Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

По существу Политбюро согласилось с подходом НКИД и сочло, что значимость рассматриваемого вопроса выходит за рамки компетенции наркомата внешней торговли. Вместе с тем, в постановлении не упоминались условия нового соглашения, что оставляло вопрос об удовлетворении возможных требований мемельских предпринимателей открытым и предоставляло НКВТ пространство для маневра в будущих межведомственных баталиях. Что касается предъявленного А.П. Розенгольцу требования улучшить дело с продажей леса Мемелю, то, судя по публикациям литовской печати, в 1933 г., в отличие от предшествующего года, удалось избежать финансовых потерь, а поставки леса сократились незначительно (в 1932 г. – 220 тыс. фестметров, в 1933 г. – 210 тыс.)[1256].

2 июля 1933 г.

Опросом членов Политбюро

1/2. – Предложение Литвы.

Разрешить обмен 18 белых литовцев на коммунистов, сидящих в литовских тюрьмах.

Выписки посланы: т.т. Пятницкому, Стомонякову, Ягоде.

Протокол № 141 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 15.7.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 1.

Подобные обмены между СССР и Литвой проводились в 1921 и 1922 г.[1257], после чего обе стороны долгое время не проявляли желания возобновлять обсуждение этой проблемы. Так, в августе-сентябре 1929 г., когда в Литве были приговорены к смерти пятеро литовских коммунистов, Москва добивалась отмены смертного приговора, но не предлагала проведения обмена политзаключенными. В конце мая 1933 г. посланник Литвы в Москве Ю. Балтрушайтис обратился в НКИД с предложением «обменять 18 белых литовцев, в том числе ксендзов, которые осуждены и сидят в изоляторах и концлагерях в нашем Союзе, на 24 коммунистов, содержавшихся в литовских тюрьмах»[1258].

К концу июня 1933 г., когда перед отъездом в отпуск Ю. Балтрушайтис напомнил о предложении правительства Литвы, Коминтерн и советские ведомства пришли к выводу о целесообразности обмена. «ЦК КП Литвы обратился к нам с просьбой содействовать этому обмену, – докладывал заведующий Отделом международных связей ИККИ 1 июля 1933 г. – Тов. Ягода, ознакомившись со списком белых, не возражает против обмена. Не возражает против обмена и т. Стомоняков. Поэтому прошу ПБ дать разрешение на этот обмен и поручить т.т. Стомонякову и Ягоде провести его». Ввиду отъезда посланника из Москвы 2 июля, И.А. Пятницкий просил «решить этот вопрос не позднее завтрашнего дня», т. е. 2 июля[1259].

Этот запрос был удовлетворен, однако оформить соглашение об обмене политзаключенными удалось лишь после окончания периода отпусков. Подписание протокола об обмене политзаключенными состоялось в Москве 5 октября[1260]. Обмен был осуществлен 19 октября 1933 г.[1261].

3 июля 1933.

Опросом членов Политбюро

73/64. – О торговых переговорах с Латвией.

Подтвердить постановление Политбюро от 16.IX.-32 г. в отношении обязательств железнодорожного транзита через Латвию в размере 150–200 тыс. тонн при условии выгодных железнодорожных тарифов.

Выписки посланы: т.т. Розенгольцу, Крестинскому.

Протокол № 141 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 15.7.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 2.

Несмотря на отсутствие в заголовке постановления ссылки на решение Политбюро «О Латвии» от 13 июня 1933 г., есть основания полагать, что оно являлось результатом рассмотрения в комиссии Молотова по внешнеторговым связям запроса НКИД о дополнительных условиях к переговорам с Латвией о заключении торгового договора.

На предварительном обсуждении этого вопроса глава Наркомвнешторга отсутствовал, что способствовало успеху НКИД, с точки зрения которого сохранение в силе первоначальных директив к советско-латвийским переговорам являлось необходимым условием борьбы с германским и польским влиянием в Латвии. Преувеличенное значение, которое Москва придала откровениям германского министра А. Гутенберга на Лондонской экономической конференции в июне 1933 г., впервые со времени прихода Гитлера к власти приводило к выводу о превращении Германии в главного европейского противника СССР[1262], что подстегивало внешнеполитическое ведомство в его усилиях обеспечить, по меньшей мере, сохранение советского присутствия в Прибалтике.

Вместе с тем НКИД на протяжении нескольких недель не решался воспользоваться «правительственным» решением в своих контактах с МИД Латвии, ожидая его «опротестования» А.П. Розенгольцем. Уже 8 июля Стомоняков поспешил направить Сталину обстоятельную записку по вопросу о транзите, в которой доказывал несостоятельность позиции Розенгольца (в письме Политбюро от 19 июня тот ссылался на то, что в связи с прекращением действия (16.9.1933) договора с Мемельским синдикатом не следует соглашаться на фиксацию обещания 150–200 тыс. тонн транзита Латвии), поскольку 1 июля Политбюро приняло решение не денонсировать договор с синдикатом. Стомоняков считал необходимым учитывать тот факт, что за январь-май 1933 г. транзит через Латвию достиг 129 000 тонн, из которых 99 000 тонн составили поставки леса в Мемель. Таким образом, считал он, «нет абсолютно никакого риска принять на себя обязательства провоза транзитом через Латвию 150–200 тыс. тонн» и предлагал опросом принять еще одно решение, подтверждающее решение от 16 сентября 1932 г. об объемах транзита[1263]. Судя по всему, эта просьба еще раз подтвердить прежнее решение не была услышана. Возможный протест главы НКВТ продолжал тревожить руководство НКИД. Именно поэтому, 13 июля Н.Н. Крестинский на заседании «комиссии тов. Молотова» снова поставил вопрос о транзите и добился положительного решения. Отсутствовавший на заседании Розенгольц прислал срочную телеграмму из Архангельска, в которой требовал отложить решение до своего возвращения. Крестинский был вынужден направить письмо Розенгольцу: «Чтобы у Вас не получилось впечатления, что я воспользовался Вашим отсутствием для проведения этого вопроса, я откладываю сообщение латышам нашего решения по вопросу о транзите еще на 2 дня, т. е. до 17-го»[1264]. Принятое решение Розенгольцем опротестовано, скорее всего, не было.

При последующем обмене мнений латвийская сторона дала согласие на построение договора на принципе нетто-баланса. В. Мунтерс в середине июля предложил направить в Ригу советского представителя для предварительной проработки нерешенных частных вопросов. После проведения этой работы, по его мнению, в сентябре можно было бы начать переговоры в Москве. Первоначально дав согласие на предварительные переговоры, Москва через неделю изменила свое решение, заявив, что данная стадия переговоров не является необходимой. Поверенный в делах И.М. Морштын считал подобный шаг ошибкой, поскольку торговые переговоры – это «не есть покупка “кота в мешке”»[1265].

Возобновленные в Москве осенью 1933 г. переговоры проходили трудно. По-прежнему основным препятствием являлся вопрос о транзите. Латвийское правительство стремилось теперь не столько к получению гарантий минимальных объемов транзита, сколько к определению направления грузопотоков по своей территории, сохранению привязки советского транзита к своим портам. С этой целью в ноябре 1933 г. Рига неожиданно подняла железнодорожные тарифы на участке, соединявшем Литву и СССР. Член Коллегии НКИД поручил полпреду С.И. Бродовскому предупредить латышей, что «они добьются лишь одного – фактического прекращения транзита через Латвию вообще»[1266].

Торговый договор и дополнявшее его Хозяйственное соглашение были подписаны в Москве 4 декабря 1933 г. Спустя три дня Стомоняков инструктировал советских представителей в Латвии (полпреда и торгпреда) «попридержать имеющиеся заказы хотя бы до введения в действие нового договора: предстоящее дальнейшее значительное сокращение имплана заставляет опасаться, что объем торговли с Латвией будет весьма невелик»[1267].

Установление Политбюро минимального объема советских перевозок через территорию Латвию затрагивало и другую область советской политики в Прибалтике, вызывавшую противоречия между внешнеторговым и дипломатическим ведомствами. Неожиданная денонсация НКВТ договора с Мемельским лесным синдикатом 16 июня ставила под сомнение выполнение предполагаемых обязательств СССР по объемам транзита через Латвию, что не могло не затруднить урегулирование торговых отношений с нею. В результате подтверждения старого решения Политбюро, НКВТ оказывался перед необходимостью либо отказаться от денонсации мемельского соглашения, либо обеспечить объемы транзитных перевозок иными способами.

4 июля 1933 г.