Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

В 1933 г. политические отношения двух стран быстро улучшались. В марте Э. Бенеш внес предложение о заключении пакта ненападения между СССР и странами Малой Антанты; 4 июля эти государства подписали предложенную СССР конвенцию об определении агрессии. Тем самым был актуализирован вопрос о взаимном признании (главным препятствием к нему оставалась неурегулированность бессарабской проблемы)[1361], и, с точки зрения Праги, о заключении торгового договора между ЧСР и СССР. Советское руководство продолжало исходить из того, что торговым переговорам и акциям культурного сближения с Чехословакией должно предшествовать установление дипломатических отношений. В правительственной Москве считалось, что правительство Чехословакии в силу ее ухудшающегося международного положения нуждается в советской поддержке, и, следовательно, в интересах нормализации дипотношений необходимо временно воздерживаться от обсуждения развития экономических связей, тем более, что на переговорах о заключении торгового договора, «чехи обязательно поставили бы вопрос о соотношении между экспортом и импортом»[1362]. На удовлетворение такого пожелания советская сторона заранее отказывалась пойти, намереваясь «добиваться льгот для нашего экспорта на том основании, что в течении последних лет Чехословакия имела постоянный активный баланс [в торговле. – Авт.] с СССР». Поэтому, будучи заинтересованы в том, чтобы пользоваться в Чехословакии правами страны, имеющей с нею торговый договор, НКИД и НКВТ считали переговоры о торговом договоре заведомо обреченными на провал[1363]. Изменение политической ситуации в Европе, однако, подталкивало СССР к улучшению отношений с Чехословакией, и летом 1933 г. Москва заявила о «желании, чтобы это улучшение было дополнено и хозяйственным сближением». Как сообщил первый заместитель наркома Крестинский советнику миссии Й. Кошеку в начале августа 1933 г., «политическое руководство, говорят [sic], дало комиссариату внешней торговли указание, чтобы при закупках в большей мере, чем прежде, обращалось внимание на Чехословакию». Находившемуся в те дни в Москве директору Витковицких заводов Ф. Луцеку в НКВТ подтвердили, что «действительно получили указание, о котором говорил г-н Крестинский», указав при этом, что передача заказов из Германии в Чехословакию вызывает большие затруднения – технология значительной части фабрик обеспечивается немецкими инженерами, познания которых относительно требуемой номенклатуры поставок в основном не выходят за рамки германского рынка; к тому же, заказы на 1933 г. уже выданы. В итоге Витковицким заводам пришлось довольствоваться контрактом на поставку 1400 тонн жести и железоизделий[1364].

Между тем, в советско-чехословацких отношениях продолжали накапливаться проблемы и недоразумения, вызванные практикой выдачи разовых разрешений и лицензий[1365], в 1933 г. товарооборот упал до 6 млн. рублей. Этой совокупностью обстоятельств объясняются как появление в МИД ЧСР идеи соглашения с СССР о признании друг друга «торгово-договорными странами» (которую представил Александровскому от своего имени политический референт Восточного отдела МИД Благош в сентябре-октябре 1933 г.), так и внимание, проявленное к ней в Москве.

Руководители наркоматов внешней торговли и иностранных дел пришли к согласованному предложению о поиске компромиссного варианта урегулирования торговых отношений, которое было передано в Политбюро. По утверждению Крестинского, принятое опросом членов Политбюро предложение НКИД и НКВТ, было предварительно «обсуждено инстанцией»[1366]. Вероятно, это произошло во время часового пребывания Крестинского у Сталина, в кабинете которого находились Микоян, Каганович, Молотов и Зеленский, вечером 13 ноября[1367]. Разъясняя суть постановления Политбюро Крестинский указывал полпреду, что обмен декларациями о признании друг друга торгово-договорными странами «имел бы для нас смысл лишь в том случае, если бы в результате этого Чехословакия предоставила нам по нашим экспортным товарам те же пониженные тарифные ставки» и другие преимущества, которыми пользуются «настоящие торгово-договорные страны». Москва опасалась создать в МИД ЧСР впечатление, будто она берет на себя инициативу начала переговоров о торговом договоре, пусть и в урезанном виде. Поэтому постановление Политбюро содержало ссылку на статьи Временного договора 1922 г., а перед полпредом ставилась задача «навести Благоша на то, чтобы он поставил перед Вами этот вопрос»[1368].

Согласие относительно базирования двусторонней торговли на принципе наибольшего благоприятствования было достигнуто между представителями СССР и Чехословакии еще в ходе неофициальных предварительных переговоров в Женеве в 1928 г. В Праге, однако, опасались, что, «поскольку всей торговлей СССР ведает государство и она осуществляется государственными органами, в то время как в ЧСР торговля является совершенно свободной, содержание клаузулы о наибольшем благоприятствовании было бы в этом смысле односторонним и не в пользу ЧСР»[1369]. Чехословацкие представители рассчитывали компенсировать эту «односторонность» установлением контингентов на экспорт товаров в СССР, тогда как советская сторона была озабочена своим отрицательным балансом, сохранявшимся в торговле с Чехословакией до начала 1934 г. Вероятно, под влиянием этих соображений руководство МИД Чехословакии воздержалось от предложения о взаимном установлении режима торгово-договорных стран; проведенный полпредом зондаж не дал позитивных результатов[1370].

2 декабря 1933 г. состоялось заседание Коллегии НКИД, на котором были обсуждены проблемы экономических взаимоотношений, в частности, с Чехословакией. В обсуждении принял участие полпред в Праге С.С. Александровский. Коллегия приняла решение «не давать чехам заказов, по крайней мере первый квартал 1934 г.» и посоветовала сократить численный состав пражского торгпредства (НКВТ распорядилось сократить его штаты на 40 %). Цель этих мер состояла в том, что используя обстановку экономического кризиса, указать чехословацким промышленникам и государственным деятелям на «невозможность для них рассчитывать на развитие хозяйственных взаимоотношений в созданных ими условиях трактовки нас как бездоговорной страны». Побочным эффектом сокращения советских заказов должна была стать активизация сторонников признания СССР. При этом приходилось учитывать представляемые НКВТ и его берлинским центром «народнохозяйственные интересы», в результате чего торгпредство за первое полугодие 1934 г. выдало заказов на 650 тыс. рублей (при экспортной выручке в 100 тыс. рублей)[1371]. Тем не менее, по данным чехословацкой статистики в январе-апреле 1934 г. в ЧСР было ввезено советских товаров на 36 млн. к.ч., а экспортировано из нее в СССР – на 9 млн. к.ч. (по данным торгпредства это соотношение составляло даже 6:1 или 7:1).

В начале 1934 г. Э.Бенеш, в связи с вручением им проекта торгового договора, предпринял попытки возродить интерес Советов к ограниченному соглашению о предоставлении друг другу прав торгово-договорных стран[1372]. Стойкое нежелание Москвы до установления дипломатических отношений обсуждать договор о Чехословакии, ее растущее отрицательное торговое сальдо и холодность, проявлявшаяся полпредом в отношении компромиссного предложения Бенеша, побудили МИД ЧСР обратиться к представителю НКВТ в Праге. 25 мая 1934 г. заместитель экономического отдела МИД Глосс заявил торгпреду Килевицу о готовности «вернуться к вопросу о временном урегулировании торгово-политических вопросов путем взаимного признания торгово-договорными странами»[1373]. Сделанное накануне взаимного признания де-юре и после передачи в Москву проекта торгового договора, предложение Глосса не вызвало интереса со стороны советского руководства, подобного тому, какой был проявлен к этой идее в ноябре 1933 г., и не имело каких-либо последствий. Таким образом, наркоматы иностранных дел и внешней торговли в своей практической деятельности с декабря 1933 г. не считали нужным руководствоваться рассматриваемым постановлением Политбюро. После того, как беседы Александровского с Благошем, проходившие во второй половине ноября, не дали желаемого результата, НКИД и НКВТ выработали иную тактику (и проводили ее на протяжении полугода, невзирая на попытки Бенеша вернуться к идее соглашения о статусе торгово-договорных стран). В результате значение постановления Политбюро «О торговом договоре с Чехословакией» для советской внешней политики сказалось лишь в расширении возможностей советских представителей уклоняться от настояний Праги на заключении такого договора, что отчасти уменьшило влияние разногласий по этому поводу на развитие политических взаимоотношений[1374]. Разрешение торгово-политических проблем в отношениях с Чехословакией Москва отложила до лета-осени 1934 г.[1375].