас, ясно, любил и аплодисменты,

И халявную выпивку, и сговорчивых дам,

Но этого было как-то немножко слишком -

И по итогам он написал всего-то

Чуть больше сотни стихов,

Зато едва не любое из них

Умел декламировать

Знатно.

А вот читать, пить иль заниматься сексом -

Скоро стало

Единственной его проблемой.

Доведенный до ручки

Тщеславием собственным

И кучей поклонников-дураков,

Он плевать хотел на столетия -

Ну, а они

В ответ

Оплевали

Его!

Moth to the Flame

От семи до одиннадцати

Дела никогда не идут настолько паршиво,

Чтоб мы не могли припомнить -

А может, они никогда

И не шли прилично?

И мы пытаемся всплыть на поверхность

Бесчисленных потоков дерьма -

Какого ж черта теперь-то

Тонуть

И

Проигрывать в этой

Изощренной

И глупой Схватке…

Всплыть на поверхность -

Чтоб оказаться

В итоге

У этой печатной машинки,

С тлеющей сигаретой

В зубах

И стаканом

В руке.

Нет подвига выше!

Делаю то, что должен,

В маленькой

Комнатке этой.