Красная Страна - Джо Аберкромби

— Я не хочу больше это делать, — прошептал Темпл.

Коска отмахнулся и от этого. — Ты все время это говоришь. И все же ты здесь.

Темпл шатаясь поднялся. — Надо отлить.

Холодный воздух ударил так сильно, что он чуть не упал перед одним из стражников, у которого было кислое лицо от того, что пришлось стоять трезвым. Он ковылял вдоль деревянного бока монструозного фургона наставника Пайка, думая о том, как близко его ладонь была к удаче, мимо волнующихся лошадей, из ноздрей которых валил пар, сделал несколько мелких шажков к деревьям, звуки попойки приглушились за ним, затолкнул бутылку в снег и развязал шнуровку пьяными пальцами. Черт подери, было все еще холодно. Он наклонился назад, моргая на небо, яркие звезды крутились и танцевали поверх черных ветвей.

Генерал-капитан Темпл. Он размышлял, что бы Хаддиш Кадия подумал об этом. Он размышлял, что бы Бог подумал об этом. Как он до этого дошел? У него всегда были хорошие намеренья, разве нет? Он всегда пытался делать лучшее.

Просто его лучшее всегда было дерьмом.

— Бог? — завопил он в небо. — Ты там, ублюдок? — В конце концов, возможно Он был тем, что говорил задира Джубаир. — Просто… подай мне знак, а? Хоть маленький. Просто направь меня на правильный путь. Просто… подтолкни меня.

— Я тебя подтолкну.

Он замер на миг, все еще капая. — Бог? Это ты?

— Нет, болван. — Последовал хруст, когда кто-то вытаскивал его бутылку из снега.

Он повернулся. — Я думал, ты уехала.

— Вернулась. — Шай подняла бутылку и глотнула, одна сторона ее лица была темной, другую освещал мерцающий костер лагеря. — Думала, ты никогда сюда не выйдешь, — сказала она, вытирая рот.

— Ждала?

— Немного. Ты пьян?

— Немного.

— Это работает на нас.

— Это работает на меня.

— Я вижу, — сказала она, глянув вниз.

Он обнаружил, что не завязал ширинку и начал неловко завязывать. — Если так сильно хотела посмотреть мой член, могла просто попросить.

— Несомненно, эта прекрасная штука западает в память, но я пришла не для этого.

— Есть окно, через которое надо выпрыгнуть?

— Нет. Возможно, мне понадобится твоя помощь.

— Возможно?

— Если все пойдет гладко, ты просто сможешь ползти назад, чтобы топить свои печали.

— Часто ли у тебя все шло гладко?

— Не часто.

— Похоже на то, что будет опасно?

— Не очень.

— В самом деле, не очень?

Она снова выпила. — Нет. Очень.

— Это насчет Савиана?

— Немного.

— О, Боже, — пробормотал он, потирая переносицу и желая, чтобы темный мир остановился. Сомнения, вот в чем была его проблема. Нерешительность. Слишком много волнуется. Он хотел, чтобы он был пьян чуть меньше. Потом захотел, чтобы больше. Он просил о знаке, разве нет? Зачем он просил о знаке? Он никогда не ожидал получить его.

— Что тебе нужно? — пробормотал он, голос у него был очень тихим.

Острые Концы

Практик Вайл[24] засунул палец под маску, чтобы потереть мелкие ссадины. Не худшая часть работы, но близко к тому.

— Ага, вот так, — сказал он, тасуя карты, словно это делало его руку менее невезучей, — Думаю, она уже нашла кого-то еще.

— Если у нее есть здравый смысл, — проворчал Паут.

Вайл почти ударил по столу, потом забеспокоился, что может поранить руку и вовремя остановился.

— Вот что я имел в виду под расшатыванием! Предполагается, что мы должны присматривать друг за другом, но ты всегда меня порочишь!

— В клятвах ничего не было о том, чтобы я тебя не порочил, — сказал Паут, бросая пару карт и сгребая еще пару со стола.

— Лояльность его Величеству, — вставил Болдер, — повиновение его Преосвященству, и безжалостное выкорчевывание измен там есть, но ничего ни о каком присматривании ни за кем.

— Это не значит, что это плохая идея, — проворчал Вайл, передвигая неудачливую руку.

— Ты путаешь то, каким бы ты хотел видеть мир, с тем, каков он есть, — сказал Болдер. — Снова.

— Я прошу лишь о небольшой солидарности, это все. Мы все сидим в одной дырявой лодке.

— Тогда начинай выкачивать воду и прекращай к черту скулить. — Паут хорошенько почесал под своей маской. — За все время здесь ты только и делаешь, что скулишь. Еда. Холод. Твоя маска жмет. Твоя возлюбленная. Мой храп. Привычки Болдера. Характер Лорсена. Этого достаточно, чтобы сделать человека весьма раздражительным.

— Даже если жизнь не была достаточно раздражающей, — сказал Ферринг, который не играл и большую часть часа сидел, закинув сапоги на стол. У Ферринга было самое неестественное терпение по части ничего не делания.

Паут посмотрел на него. — Твои сапоги чертовски раздражают.

Ферринг посмотрел на него в ответ. Эти его острые голубые глаза. — Сапоги есть сапоги.

— Сапоги есть сапоги? Что вообще это значит? Сапоги есть сапоги?

— Если вам двоим нечего сказать, подумайте о том, чтобы не говорить. — Болдер кивнул шишкой своей головы в сторону пленника. — Вырви страницу из его книги. — Старик не сказал ни слова на вопросы Лорсена. Не выдавил ничего более ворчания, когда они жгли его. Он просто смотрел, сощурив глаза, сырая плоть блестела между его татуировками.

Взгляд Ферринга переместился на Вайла. — Думаешь, ты вытерпел бы прижигание так же хорошо?

Вайл не ответил. Он не любил размышлять о прижигании. Он не любил жечь кого-то, какие бы клятвы он ни принес, какими бы изменами, убийствами или резней этот человек ни управлял. Одно дело направляться за тысячу миль ради правосудия. И другое прижимать металл к плоти. Он просто совсем не любил думать об этом.

«Инквизиция это спокойная жизнь», — говорил ему отец. «Лучше задавать вопросы, чем давать ответы, а?» И они вместе смеялись над этим, хотя Вайл не находил это забавным. Он, бывало, смеялся над многими несмешными вещами, что говорил его отец. Сейчас он не стал бы смеяться. Или может он преувеличивал свои силы. Была у него такая плохая привычка.

Иногда Вайл раздумывал, была ли причина, по которой прижигать народ, резать и всячески уродовать было правильно. Вряд ли это была праведная тактика, если посмотреть со стороны? В любом случае, она редко приводила к по-настоящему полезным результатам. Если только ты здесь не ради самой боли, страха, ненависти и уродования. Возможно, это и было то, ради чего они здесь находились.

Иногда Вайл размышлял, не могут ли пытки стать причиной нелояльности, которую Инквизиция пыталась остановить, но он держал это мнение при себе. Требуется один сорт мужества, чтобы вести атаку, но там позади тебя люди. И нужен совсем другой и более редкий его вид, чтобы встать и сказать: «Мне не нравится, как мы все делаем». Особенно группе палачей. У Вайла не было никакого типа мужества. Так что он просто делал, что ему говорили, пытался не думать об этом, и размышлял, каково это иметь работу, в которую веришь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});