Темные изумрудные волны - Федор Московцев

— Принимается, Игнат Захарович, тут я вас тоже понимаю. Хотя не очень. Почему вы решили, что вам непременно нужно побывать на дне, чтобы познать все ужасы жизни на собственной шкуре? На это есть книги, фильмы, телевизор. Почему вы считаете, что за ваши ошибки — разорились ведь вы сами — должно расплачиваться остальное человечество, — все, за исключением вашего друга?

— Иосиф Григорьевич, дорогой! Мы с вами начали немного понимать друг друга.

— Не набиваюсь вам в друзья, Игнат Захарович, я пока что недостоин. Но в Сибирь я тоже не поеду, извините, зимой там очень холодно, а летом мошкара и гнус.

— Давайте так: нужны бизнесплюсовские заправки, — сделаем. Сядем, посидим, покушаем водочки, порешаем все вопросы. Только не надо всех этих Васильевых, Кондауровых, и других подон… посторонних, не относящихся к делу. Годится?

— Допускаю. Сразу скажу: не надо этих ваших штучек… вы поняли, каких. Я вам не Никитин — он родился мертворожденным, просто не знал об этом, пришлось немного просветить. И не Кондауров — одинокий был человек, судя по реакции друзей. Я не одинок, у меня целая система работает.

— Ну, что вы так сразу.

Еремеев протянул руку, Давиденко ответил на рукопожатие, напоминающее обхват клешнёй гигантского краба.

Они подозвали официантку, чтобы расплатиться. Заказ — минеральная вода и салаты — остался на столе нетронутым.

Глава 64

Убийство Никитина прибавило хлопот убойному отделу. Двух мнений не было — заказчиков нужно искать среди акционеров «ВХК», но как к ним подобраться? Шеф сказал прямо: до окончания выборов собирайте данные, выполняйте свою рутинную работу, там посмотрим. Но если он считал, что у кого-то есть время гоняться попусту за ветром в поле, то другие так не считали.

Другая проблема — Еремеев. Фигура одиозная, никто не знал, как он себя поведёт, и кем будет прикрываться в этот раз.

Следователь Галеев решил не суетиться до выборов, а там, как начальство скажет. Коллеги его поддержали. Он хотел посоветоваться с Константином Сташиным, но тот взял отпуск, и куда-то уехал.

Неожиданная ориентировка из Москвы заставила всех зашевелиться, и начать работать по снайперу. Москвичи передали, что в Волгограде находится некий Джоник, оператор, принимавший заявки на убийства, и распределявший заказы среди исполнителей. Приметы довольно расплывчатые: лицо кавказской национальности, возраст около сорока лет, средний рост, большая залысина. Орудовал в Москве, Ростове, и, как выяснилось, не обошёл своим вниманием и Волгоград. Руководство ГУВД с замиранием сердца следило за событиями — очевидно, должно произойти убийство, не на рыбалку же приехал оператор. Вспомнили про убийство Зосимова, генерального директора «ВХК», застреленного год назад в собственном подъезде. Орудие убийства — пистолет ПМ — брошен рядом с телом убитого. Преступление до сих пор не раскрыто.

Было выдвинуто предположение — может, Джонику был заказан Никитин, и это всё, что ему нужно в городе? Хотелось бы верить, но Джоника видели в Москве уже после убийства Никитина, и вот «оператор» снова выдвинулся на Волгоград.

В кабинет следователя Галеева ввели Трифонова. У него уже была одна судимость — за разбой и вымогательство. В этот раз, кроме этого, ему вменялось в вину соучастие в убийстве Новикова, коммерсанта; и Тарасова — валютчика, работавшего возле сберкассы на углу проспекта Ленина и Аллеи Героев. На допросах он сдал всех членов банды, рассказал о многих преступлениях, благодаря его показаниям задержано двенадцать человек, закрыто несколько безнадёжных дел. Наудачу Галеев решил попробовать раскрутить Трифонова на новые откровения.

— Как дела, Трифонов?

— Всё, как обычно, гражданин следователь, — ответил подследственный, осторожно садясь на стул. — Одышка, изжога, газы. Когда состоится суд?

— В «санаторий» торопишься?

— Вы обещали поблажку. Я же много рассказал вам.

— Много, но не всё.

— Как же не всё? Выложил, как на духу.

— Хватит гундосить, — бесцеремонно прервал Галеев. — Лучше расскажи-ка про Джоника.

— Не знаю такого, — удивлённо ответил Трифонов.

— О, брось, ты знаешь.

— Нет, совсем не знаю, — искренне возразил подследственный. — Кто такой, чем занимается?

— Я в эти игры не играю, вязальщика не перевяжешь. Что связано следаком, не разрубишь топором. Расскажи-ка про Джоника.

— Я… я…

— Кто заказал ему Никитина?

— А… он занимался заказухой?

— Хватит юлить, Трифонов.

— Но… гражданин следователь, тут я не в курсах.

— Кто стрелял в Лиманского? Как поделили деньги?

И снова искреннее удивление, непонимание в глазах подследственного.

— Что за дела у тебя были с Трегубовым?

— Никаких. Вы же сами знаете, он не захотел со мной разговаривать. Ему был нужен Никитин.

— Какие у них были дела?

— Не знаю, гражданин следователь.

Галеев вынул из папки копии бланков почтовых переводов, положил их перед собой так, чтобы они были видны Трифонову, какое-то время рассматривал их, потом спросил:

— Узнаёшь?

Тот кивнул.

— Кого заказал тебе Третьяков? Не торопись, излагай так же, как излагал все предыдущие свои дела.

— Я… я…

— Он перевёл тебе из Москвы в общей сложности пятнадцать тысяч долларов. Это была оплата за убийство Кондаурова. Как вы поделили эти деньги, сколько взял Никитин, сколько досталось тебе?

— Сергей возвратил долг, он занимал у меня полгода назад.

— Брось, Трифонов. Раз уж начал сотрудничать с нами, будь последователен.

— Это правда. Сергей был в Волгограде, но мы не встретились. Потом он уехал, и позвонил мне из Москвы. Я попросил его прислать деньги переводом.

— Так кого в итоге заказал Третьяков?

— Говорю же, это долг.

— А с какой стати ты давал ему в долг? Он кто тебе — брат, сват?

— Он мой друг, мы служили вместе, — ответил просто Трифонов.

— Служили… Где служили?

— В Афганистане.

С минуту помедлив, Галеев сказал:

— Ладно, вопросов нет. Чем докажешь, что передавал ему пятнадцать тысяч долларов?

— У меня остались квитанции, я посылал перевод. Полгода назад.

— Еремеев и Першин заказали Кондаурова; какой у них был мотив?

— Вы уже спрашивали, гражданин следователь. Я не знаю, этим занимался Никитин с Шахом.

— У Никитина и Еремеева были общие дела, что это были за дела, расскажи мне о них.

— И это тоже вы спрашивали, и не один раз. Говорю вам: не знаю, что это были за дела.

Решив, что на сегодня достаточно, Галеев закончил допрос. Когда Трифонова увели, Галеев собрал совещание. Было решено установить наблюдение за Еремеевым и Трегубовым, проверить все гостиницы города и частные квартиры, сдаваемые посуточно приезжим. Отпустив оперативников, Галеев некоторое время собирался с духом, потом решительно поднялся с кресла, и вышел из кабинета. Предстоял разговор с шефом — нужна была санкция на то, чтобы начать конкретную работу с Першиным.

Глава 65

По-другому представлял Андрей празднование дня рождения. Лес, прогулка по берегу Финского залива, вечер, проведенный вдвоём в какой-нибудь тихой гостинице. Но Катя уехала.

Сидя на диване в своей комнате, он рассматривал сухумские фотографии, вспоминая их с Катей лето, и невыразимая тоска переполняла его. Видимо, недостаточно обладать женщиной, чтобы оставить в её душе глубокий и неизгладимый след.

«Интересно, помнит ли она обо мне? — думал он. — Нет, надеяться оставить о себе память в её сердце — то же самое, что желать оставить след на глади бегущих вод».

Так он рассматривал фотографии — след непоправимой любви. Катя на берегу моря, Катя в лесу, Катя у водопада, Катя на краю обрыва. Он восхищался ею, злился на себя за то, что не смог внушить ей чувство глубокой привязанности, досадовал на неё за её непостоянство.

Два месяца они не виделись. Время шло, его нельзя было удержать ни восхищением, ни злостью, ни досадой.

Телефон надрывался вовсю, но Андрей его не слышал. Наконец, когда от звона заломило в ушах, он спохватился.

«Что там все, оглохли, почему не возьмут параллельный телефон?» — недовольно подумал он, и, убрав фотографии в стол, потянулся за трубкой.

— У аппарата.

— Приветики! — услышал он такой знакомый грудной голос.

И, едва владея собой, громко воскликнул:

— Катя! Катюша!

Перебивая, с наигранной весёлостью, она поздравила его с днём рождения, пожелала благополучия, успехов во всех начинаниях, здоровья, счастья, любви. И, подчеркивая свою отстраненность, добавила еще раз: «И счастья в личной жизни!»

— Что всё это значит? — возмутился он.

— Ты что, недоволен, что я звоню тебе?

— Сегодня шестое ноября. Ты где была два месяца? Где ты сейчас?