Фантастические повести и рассказы - Сергей Казменко

— Очень любопытно, — Вертэй слегка привстал, потянулся к папке. — Вы не разрешите взглянуть? На это самое «кое-что».

— Нет! У нас нет на это сейчас времени. Могу только сообщить, что здесь нет записей ваших телефонных разговоров, копий ваших частных писем и доносов на вас людей, которых вы считаете близкими, если это то, что вас интересует.

Все эти материалы, о которых я говорю, были собраны вполне законным путем. Я не берусь судить о том, каким человеком вы предстали бы, окажись в этой папке материалы более подробного исследования вашей личности, но и того, что в ней есть, вполне достаточно, чтобы вызвать ну, мягко говоря, беспокойство.

Я, знаете, очень любопытен, и в свое время был очень удивлен тоном ваших статей, появившихся в печати. Я не скажу, чтобы эти статьи были какими-то очень резкими или очень обличительными — иногда пропускают статьи более резкие — но в них было что-то такое, что качественно отличало их от статей других авторов. И мне захотелось узнать, что же за человек их писал, и какие чувства этим человеком двигали. Я стал следить за вами, я собирал материалы о вас. Я знал о вас очень многое уже тогда, когда вы, наверное, о моем существовании еще не подозревали. И теперь я твердо знаю, что двигало и движет вами. Это ненависть. Так я повторяю свой вопрос: за что вы нас так ненавидите?

Вертэй вздохнул и стал подниматься.

— У нас с вами, видимо, не получится беседы, — сказал он.

— Нет, у нас с вами получится беседа, черт подери! — заорал вдруг редактор, хлопнув ладонью по столу. Он ушиб ладонь и теперь тоже вскочил и махал рукой, чтобы унять боль. — Нет, у нас получится беседа! Не для того я убил на вас столько времени, чтобы вы мне тут хлопали дверью! Садитесь!

— Не орите на меня! — огрызнулся Вертэй, но все же сел. Ему вдруг расхотелось уходить, эта вспышка редактора сорвала внутри какие-то запоры, и злость, копившаяся годами, хлынула наружу. Он вдруг понял — не умом, а сердцем, всей душой — понял, что он действительно их ненавидит, что ненависть эта копится в нем уже давно и лишь иногда, совсем малыми дозами находит выход в статьях, которые он пишет. И ему захотелось выпустить ее наружу, не думая о последствиях, сказать прямо в лицо этому человеку то, что наболело в душе. Нет, теперь он не ушел бы отсюда, даже если бы редактор захотел его прогнать. Как же я мог не сознавать этого раньше? — думал он.

Именно ненавижу — ни больше, ни меньше — ненавижу! — повторял он про себя это слово, и оно приобретало все больший смысл, суть его становилась все отчетливее: — Ненавижу! «Hate is fear» — («Ненависть — это страх»), — вспомнилась прочитанная где-то фраза. Ненавижу и боюсь? Ненавижу потому, что боюсь? Нет, чушь!

— Итак? — снова спросил редактор.

Ненавижу потому, что боюсь? Нет, конечно же, чушь! Он спрашивал себя и не чувствовал страха. Нет, страха не было. Может быть, он затаился где-то в глубине души, но не он, конечно же, не он был главным. Тогда почему же я ненавижу? За что я ненавижу?

Он поднял глаза на редактора.

— На этот вопрос так просто не ответить. Вы поставили его слишком неожиданно. Кто мог знать, что вы способны на такие заключения? Надо подумать.

А действительно, кто мог знать, что редактор способен задавать такие вопросы? Нет, конечно, он умный человек, гораздо умнее тех, кто им распоряжается. Но осознать то, что тебя ненавидят — это требует уже несколько большего, чем просто ум.

— Ну что же, — вздохнул редактор, — подумайте, если нужно. Впрочем, вы можете и не отвечать. Я ведь все равно, даже если бы и хотел избавиться от вашей ненависти, не стал бы ради этого ни в чем меняться. Можете не отвечать мне, в сущности, ваш ответ не больно и нужен. Я просто хотел выманить вас из вашей скорлупы внешнего спокойствия и невозмутимости, чтобы вы поняли, что я знаю и о вашей душе гораздо больше того, что вы позволяете узнать посторонним. Вы всегда старались никого не допускать к себе в душу, и потому ставили себя выше собеседника. А для нашей беседы нужно было уравнять шансы, — он развязал тесемки папки, достал из нее стопку листиков. — Я хочу, чтобы вы поняли, к чему приводит эта ваша ненависть. Вот, читайте, — и он протянул листки Вертэю.

— Что это?

— Это то, чем общество обязано лично вам. Читайте, читайте. Вопросы будете задавать потом, — он снял трубку внутреннего телефона, нажал кнопку вызова: — Зин, если меня будут спрашивать, скажи, что я ушел. Нет, вот как раз если из дома будут звонить, то скажи, что занят, и поэтому задержусь.

Ну, все.

Вертэй бегло просмотрел листки. На них были отпечатаны — а иногда вычерчены от руки — таблицы:

Аварийность на улицах. Хулиганство и мелкие правонарушения. Выпуск брака и срывы поставок и так далее, и так далее. Листки были сверху донизу заполнены цифрами — коэффициентами корреляции, доверительными интервалами, оценками вероятности… интересно было бы изучить эти материалы подробнее.

Не в такой обстановке, конечно.

— Ну, что скажете? — спросил редактор.

— А что вы от меня ждете? Данные любопытные, но так вот сразу все не осмыслить. Вы мне позволите захватить эти таблицы с собой?

— Не задавайте глупых вопросов. Ведь вы же прекрасно понимаете, что такие данные разглашению не подлежат.

— Тогда изучайте их сами, Вертэй небрежно бросил листки на край стола, Я не желаю копаться в ваших дешевых секретах.

— У вас что же, не возникло желания задать мне какие-нибудь вопросы?

— Какие уж тут вопросы? Какие могут быть вопросы по поводу секретных материалов? Нет уж, лучше держаться от всего этого в стороне.

— Ну что же, мне придется тогда объяснить все самому. Эти данные подготовлены специальной группой из института социально-экономических проблем.

— Конечно, это очень надежные люди.

— Безусловно, — кивнул головой редактор. — Хотя бы потому, что они не ставят перед собой задач выше обеспечения собственного благополучия. Мы всегда стараемся поручить самую ответственную работу именно таким людям. Они не мучаются в попытках решать вселенские и общечеловеческие проблемы, они заняты только обеспечением своего маленького счастья. Но зато они и не бьют в набат, когда узнают факты, от которых можно поседеть. Только такие люди и годятся на то, чтобы перерабатывать ужасающую информацию и делать из нее еще более ужасающие выводы.

— Да, ценные кадры. Но ведь их не так уж и мало.

— Как ни странно это может вам показаться, их не так уж и много. Из тех, я имею в виду, кто обладает достаточно развитым для такой работы интеллектом. Ну, так вот. Здесь, Вертэй, результаты проверки вашей — лично вашей — деятельности, проведенной группой по моему заданию.

— По вашему заданию. Я очень польщен, такая честь…

— Не кривляйтесь, дело очень серьезно. Не буду говорить о методах их работы, я сам не очень-то в них разбираюсь…

— Ну, конечно, тогда мне и вовсе не понять…

— Не кривляйтесь, говорю вам. Дело не в методе. Он уже неоднократно оправдал себя, поэтому выводам группы можно доверять полностью.

Вертэй хотел по инерции съязвить еще, но одернул себя. Зачем пытаться показать самому себе, что ты нисколько не обеспокоен? Глупо.

— А выводы, Вертэй, для вас очень неутешительны, — продолжал редактор. — Вкратце, суть их такова. В результате вашей деятельности — здесь исследовались последствия публикации ваших статей, а также публикации материалов, в составлении которых вы принимали участие — дестабилизирующий фактор резко повышается. То есть он повышается настолько, что это черт знает что!..

— Стоп, стоп! — вскинул руки Вертэй. — Немного помедленнее, пожалуйста.

Что это еще такое — дестабилизирующий фактор?

— Это один из параметров, характеризирующий общество в используемой группой модели. Ну, чтобы сразу было понятно, некая усредненная характеристика, показывающая возможную величину отклонений в развитии общества от предсказанного наивероятнейшего развития. Скажем, мы строим в городе десять специализированных пунктов по профилактике правонарушений среди подростков, обеспечиваем их штатом высококвалифицированных специалистов и можем ожидать, что детская преступность за три-четыре года упадет на сорок процентов. А она растет! А она растет, да еще как, и происходит это, как ни странно, во многом по вашей, Вертэй, вине.

— Ну-ну…

— Именно так. Я описал реальную ситуацию. Здесь все реально, — он ткнул пальцем в таблицы, лежащие на краю стола. — Здесь все реально, Вертэй, до ужаса реально.

— Скажите, а они, случайно, не исследовали влияние, скажем, количества пятен на Солнце или количества тайфунов в Тихом океане?

— Исследовали! Все исследовали! — редактор даже подался вперед. — Все, что только можно исследовать, они исследовали! И пришли к выводу, что одной из основных причин повышения дестабилизирующего фактора является ваша, Вертэй, деятельность.