Чертог Белой Ночи - Мария Казанцева

небо, где можно было различить даже падающую звезду.

– Признаешься ли ты, Денис Евгеньевич Тенёв, что подглядывал? – спросила Яра, изображая его же издевательскую манеру говорить.

– В оба глаза, – широко улыбаясь, признался он. – И если до того, как я снял с тебя чары в Чертоге, я просто не мог понять, что же с тобой не так, то после для меня тоже все стало иначе.

Она вздрогнула, будто птица выпорхнула из груди, оставляя за собой рябь на поверхности души, переходящую в приятную дрожь во всем теле. Как Яра ни старалась скрыть это, Рейн заметил перемену в ее взгляде.

– Нам пора возвращаться, – сказал он, спрыгнув с подоконника, и задержался напротив шкафа, где держал стволы.

– Нам это не нужно, – ответила Яра на его сомнения и взяла за руку. – Пойдем.

– Библиотека, наверное, ночью закрыта, – шутил он, избегая ее взгляда.

– Я знаю место, которое открыто круглые сутки.

Она пальцами крепче стиснула его ладонь, и колючая до мурашек энергия потекла по ее руке, а теплый ветер подул в спину, поднимая волосы вверх. Они стояли на площадке пятой башни Цитадели, единственной без купола.

– Это нечестно, – Рейн замотал головой.

– Что нечестно, так это твое нечеловеческое упрямство.

Яре хватало роста, чтобы даже на носочках доставать только до его груди, и сейчас она ощущала, что эти сорок сантиметров стали непреодолимым расстоянием.

– Тебе не стоило говорить о своих чувствах, – продолжала она, – но мне повезло, что великим искусством молчания тебе не овладеть никогда.

Рейн засмеялся, явно не веря происходящему. Его горящий взгляд искал по сторонам хотя бы одну опору здравомыслию, которое рассыпалось на глазах, а потом его рука мягко и уверенно потянула ее к себе за локоть. Он опустился на скамейку, и Яра забралась к нему на колени, с закрытыми глазами нашла его губы. Как порыв ветра, его поцелуй заставил ее качнуться назад. Наглый язык между зубами, неровное дыхание и руки с горячими кольцами, с силой скользящие вниз по плечам. Поцелуй за поцелуем Рейн сбивал ее тихое дыхание, крепко прижимая к себе, пока ее пальцы не стали путаться в его волосах, пока мурашки на ребрах не согрелись в его ладонях.

Он остановился с серьезным лицом так, словно забыл сказать что-то важное, а потом от внезапной улыбки на его щеках собрались длинные складки.

– Это еще лучше, чем я боялся.

Яра рассмеялась, проводя кончиком носа по его лицу.

– И я все равно считаю, что затащить меня на смотровую площадку Ремера – нечестно и даже подло, – недовольно добавил он, но его глаза все равно смотрели на нее так, будто в жизни не видели ничего лучше.

Отпрянув, но продолжая держать его за плечи, она заговорила:

– Покажи мне Чертог. Таким, какой он был.

Рейн театрально округлил глаза и увел их так сильно в сторону, что даже отвернулся.

– То, что я могу показать, будет не сильно лучше того, что ты видела сама.

– Я не прошу делиться воспоминаниями, – убеждала его она. – Покажи иллюзию на основе того, что помнишь.

Его взгляд вернулся к ней серьезным.

– Я не так хорош в создании иллюзий, и ты можешь увидеть или почувствовать то, что было на самом деле.

– Только не пытайся меня убедить, что с самого первого дня, как проснулась магия, ты – бандит, чемпион подпольных боев и гроза всех хранителей.

– Со временем мы превращаемся в других людей. В течение жизни это происходит даже не один раз. Мы меняемся: ощущаем себя по-другому, думаем иначе, хотим чего-то нового. В изоляционном измерении я сильно изменился. Остановился. Спрыгнул с того неуправляемого поезда, на который попал случайно. Но до этого мне было хреново, и я вышибал из себя это чувство не только наркотой, еще и контролем. Так быстро теряешь ощущение реальности.

– Я не верю, что не было ни одного дня, который ты мог бы мне показать, а пока ты упрямишься, время уходит. Контроль сознания второго уровня вам одобрили только до утра.

– Тебе бы поменьше подслушивать разговоры хранителей, – прохрипел Рейн и, как ни старался, не смог не рассмеяться.

Ее губы жадно запечатали его смех, и воздуха в легких снова стало не хватать, как бы глубоко она ни дышала. Его большой палец коснулся ее подбородка, а ладонь проникла под рассыпанные по плечам волосы.

– Ложись.

Мраморный пол оказался теплым. Снежная метель разбивалась о невидимый барьер над головой. Под ним, как внутри стеклянного шара, было тепло, тихо и спокойно. Когда всерьез, а когда в шутку, но у его голоса всегда были повелительные нотки, которым хотелось возражать. Сейчас же все поменялось так, что под силой его рычащего голоса, что бы он ни велел, она чувствовала только заботу, которая разрушала любые страхи.

– Все, что ты можешь узнать, – Рейн повернул к ней голову, взял за руку, и его глаза налились искрящейся зеленью, – никогда больше не повторится.

Вверх полетели разноцветные искры. Оранжевые, желтые, зеленые, красные. Они быстро поднимались, превращаясь в тусклые окна невысоких домов с ажурными фасадами и фигурным декором. Оказавшись на одной из таких улиц, больше похожих на иллюстрации сказочных книг, Рейн отпустил ее руку, но Яра продолжала чувствовать его тепло, а еще любовь и вместе с ней страх. Страх потерять ее и одновременно страх быть рядом. Она не могла понять, какое из этих чувств сильнее. Они были тесно связаны друг с другом и теперь принадлежали им обоим.

Впереди, над площадью Ребеля, встречались пять многоярусных мостов с высокими башнями. На их многочисленных шпилях развевались флаги стран и городов, а праздничные полотна с изображениями гербов, ниспадающие с краев мостов, раскачивал легкий ветер. Чертог Ночи был украшен новогодними гирляндами и парящими огнями. Главную площадь плотно заставили лотками со сладостями и шатрами, на пиках которых искрились неиссякаемые фонтаны бенгальских огней.

Вокруг раздавались звуки жизни большого рынка: крики уличных продавцов, хлопки дверей, смягченные пушистым снегом, скрипучие шаги прохожих. Воздух пронзала морозная чистота, пропитанная пряным запахом горячего какао и ванильным ароматом выпечки с ягодами и лимоном.

– Это твой первый праздник в Чертоге, – говорила Яра, мотая головой из стороны в сторону, чтобы не упустить из виду ни одно волшебство в этой бурлящей суматохе.

– Тогда я недолго думал, что моя жизнь еще может стать лучше, – тихо проронил Рейн, но грусть, наполняющая его изнутри, выбралась на поверхность его голоса.

Справа девушка торговала чем-то похожим на свежую тертую клубнику под запеченной коркой из цедры и сахара в песочных формочках в виде троллей. За ними у нее на лотке стояла целая пирамида из творожных штолленов, завернутых в бумагу и перевязанных яркими тканевыми ленточками. На соседнем прилавке красовалась всевозможная пастила в мерцающей пудре, а дальше имбирное печенье, слойки с кленовым сиропом и золотой горячий шоколад, который