Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

29 сентября 1933 г.

Решение Политбюро

36/144. – Вопрос т. Пятницкого.

Поручить тов. Ионову (НКВТ) при проезде остановиться в Риге по вопросу об издании там газеты. Тов. Пятницкому проинструктировать тов. Ионова.

Выписка послана: т. Пятницкому.

Протокол № 146 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 1.10.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 77.

На протяжении ряда лет (первые упоминания относятся к 1928 г.) НКИД предпринимал шаги к созданию собственного печатного издания в Риге. Другой рассматривавшийся вариант состоял в частичном или полном субсидировании одной из уже выходивших в Латвии газет, обеспечив тем самым возможность «лансирования желательной информации»[1306]. Судя по всему, в то время эти усилия остались безрезультатными; основным препятствием оказалась проблема финансирования. Возвращение к вопросу о просоветском печатном органе было продиктовано, скорее всего, значительным обострением внутренней и международной ситуации в Северо-Восточной Европе, что требовало расширения средств воздействия СССР на прибалтийских соседей, информационным центром которых считалась Рига.

Указание на инструктаж со стороны заведующего Отделом международных связей Коминтерна Осипа Пятницкого косвенно свидетельствует не только о конспиративном характере предстоящих в Риге встреч, но и о том, что предварительная разработка потенциальных партнеров (издателей) велась с использованием контактов этой организации. Вероятно, миссия сотрудника НКВТ в Риге была направлена на достижение деловой договоренности об условиях и размерах финансирования «нового предприятия[1307].

29 сентября 1933 г.

Опросом членов Политбюро

177/160. – О воздушных линиях Варшава – Москва и Париж – Москва.

Принять предложение НКИД об установлении воздушной линии Варшава – Москва и Париж – Москва.

Протокол № 146 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 1.10.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 931. Л. 32.

Вопрос об установлении авиационного сообщения между СССР и Польшей обсуждался в Москве с 1926 г. В мае 1929 г. польская миссия обратилась в НКИД с новым запросом относительно возможности заключения воздухоплавательной конвенции между СССР и Польшей[1308]. Это предложение было поддержано Коллегией НКИД, PBC, Осоавиахимом и ОГПУ, однако, сочли ведение переговоров об авиационной конвенции преждевременным и высказали опасения, что «Польша несомненно будет добиваться установления регулярных рейсов для ее судов на Киев, что для нас не может быть приемлемо»[1309]. Действительно, директива Генерального штаба Польши, связанная с «установлением коммуникации с Россией» требовала «признать область юга России и далее на восток, как пространство будущей экспансии политического и экономического влияния [Польши. – Авт.]»[1310]. В результате, не заявляя об отказе от переговоров с Польшей в будущем, советская сторона отдала предпочтение переговорам об установлении воздушного сообщения с Германией, которые завершились заключением соответствующей конвенции. В начале 1930-х гг. Германия оставалась единственным европейским государством, с которым Советский Союз имел соглашение о регулярном авиасообщении.

В июле 1933 г. в советско-польских доверительных беседах наметилось возвращение к проекту воздушной конвенции. Варшава предлагала рассматривать установление воздушного сообщения между двумя странами в качестве одной из мер постепенного расширения политического и военного сотрудничества и укрепления взаимного доверия. Активизации «старого вопроса» о регулярной авиалинии способствовал визит советских летчиков в Польшу в конце июля 1933 г. и оказанный им «прекрасный прием». По сообщению посетившего Варшаву начальника военно-воздушных сил УВО Ингауниса, Польша проявила готовность заранее отказаться от киевского маршрута. Сам Ф.А. Ингаунис выступил в пользу реализации проекта линии Варшава-Москва. Несколько ранее (20 июня) с таким предложением обратился в НКИД и Политбюро полпред Антонов-Овсеенко. Заведующий 1 Западным отделом Н.Я. Райвид в меморандуме, направленном Коллегии НКИД, поддержал идею переговоров с Польшей о регулярном авиационном сообщении[1311]. 10 августа Коллегия признала желательным установить регулярную воздушную линию Москва – Варшава[1312]. Неизвестно, внесли ли руководители НКИД соответствующее ходатайство в ЦК ВКП(б) уже в августе 1933 г. или же предпочли дожидаться официального запроса со стороны Польши.

5 сентября Ю. Лукасевич предложил Литвинову перевести вопрос об установлении воздушной линии между Варшавой и Москвой в стадию конкретных переговоров[1313]. Это официальное предложение было подтверждено польским посланником в беседах с Б.С. Стомоняковым, а также министром иностранных дел в разговоре с В.А. Антоновым-Овсеенко. В польской прессе появились зондажные публикации о желательности регулярного воздушного сообщения с Советским Союзом. В середине сентября Литвинов обратился к Кагановичу с просьбой «о скорейшей постановке [этого] вопроса», который «поляки ставят в центр всех наших переговоров», «на разрешение Политбюро».

В записке Литвинова отмечалось, что «при разрешении данного вопроса необходимо иметь в виду аналогичное предложение, сделанное нам спутниками П. Кота» (министра авиации Франции, посетившего Москву в начале сентября 1933 г.), и, в частности, беседы директора французской гражданской авиации Шомье с заместителем начальника ГУВФ Анвельтом и самим Литвиновым о продолжении воздушной линии Париж – Прага – Варшава до Москвы (через Минск). Согласно франко-польскому соглашению Франция получила бы право на продолжение существующей линии на восток только, если разрешение на это получала и Польша. «Таким образом, – заключал Литвинов, – при отклонении польского предложения отпало бы и французское. С другой стороны, в случае положительного ответа на их предложение мы получили бы либо две линии Варшава – Москва, либо же французы столковались бы с поляками об установлении единой линии». Литвинов полагал, что, ввиду проявленной обеими странами «большой заинтересованности», «они пойдут широко навстречу нашим условиям, в частности, касательно покрытия неизбежных убытков».

Народный комиссариат по иностранным делам высказывался в пользу принятия польского и французского предложений, поскольку установление воздушной линии с Варшавой «несомненно, содействовало бы укреплению наших взаимоотношений, как с Польшей, так и с Францией, а отчасти, может быть, и с Чехословакией». Литвинов отводил «обыкновенные» возражения ОГПУ и НКВМ по поводу появления в таком случае дополнительных возможностей для иностранных разведок указанием на то, что соответствующие ведомства проявляют немалый интерес к «подобным возможностям для нас». Наркомат по военным и морским делам «как будто бы стал склоняться к положительному разрешению вопроса, но выставил условием предоставление нам Польшей концессии на линию Ленинград – Вильно. «Такое контрпредложение, – заявлял Литвинов, – вряд ли было бы приемлемо для Польши, а, кроме того, совершенно непрактично, ибо пассажирское движение между Ленинградом и Вильно совершенно отсутствует»[1314]. Записка Литвинова не содержала ни проекта постановления Политбюро, ни изложения условий воздушной конвенции или схемы организации и управления авиалинией.

Одновременно с запиской Литвинова в Кремль поступил сигнал из польской дипломатической миссии о желании Варшавы урегулировать вопросы о воздушном сообщении с Москвой прежде, чем Польша достигнет сходного соглашения с Берлином. Информация была передана «через кого следует» (т. е., вероятно, через К. Радека) и, по мысли польских дипломатов, должна была послужить главным аргументом в пользу скорейшего открытия переговоров о воздушном сообщении[1315].

Ни в обращении НКИД, ни в решении Политбюро об условиях соглашения с Польшей о регулярном воздушном сообщении не упоминалось, что, наряду с содержанием советско-польских дискуссий, предопределило необходимость рассмотрения этой проблемы в Политбюро[1316].

3 октября член Коллегии НКИД сделал Лукасевичу сообщение о том, «что нам удалось, наконец, получить принципиальное согласие заинтересованных ведомств на принятие польского предложения об организации воздушной линии Варшава-Москва»[1317].

29 сентября 1933 г.

Опросом членов Политбюро

178/161. – О полете польской эскадрильи в Москву.

Не возражать против прилета польской эскадрильи в Москву.