Фрейд - Питер Гай

Единственное, что озадачивало Фрейда – как, впрочем, и остальных, – это вопрос, почему он колебался, прежде чем поднять агрессивность до уровня соперницы либидо. «Почему нам самим, – спрашивал он впоследствии, оглядываясь назад, – понадобилось так много времени, прежде чем мы решились признать существование стремления к агрессии?» С некоторым сожалением мэтр вспоминал свою отрицательную реакцию, когда в психоаналитической литературе впервые появилась идея этого влечения, и то, «как долго оно сохранялось, пока я не стал восприимчив к ней». Он имел в виду доклад блестящего русского аналитика Сабины Шпильрейн в 1911-м на одном из собраний по средам в квартире на Берггассе, 19, а также ее новаторскую статью «Деструкция как причина становления» год спустя[198]. В то время Фрейд просто не был готов.

Его нерешительность, вне всяких сомнений, имела и другие причины. Сам факт, что не кто иной, как Адлер, впервые выдвинул понятие мужского протеста, хотя его формулировка значительно отличалась от более поздней формулировки Фрейда, мешал основателю психоанализа принять идею деструктивного влечения. Аналогичным образом утверждение Юнга, что он предвосхитил Фрейда, сказав о направленности либидо не только на жизнь, но и на смерть, не ускоряло признание последнего. Скорее всего, у этой нерешительности имелся и личный аспект. Возможно, сие был защитный маневр, который мэтр применил для подавления собственной агрессивности. Фрейд винил современную культуру в том, что она отвергает все низкое в человеческой природе, которое делает агрессию фундаментальным влечением. Возможно. Но его собственные колебания больше похожи на некую проекцию, когда он приписывал свое сопротивление другим.

Несмотря на то что ежедневная ужасающая демонстрация человеческой жестокости обострила новые формулировки Фрейда, в намного большей степени изменение классификации влечений обусловлено внутренними проблемами теории психоанализа. Статья его основателя о нарциссизме, как мы видели, выявила несостоятельность более раннего разделения влечений на сексуальные и эгоистические. Но ни эта работа, ни последующие не предложили более удовлетворительную схему. Тем не менее у Фрейда не было намерения превращать либидо в универсальную энергию, в чем он обвинял Юнга. Не хотел он также дополнять либидо универсальной агрессивной силой, которая, как утверждал мэтр, стала фатальной ошибкой Адлера. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд открыто отверг «монистическую» теорию либидо Юнга и противопоставил ей собственную «дуалистическую» концепцию.

Основатель психоанализа оставался твердым дуалистом по причинам врачебного, теоретического и эстетического характера. Истории болезни его пациентов щедро подтверждали точку зрения Фрейда, что психическая деятельность фактически состоит из конфликтов. Более того, само понятие вытеснения, этот краеугольный камень теории психоанализа, предполагает фундаментальное разделение в психических процессах: Фрейд отделял вытесняющие энергии от вытесняемого материала. Наконец, его дуализм имеет неуловимый эстетический аспект. Нельзя сказать, что мэтр был заворожен картиной двух яростных фехтовальщиков, которые наносят друг другу смертельные удары. Его анализ эдипова треугольника, например, показывает, что Фрейд был способен отбрасывать крайности, когда этого требует наглядность, но феномен драматических противоположностей, похоже, дал ему чувство удовлетворения и законченности. Его работы изобилуют столкновениями активного и пассивного, мужского и женского, любви и голода, а теперь, после войны, жизни и смерти.

Конечно, изменения, которые Фрейд вносил в свои теории, не мешали ему сохранять суть собственных довоенных обобщений о структуре и работе психики. Как в то время жаловались психоаналитики – и продолжают жаловаться до сих пор! – Фрейд редко в подробностях объяснял смысл своих исправлений. Он не указывал, что именно отбросил, что модифицировал, а что оставил неизменным в своих предыдущих формулировках, а вместо этого предоставлял читателям самим совмещать на первый взгляд несовместимые заявления[199]. Однако не может быть никаких сомнений, что корректировки, которые мэтр предложил в работе «По ту сторону принципа удовольствия», оставили незыблемым традиционное психоаналитическое распределение мыслей и желаний в соответствии с расстоянием от сознания. Знакомое трио бессознательного, предсознательного и сознательного сохранило свою значимость. Тем не менее новая карта структуры психики, которую Фрейд составил в период с 1920 по 1923 год, включила в область психоанализа обширные и до той поры непредвиденные регионы функционирования психики, а также ее нарушений. Возможно, самым волнующим был доступ, который исправления основателя психоанализа открывали к аспекту психики, по большей части игнорируемому, неточно называемому и почти не понимаемому, – «Я». С психологией «Я», которую Фрейд разработал после войны, он мог еще ближе подойти к реализации своей давней мечты: очертить общую психологию, которая будет распространяться за пределы ее первой, ограниченной области обитания, в нормальную работу психики.

«По ту сторону принципа удовольствия» – сложная работа. Сам текст, как всегда, четкий и ясный, но насыщенность новыми необычными идеями, изложенными очень сжато, становится препятствием для быстрого понимания. Но еще более необычными выглядят полеты фантазии Фрейда, такие свободные, каких до сих пор в его трудах не было. Уверенное оперирование клиническим опытом, которым отмечено большинство статей мэтра, даже исключительно теоретических, здесь выражено слабо, если не отсутствует вообще[200]. Еще больше запутывает ситуацию тот факт, что основатель психоанализа снова прибегает к своим обычным утверждениям, что он ни в чем не уверен. «Меня могли бы спросить, – пишет он ближе к концу статьи, – убежден ли я сам, и если да, то насколько, в истинности развиваемых здесь предположений. Я ответил бы, что и сам не убежден и не склоняю к вере других. Точнее: я не знаю, насколько верю в них». Фрейд немного лукавит, утверждая, что предается этому ходу мыслей «исключительно из научной любознательности, или, если угодно, в роли advocatus diaboli[201], который сам черту все же не продается».

В то же время основатель психоанализа заявлял, что доволен тем, что два из трех последних прорывов в теории влечений – расширение понятия сексуальности и введение понятия нарциссизма – представляют собой «непосредственный перевод наблюдений в теорию». Однако третий прорыв – утверждение о регрессивном характере влечений, очень важное для нового дуализма Фрейда, – казался гораздо менее надежным, чем два других. Но даже тут мэтр утверждал, что в его основе лежат материалы наблюдений. «Правда, я, может быть, переоценил их значение». Тем не менее он полагал, что следует принять во внимание и «умозрительные» построения, и отзывы, которые они получили, иногда восторженные, хотя гораздо чаще насмешливые. В начале весны 1919 года, когда Фрейд закончил черновик статьи и собирался отправить его Ференци, он заметил, что немало развлек себя этой работой. Его последователи к этому «развлечению» не присоединились.

«По ту сторону принципа удовольствия» начинается общими словами, затем углубляется в теорию психоанализа: «Течение психических процессов автоматически регулируется принципом удовольствия». Впрочем, по размышлении – с учетом того, что многие психические процессы генерируют неудовольствие, – через две страницы Фрейд несколько смягчает свое категорическое суждение: «В душе существует устойчивая тенденция к проявлению принципа удовольствия». Изменяя формулировки, основатель психоанализа подходил к главной цели этой статьи – пытался показать, что в психике существуют фундаментальные силы, которые последовательным образом сводят на нет принцип удовольствия. В пример он приводил принцип реальности, который имел возможность отсрочить и запретить нетерпеливое желание немедленного удовлетворения.

Само по себе это изменение формулировки не представляет трудностей для традиционного психоанализа – как и утверждение Фрейда, что действующие внутри человека конфликты, особенно по мере созревания психического аппарата, скорее «производят» неудовольствие, чем удовольствие. Несколько примеров, которыми основатель психоанализа поддерживает это положение, никак не назовешь распространенными либо очень вескими, однако он считает их доказательствами или по крайней мере убедительными свидетельствами существования психических сил «за пределами» принципа удовольствия, о которых раньше не подозревали. Один из таких примеров, шутливый и вряд ли убедительный, стал знаменитым: игра fort-da, которой развлекал себя полуторагодовалый внук Фрейда, старший сын Софи. Несмотря на сильную привязанность к матери, маленький Эрнст Вольфганг Хальберштадт был «хорошим» мальчиком и никогда не плакал, когда она ненадолго оставляла его. Малыш играл сам с собой в загадочную игру. Он брал деревянную катушку с намотанной на нее бечевкой, бросал ее за край кроватки и издавал звук «О-о-о-о», который мать и дедушка истолковывали как fort – «уходи». Потом мальчик вытягивал катушку за бечевку и приветствовал ее появление радостным da – «вот». Собственно, все. Фрейд истолковал сие занятие как средство справиться с неприятным переживанием: малыш перешел от пассивного принятия ухода матери к активному воспроизведению ее исчезновения и возвращения. А возможно, он мстил матери – практически выбрасывал ее, словно больше в ней не нуждался.