Вспышка молнии за горой (The Flash of Lightning Behind the Mountain) - Чарльз Буковски

Просто – в живых оставаться

И печатать вот эти слова.

Никакой подстраховки!

И три миллиона читателей едва переводят дух,

Когда я останавливаюсь

И, руку подняв,

Неторопливо

Чешу

Свое правое ухо.

7 Come 11

Оставьте свет включенным

Иные люди страшатся смерти

С особым неистовством. Я слыхал, что Толстой

Боялся смерти так сильно,

Что превратил свой страх

В обретение Бога.

Ну, что б ни сработало,

То и ладно.

Вовсе не обязательно

Трястись в полумраке,

Озаренном мерцаньем свечек.

В сущности, большинство людей

Не слишком часто

Задумываются о смерти -

Слишком они заняты

Каждодневной,

Безостановочной

Борьбой

За выживание.

А когда смерть приходит, для них

Ничего в этом страшного нет -

Они измучены и устали,

Раствориться в смерти для них -

Почти все равно

Что отправиться

В отпуск!

Жить продолжать -

Намного, намного

Труднее.

Большинство людей, предложи им выбор

Меж бесконечной жизнью

И смертью,

Запросто

Выберут смерть.

Что означает это?

Что люди

В массе

Гораздо умнее,

Чем мы

Полагаем!

Put out the Light

Окопы

Да, я понимаю,

Бог ДОЛЖЕН существовать.

Помню, во времена

Второй мировой

Была такая пословица:

«В окопах нет атеистов».

Конечно, они там были,

Только кажется мне, что их было

Не слишком много.

Но даже страх смерти

Не в силах заставить

Иного из нас склониться

Перед слепой,

Общепризнанной

Верой.

Для тех немногих

Атеистов в окопах,

Должно быть, ни Бог, ни война

Не имели

Большого значения -

Каким бы там

Ни было на сей счет

Общее мнение!

Foxholes

Тихие выборы, 1993 год

Сижу и любуюсь на маленькую деревянную горгулью

У себя на столе. Ночь холодна, но бесконечный дождь

Наконец прекратился. Болтаюсь где-то между нирваной

И полным небытием. Понимаю, что думаю слишком много

О смерти и о судьбе – и думаю слишком мало о чем-то земном,

О том, например, что туфли пора почистить. Мне б надо

побольше спать -

Но я чертовски привык просиживать здесь до рассвета,

Прислушиваться к полицейским сиренам и иным голосам

ночи.

Должно быть, мне б стоило стать одним из тех смешных

стариков,

Что живут на маяках и глядят бесконечно На море.

Горгулья, чем-то похожая на меня, отвечает беззвучно:

«Правильно мыслишь, Генри».

Город медленно обсыхает. Пьяницы в барах

Болтают о бесконечных дождях, о том,

Что случилось с ними за время дождей, из них так и хлещут

Истории дождевые.

А скоро пройдет церемония инаугурации

Нового президента, а он так чертовски молод,

Что мне годится во внуки. Конечно, на вид он -

Совсем неплохой паренек, но в наследство точно получит

Кучку дерьма старого. Ладно, мы поглядим, что с ним будет -

С ним, и со мною, и, наконец,

С вами.

А что же насчет тебя, глядящая мне в глаза маленькая горгулья?

Сейчас еще только январь, и ты и представить не можешь,

Сколько радостей, сколько адовых мук нас с тобой ожидает.

Сколько «черных полос» пережить нам придется с тобой,

Сколько вынести тяжких, но нужных забот повседневных.

Человек, черт возьми, может сдохнуть, пытаясь за газ заплатить,

Или выдрать зуб, или поменять перегоревшую лампочку!

А в скольких местах унылых бывать придется -

Хочешь ты или нет!

Иные – те просто кладут на все

И сходят с ума в какой-нибудь тихой дыре.

У меня на такое силенок пока не хватает…

Эх, горгулья-горгулья, все так сложно! Ты думаешь, верно,

Что надо бы больше света, больше блеска, больше чудес?

Но если ты и права, нам все исправлять придется

Своими руками – мне, тебе, остальным…

Между тем, как я уж упоминал, наш город

Скоро обсохнет, и это – единственное, на что

Мы можем твердо рассчитывать в данный момент.

Мы подтягиваем пояса. Напрягаем душевные бицепсы.

Мечтаем – и ожидаем,

Что лучше, чем вовсе не ждать, и лучше,

Чем растворяться в мечтах.

«Правильно мыслишь, Генри», -

Отвечает беззвучно горгулья.

Мне холодно. Я влезаю в теплый свой черный свитер.

Сижу. Пальцами шевелю.

Есть в этой комнатке нечто прекрасное.

Просто быть живым -

Иногда

Это так замечательно, -

Особенно если при этом смотреть на маленькую горгулью,

Что задирает огромную деревянную голову,

Мне показывает язык

И ухмыляется -

Вот как

Сейчас.

Calm Elation, 1993

ЧАСТЬ 4

Зачем убивать столько рождественских елей,

Чтоб отметить один-единственный день рожденья?

В этой комнате новой

Одиноко сижу в этой комнате новой, очень похожей

На все прочие комнаты, где я сидел раньше – стопки бумаги,

какие-то письма,

Фантики от конфеток, расчески, журналы старые,

Газеты столетней давности и прочий хлам безнадежный,

раскиданный там и сям.

Я совсем не стремлюсь к беспорядку – он просто однажды

возник,

Да так и остался.

Никогда не хватало времени на уборку -

Вечно то нервные срывы, то утраты, жестокий подсчет

Нелепостей

И ошибок.

Нас пригвоздили к куче забот повседневных -

И иногда случаются дни, когда не хватает сил

Даже за газ заплатить, ответить на грозные письма налоговой

службы

Или вызвать специалиста по борьбе с насекомыми.

Я сижу в этой комнате новой, а проблемы мои – все те же:

Никогда я не мог ужиться ни с женщиной, ни с мирозданьем.

Всегда – только боль, посыпание ран солью

Самоуничиженья,

Раскаяния, сожаленья.

Я сижу в этой новой комнате наверху, но в похожих комнатах

жил я

Во множестве городов, и теперь, когда прошлые годы

унеслись во мгновение ока,

Я сижу здесь с тем же упрямством, что и тогда,

И чувствую то же, что и когда был молод.

В комнатах и тогда, и теперь лучше всего по ночам:

желтоватый свет

Электрической лампы, мысли, работа. Все, в чем когда-нибудь

я нуждался -

Место, где можно укрыться от грохочущей глупости мира.

Я с чем угодно справлюсь – лишь предоставьте мне, пусть

нечасто,

Пусть ненадолго, избавленье от этих кошмаров.

И боги, спасибо, пока что

Его мне даруют.

И вот я сижу в этой комнате новой, сижу одиноко

В этом плывущем в дыму, сумасшедшем пространстве,

Я вполне доволен сим полем брани, и стены, друзья мои верные,

Вновь мне раскрывают объятия.

Сердце мое давно не в силах смеяться – но порою еще

способно

Улыбнуться желтому этому свету:

Надо же, путь столь долгий пройти -

Чтоб снова сидеть одиноко

Наверху, в этой комнате новой!

I Have this New Room

Писать

Ты внутренне улыбаешься

От уха

До уха,

Слова так и прыгают

С пальцев

На клавиши,

Такое вот

Волшебство цирковое:

Ты сам и клоун, и укротитель,

И тигр.

Ты – то, что ты есть,

Покуда

Слова

Сквозь горящие обручи скачут,

Совершают тройные сальто,

Перелетают

С трапеции на трапецию

И обнимаются

Со слонами,

Покуда

Стихи возникают -

Один за другим,

Они падают

Прямо на пол,

Становится жарко и славно,

Часы летят незаметно -

А потом все кончается.

Ты отправляешься в спальню,

Падаешь на кровать

И спишь своим праведным сном,

Ибо здесь, на этой земле,

Жизнь наконец прекрасна.

Стихи – это то, что случается,

Если больше

Ничего случиться не может.

Writing

Человеческая природа

Это длится довольно уже долго.

На ипподроме, в кафе,

Где я покупаю кофе,

Есть молодая одна официантка.

«Как поживаете?» – спрашивает она.

«Выигрываю недурно», – я отвечаю.

«Выиграли вчера?» – спрашивает она.

«Да, – отвечаю, – и позавчера тоже».

Уж не знаю я, в чем тут штука,

Но кажется, мы с ней – несовместимые личности.

И в разговорах наших мелькает подспудно

Враждебная нотка.

«Вы, похоже, единственный здесь,

Кто постоянно выигрывает», -

Она говорит

И глядит на меня сердито.

«Да неужто?» – я отвечаю.

Вот что действительно странно

В этой истории – в дни,

Когда я проигрываю,

Ее почему-то в кафе не бывает.

Может быть, у нее – выходные? А может,

Ее переводят в другой филиал?

Она ставит тоже. Проигрывает.

Проигрывает непрестанно.

И хотя мы с нею – несовместимые личности,

Мне ее жаль.

Я твердо решил: когда мы встретимся снова,

Я ей скажу -

Проиграл.

Сказано – сделано.

Она спросила: «Ну, как дела?»

Отвечаю: «Боже, в толк не возьму,

Как случилось, – но я проигрывал снова и снова,

На какую лошадь ни ставил -

Последняя приходила!»

«Правда?» – она вопросила.