Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории - Коллектив авторов

Самуила фон Пуфендорфа, Юста Липсия и Иоганна Франца Будде[428]. Однако в основу «Правды воли монаршей» легла система доказательств, предложенная Трейером.

Готлиб-Самуэль Трейер (1683–1743) был учеником Христиана Томазия и верным последователем теории естественного права, опубликовал более сорока трактатов, посвященных политическому праву. В частности, он издал знаменитый труд «О должности человека и гражданина» Пуфендорфа со своими критическими комментариями [Pufendorf, Treuer 1717] и часто обращался к вопросам отношений суверена и подданных. Трейер также пристально интересовался российской историей: так, он напечатал за свой счет латинскую «Апологию Ивана Васильевича II Великого князя Московского, обычно в тиранстве напрасно обвиняемого» [Treuer 1711][429]. Позже Трейер выступил с «Введением в московскую историю» [Treuer 1720][430], которое было критически оценено В. Н. Татищевым в «Истории Российской». Роберт фон Фридебург характеризует Трейера как конституционалиста, обрушившегося с критикой на сочинение известного камералиста Вильгельма фон Шрёдера [Treuer, Schröder 1719]. Выступая против теоретика княжеского абсолютизма, он доказывал, что монархи являются лишь должностными лицами, чья власть всегда основана на договоре с гражданами [Friedeburg 2003]. По иронии истории, немецкий конституционалист Трейер сыграл важную роль в обосновании неограниченной власти российского самодержца, а его разработанный конституционный язык пригодился при конструировании нового дискурса российской монархии.

Петра не случайно привлекла книга Трейера. Немецкий законник не только прямо ставит вопрос, который волновал Петра, но и отвечает на него положительно: «Ежели принц какой весма злонравной, то нихто обдателю за лихо ставить не может, когда он ево престола лишит»[431]. Вопрос, сформулированный Трейером в заголовке диссертации, стал ключевым вопросом «Правды воли монаршей»: «Не противно ли сущей правде, да первородный Самодержца некоего сын, аще бы и неугоден был к толь высокому правителству, не наследит родителскаго Скипетра?» [Правда воли монаршей 1722: 22][432]. Однако почему Петр не повелел издать уже готовый перевод книги Трейера для подтверждения своего права отстранять первородного сына от наследования престола? Почему понадобилось специальное русское сочинение или почему собственно перевод книги Трейера не был издан параллельно с ним как подтверждение идей «Правды воли монаршей»?

Видимо, «Истязание» Трейера заставило задуматься о необходимости самого по себе печатного обоснования готовившегося Петром Устава о наследии престола, подвигнув царя требовать у Синода составить подобную «книжицу». Однако публиковать Трейера на русском было нельзя, поскольку кроме полезной для Петра основной идеи книга содержала много такого, что русскому «простосердечному» читателю знать, видимо, не полагалось. Для того чтобы понять, что же заставило насторожиться Петра, обратимся к русскому переводу текста Трейера и попытаемся проследить логику его рассуждения.

В предисловии автор прямо заявляет о связи своей книги с недавними событиями в России, говоря, что «сему писанию случай дал <…> примечания достойной экземпель одного болшого обладателя во Европии»[433]. В первой главе «Имеет ли перворожденный Принц по натуралному уложенью правость сукцессина (или наследия) в Г[осу]д[а]рстве претендовать» Трейер положительно отвечает на этот вопрос. Затем, однако, он обращается к нюансам теории естественного права и общественного договора, показывая, что законы у разных народов отличаются друг от друга и к ним нельзя применить некоего общего «права народов» (Völkerrecht). Он фактически предвосхищает идею Монтескьё о «духе законов», связанном с особенностями исторического развития каждого народа. Только у Трейера источником права всегда является первоначальный договор, положивший основание гражданского общества и определивший особенности политического устройства и права в каждой стране[434]. Если этот договор связал суверена определенными правовыми ограничениями, то он не может руководствоваться своей волей в назначении наследника; если же такие ограничения отсутствуют в первоначальном договоре и власть суверена является абсолютной, то он имеет полное право отстранять первородного сына и назначать наследника.

Трейер часто рассуждает в терминах Realpolitik, и с его ироничным тоном не всегда справляется русский переводчик. Так, Трейер говорит, что следовать разумному общему «уложению», описанному юристами, и назначать достойнейшего наследником

было б самое лутчее разсуждение, ежели б дело в действо произвестися так лехко могло; Пиррус которой храбрейшаго из своих с[ы]нов и Александр достоинеишаго [из] своих советников наследниками учредили, оба своего намерения достигнуть не могли; а кто судьею в таких важных делех над королевскою фамилиею будет, которой Парис здесь дерзает на такой пункт о достоинстве в короне решение чинить, ибо сей пункт еще деликатнейше как о пригожестве 3 дам.

Не требовать же в этом деле «ответа юридическа факультета», поскольку, как замечает не без иронии профессор Трейер, «они токмо изобразителную политику в головах своих имеют». В действительности «един мечь есть последнее посредство, которой в таких делах кровное решение чинить обыкл», но «чрез оное покой Г[осу]д[а]рству опровергаетца, границы обнажаютца, двери и врата разтворяютца»[435]. Таким образом, поиск «достойнейшего» наследника как монархом, так и народом одинаково может привести к гражданской войне, а постоянная ситуация выбора наследника не может способствовать стабильности государства. Именно поэтому у народов сложился «естественный» порядок наследования по праву первородства, который служит защитой от корыстолюбия и лести[436], заключает Трейер.

Однако признание принципа первородства есть только следствие «порядка натуры» и мудрости народов (которая может быть выражена в фундаментальных законах у тех народов, которые их имеют), а отнюдь не происходит из божественных повелений или естественного права. Поскольку суверен («обладатель в своем стате») поставлен от Бога и по естественному закону («натуральной правде»), то он имеет полную власть, «яко в апсолютных монархиях обыкновенно», выбрать кого угодно не только из своей «фамилии», но и «из чюждого» себе в наследники[437]. Соответственно, «в таких случаях первородный принц о учинении ему неправды никакой жалобы приносить не может», поскольку «он никакой полной правды, по которой ему сукцессион в Г[осу]д[а]рстве неотложно принадлежит, объявить не может, ибо ни натуральная, ни универсальная правда в републиках (das Gesetz der Natur und das Universel-Recht der republiquen), ниже фундаменталное примирение (fundamenteller Vertrag) своего народа сего ему не утверждает»[438].

Во второй главе Трейер обсуждает вопрос, «насколько распространяется власть Государя распоряжаться наследием в государственном правлении»[439]. Он считает, что все государи связаны условиями общественного договора и могут править только на их основании:

Те правости, которыми обладатель в своем Г[осу]д[а]рстве и народе (sein Land und Leute) во всех делах тако де и в сукцессионе диспонеровать имеет, оные единако из внутреннейшей формы стата (Form des Staats) признаватися и разсуждатися могут. Самодержавной какой Г[осу]д[а]рь (souverainer Herr) не ради того власть имеет своими подданными по своему изволению поступать, хотя и величеством (Majestät) владеет, ибо народы всегда при манере правителства болшие или меншие волности себе предъудерживали, когда они державствование своему вышнему соизволили особливые правости и привилегии (jura und privilegia) себе предудерживали и утверждать давали, и для оных с ним порядочные примирении наставили