Тайна Адомаса Брунзы - Юозас Антонович Грушас

Б у д р и с. Послушай, Кибартас, ты что — малый ребенок или прикидываешься дитятей?

К и б а р т а с. То есть как? Нет, сосед, дело-то у нас достаточно серьезное, важное дело. Вот вы, господин Каролис, и ты, сосед, решайте сами: честно, по справедливости со мной поступили?

Б у д р и с. У меня своя справедливость, а ты можешь иметь свою… Никто тебе не запрещает. Только не лезь мне на глаза.

К и б а р т а с. Погоди, сосед. Что ты мне тогда сказал: «Сын будет свидетелем против меня, если не сдержу слова». Разве ты не так сказал? И Каролис со своей стороны подтвердил, что меня не обманут. Разве не так?

К а р о л и с. Так.

Б у д р и с (Кибартасу). Сын — свидетель против отца? Ты что, Кибартас, шуток не понимаешь?

К и б а р т а с. Какие уж там шутки! А что получилось? Сами видите.

Б у д р и с. Я еще раз тебя спрашиваю: чего ты от меня хочешь?

К и б а р т а с. Откажись от своей покупки и верни мне землю. А я верну столько, сколь взаймы брал.

К а р о л и с. Так… Ну, отец?

Б у д р и с. Не горячись, сынок.

К а р о л и с. Но, отец, все это…

Б у д р и с. Постой! (Кибартасу.) Земля куплена. Деньги заплачены. Ничем тут не поможешь. Должен же ты в конце концов это понять? А что до этих векселей… я же собирался вернуть тебе дом, а ты отказался, бумагу не взял — кто виноват? Ничего не поделаешь, придется теперь выселять тебя. Кто-нибудь другой придет туда жить. Должен же я начинать там хозяйственные работы. Вот. И больше никаких дел у меня с тобой нету.

К и б а р т а с. Ох, сосед, еще можно по-хорошему договориться!

К а р о л и с. Отец!..

Б у д р и с. Я уже все сказал.

К и б а р т а с. Значит, я теперь должен уйти из дома? Лишиться хлеба, лишиться крова с малыми детьми? А ведь я тоже хочу жить… И никому я ничего плохого не сделал. В долги залез? В чем же тут моя вина? Ведь у нас маленького человека все прижимают. А вас, крупных хозяев, — поддерживают: и власти, и банк, и всякие там Сельскохозяйственные палаты. Разве ты не сам, сосед, тогда деньги предложил? Мол, такая беда — жена болела, столько денег докторам переплатил, бери, столкуемся… Говорил? А что получилось? И есть человек, который знает правду, знает, что ты сделал. Неужели все теперь прахом пойдет только потому, что он — твой сын?.. Добром хочу, миром. Но если не вернешь мне землю, если захочешь выгнать меня — в суд подам!

Б у д р и с. Вот ты как!

К и б а р т а с. А что мне остается? Молчать? Спустить? В батраки к тебе идти? Знаю я, как твои батраки живут! Ты у меня землю отобрал, хлеба лишил, хочешь, чтобы я теперь хребет на тебя ломал, пока есть еще сила? А потом выгонишь. Нет, Будрис, твоим батраком я не буду. Поищу правду. (Каролису.) А вы свое слово сдержите?

Б у д р и с (встав между ним и сыном). Говорю тебе, оставь его в покое.

К и б а р т а с. Ну ладно. Теперь вы знаете, чего я хочу. Буду на этом стоять — не уступлю.

Б у д р и с. Уступай — не уступай. Мне все едино.

К и б а р т а с. Встретимся в суде. (Уходит.)

Б у д р и с. Так-так. (С иронией.) Ишь, как ему легко: отменил, возвратил… (Твердо.) Продано и аминь.

Входит  м а т ь  Б у д р и с а.

М а т ь  Б у д р и с а. Разума у людей нет. Запряг жеребчика, да кнутом его! Ну, не дурак парень? Работник… Он скотину кнутом, а я его палкой.

Б у д р и с. Все поля объехала? Хороший кусок отхватили, а, мать?

М а т ь  Б у д р и с а. Удачно купил. Эта низинка у дороги — самая пшеничная земля. Только руки к ней приложить.

Б у д р и с. Я так и наметил.

Входит  Б у д р е н е.

К а р о л и с. Вот все и в сборе. Я хочу, чтобы мы кое-что обсудили.

Б у д р е н е. Что же именно, сынок?

К а р о л и с. А разве вы не знаете?.. Трудно мне говорить об этом, особенно когда я вижу, что кое-кто с моим мнением не согласен. Но откладывать нельзя.

М а т ь  Б у д р и с а. О чем это ты, Каролис?

Б у д р е н е. Должны же мы понять друг друга.

К а р о л и с. Да, мама. Это касается всех нас.

Б у д р и с. Семейный суд хочешь устроить?

К а р о л и с. Чтобы избежать другого суда.

Б у д р и с. Не торопись. У меня тоже есть к тебе претензии.

К а р о л и с. Готов выслушать.

Б у д р и с. Пусть уж все слушают.

Б у д р е н е. Что это вы! Ради господа нашего Иисуса…

Б у д р и с. Вы знаете, сколько я за свою жизнь потрудился. И не только руками, кое-когда и головой работал. (Сжимает кулак.) Так-то. Ясное дело, не для чужих выкладывался. Разве не вправе я гордиться плодами дел своих? Не хочу говорить, что имею право на благодарность. Не на сочувствие сына могу рассчитывать? А видите, какая мне от него помощь? Легко мне это или нет — другой вопрос. Мой сын — моя беда, сам и терпеть должен. Я требую только одного — чтобы с этого дня Каролис никоим образом не касался моих дел. Никоим образом! Слышишь, Каролис? Слышишь, мать? Слышишь, жена? Я этого требую.

М а т ь  Б у д р и с а. Ты понимаешь, чего отец от тебя требует?

К а р о л и с. Понимаю.

М а т ь  Б у д р и с а. А понимаешь — должен уважить.

К а р о л и с. Что ж, раз отец требует, я вынужден подчиниться. Но дела складываются так, что со своей стороны и я теперь имею, — простите, что осмеливаюсь так говорить, — требования.

Б у д р и с. Ты? Какие же это у тебя требования?

К а р о л и с. Прежде всего я хочу, чтобы меня не считали здесь преступником только за то, что я стал музыкантом. Мне трудно было выносить это в течение трех прошедших лет. Теперь, когда я вернулся, — еще труднее.

Б у д р и с. Хочешь, значит, чтобы я примирился с твоей музыкой?

К а р о л и с. Да, отец.

Б у д р и с. Нет. На это я никогда не соглашусь.

М а т ь