История Франции - Марк Ферро

и который также борется против Второй империи, отправившей его в январе 1852 г. в изгнание. Поэт написал тогда: «Что, разве из-за того, что у нас был Наполеон Великий, теперь нужно, чтобы у нас был Наполеон Малый?»

Виктор Гюго прошел по пути политической эволюции от абсолютного роялиста, конец которому положило запрещение его пьесы «Марион Делорм», ставшей обличением монархии, к поддержке Луи Филиппа. Он принял орден Почетного легиона, свое назначение в палату пэров и избрание во Французскую академию. В феврале 1848 г., храня верность королю-гражданину, он отказывается от поста министра просвещения, предложенного ему Ламартином.

Таким образом, природа режима Гюго безразлична. Его волнует подмена социальных вопросов политическими конфликтами.

Все сильнее ощущая, что подлинной причиной действий правящих кругов является страх перед народом, он понемногу расходится с республиканцами, когда видит, как те изменяют республиканскому духу. Перед тем как написать роман «Отверженные», уже вступив в борьбу за отмену смертной казни, Гюго ополчается против Наполеона III, бросая в период своего изгнания на острове Джерси пророческие призывы, побуждающие народ к свержению тирана. В «Возмездии» он призывает золотых пчел с пурпурной мантии императора дать народу пример мужества.

Потом в обманщика, злодея Вцепитесь, гневом пламенея, Чтоб свет померк в его глазах! Его гоните неотступно, И пусть от пчел бежит, преступный, Когда людьми владеет страх![143]

Находясь в изгнании, Виктор Гюго обретает свое величие, ибо никогда он не был столь популярен, как в период жизни на своем скалистом острове. Все читали «Отверженных», все декламировали «Возмездие». Но хотя в 1870 г. он, как Ферри и Гамбетта, сопротивлялся перемирию, Коммуну он поддержать отказывается, так как она напоминает ему июнь 1848 г. — «народ против самого себя». Подобно Гамбетте и Клемансо, он выступает лишь против репрессий, которые считает несправедливыми. А в 1877 г., когда маршал Мак-Магон в тщетной надежде на возвращение монарха распускает Национальное собрание, Гюго пишет стихи, в которых подтверждает статус восьмидесятилетнего пророка, признанный за ним народом Парижа.

Ужасная вещь — быть пророком…

В марте 1871 года я говорил:

Если вы отвергнете Республику, вы заставите Париж восстать;

Если Париж восстанет, вы раздавите восстание;

Раздавить восставших парижан означает разоружить Национальную гвардию; Разоружить гвардию означает отдать Францию в руки армии;

А когда армия станет хозяйкой страны, это будет означать низвержение Франции;

Вот мы к этому и пришли.

(«Пережитое», 1877)

Несомненно, в повседневной политической борьбе Виктор Гюго не играл той же роли, что другие основатели Третьей республики. Но могущество его слова придавало мощный резонанс идеям, которые они совместно защищали.

Дело пережило своих творцов, и благодаря Жюлю Ферри последующие поколения уже в школе пропитывались идеалами и благородством последнего.

«ОБОГАЩАЙТЕСЬ!»

От нотаблей к капиталистам и аферистам

«Обогащайтесь посредством труда, посредством бережливости и посредством честности». Так звучало предложение, сделанное Гизо своим избирателям на открытом банкете в Сен-Пьер-сюр-Див в 1843 г. Этот совет был целой программой, но также и ответом тем, кто упрекал Гизо в консерватизме; не соответствуя настроениям сурового протестантизма, он морально поддерживал позицию буржуазии. Однако Роман о нации сохранил лишь два первых слова из этой фразы[144], и только два эти слова с возмущением повторил президент Республики Арман Фальер… с целью заклеймить «гнусные наставления монархии».

Но кто они, эти люди, которых призывают обогащаться, и кто обогащается? Как понять данный феномен, заявивший о себе во времена Хартии и достигший апогея при Второй империи и в начале Третьей республики — вплоть до 1914 г.?

Составленный в 1870 г. список владельцев крупных состояний — начиная с доходов генеральных советников — возглавляли, без указания конкретных цифр, новые богачи — барон Ротшильд и Эмиль Перейр, а также несколько других банкиров. Но особенно поражает то, что рядом с индустриальными и торговыми нуворишами — Шнейдерами, Дюфайелями и др. — в нем, причем в более высоких эшелонах, присутствует масса аристократов, т. е. получателей доходов с земельных владений, — герцог де Ларошфуко, герцог д’Одиффре-Паскье, маркиз де Шасслу-Лоба и т. д.

Так или иначе, к середине XIX столетия во Франции наряду с крупным землевладением утвердился промышленный и финансовый капитализм.

Способы применения Хартии, лежавшей в основе управления страной с 1814 по 1848 г., обуславливают то обстоятельство, что владение землей одновременно вводит человека в круг нотаблей и дает право быть избранными при условии выплаты 500 франков ценза. Поэтому разбогатевшие торговцы и фабриканты, начиная с этого времени, приобретают имения. Однако настоящий нотабль не может быть просто нуворишем; постоянство этого статуса обеспечивают брачные связи. Могущественные нотабли обладают экономической властью над крестьянами и рабочими, а авторитет их кажется вполне естественным, ведь нотабли также выступают посредниками в отношениях с Парижем, способными донести туда жалобы с мест. Историк Андре Жан Тюдеск приводит пример Гайяра де Кербертена, который является не только первым председателем Королевского суда в Ренне, но также крупным собственником и занимает важный пост в масонской ложе «Совершенный союз». Другой пример — субпрефект города Гайяк, некто Бермон, сын бывшего члена Совета старейшин, либеральный депутат в 1830 г., брат генерального советника; его семья является второй в округе по своему богатству. Этот нотабль обладает имениями и связями — рентой, подверженной более медленным колебаниям, чем прочие виды доходов. Таким образом, он поддерживает собой консервативную систему в то время,