Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен

15 ноября 1933 г.

Опросом членов Политбюро.

100/86. – О воздушной линии Краков – Харьков.

Предложение поляков об организации воздушной линии Краков – Харьков отклонить.

Выписки посланы: т.т. Уншлихту, Крестинскому.

Протокол № 149 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 15.11.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 137.

В первой половине ноября в Москве продолжались переговоры и неофициальные беседы между руководителями гражданской авиации Польши и СССР (Филиповичем и Уншлихтом), к которым подключились как дипломаты (Крестинский, Стомоняков, Лукасевич), так и военные (Тухачевский, Егоров, Райский). Несмотря на благоприятную атмосферу обсуждения, договоренность не была достигнута из-за настойчивого отклонения польскими представителями варианта смешанного общества и стремления СССР привлечь к соглашению Францию[1376]. Авторитетный представитель «Газеты Польской» в Москве Ян Берсон (Отмар), на которого была возложена задача поддержания доверительных контактов Варшавы с Радеком, как личным уполномоченным Сталина, признавал, «что он в сущности не понимает, почему польская сторона не идет на образование смешанного общества» и соглашался с тем, что «с точки зрения политической форму смешанного общества надо предпочесть всякой другой»[1377].

Вероятно, к середине ноября польские представители в неофициальной форме выразили готовность уступить СССР в вопросе об организации смешанного общества по управлению воздушным сообщением Варшава – Москва в случае проведения дополнительного маршрута между Краковом и столицей УССР. Тем самым могли быть удовлетворены как польские претензии в связи с отказом об организации обменной выставки в Харькове[1378], так и более широкие пожелания Польши о признании Москвой допустимости ее прямых контактов с Советской Украиной. Между тем, при поощрении ЦК ВКП(б) и по его прямым указаниям, в ноябре 1933 г. в политической пропаганде на Украине усилились предостережения по поводу агрессивных замыслов западного соседа[1379]. Принятие польского предложения в значительной степени лишало бы оправдания проводимые в УССР крутые меры по подавлению «правонационалистических элементов» и, вероятно, в связи с этим, было отвергнуто. Неясно, когда и в какой форме представители ГУГВФ информировали польских партнеров об этом решении Политбюро.

Переговоры об установлении прямого воздушного сообщения между Польшей и СССР закончились безрезультатно[1380].

23 ноября 1933 г.

Опросом членов Политбюро

75/56. – О Совпольторге.

Ликвидировать Совпольторг.

Выписки посланы: т.т. Розенгольцу, Крестинскому.

Протокол № 150 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 5.12.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 145.

Повторное решение Политбюро о ликвидации Совпольторга было принято вопреки соглашению от 17 февраля 1933 г. о продлении действия учредительного договора до начала 1935 г.[1381] Причины, побудившие НКВТ СССР и Политбюро ЦК ВКП(б) еще до истечения этого срока распустить советско-польское торговое товарищество, в точности установить не удалось. По данным МИД Польши в 1933 г. СПТ выполнил план экспортных и импортных операций на 70–72 %, т. е. работал успешнее, чем в предшествующем году[1382], однако обязательства, принятые советской стороной по соглашению 17 февраля 1933 г., могли оказаться для нее излишне обременительными.

Толчком к постановке вопроса о будущем «Совпольторга» явилось заявление министра торговли и промышленности Ф. Зажицкого, сделанное 2 сентября 1933 г. торгпреду А.К. Абелю. Министр предложил план действий, в соответствии с которым «Польросс» и «Совпольторг» подлежали ликвидации, функции варшавского торгпредства расширялись, а между двумя странами заключался торговый договор[1383]. Между тем, ни в польских, ни в советских правительственных кругах не было выработано ясной позиции относительно желательности заключения советско-польского торгового договора. Советские представители в Варшаве полагали, что в договоре «мы заинтересованы больше, чем поляки»[1384], однако окончательного решения по этому в Москве принято не было[1385].

1 декабря член Коллегии НКВТ Дволайцкий сообщил коммерческому советнику польской миссии в Москве Жмигродскому о решении ликвидировать Совпольторг, не касаясь при этом перспектив заключения торгового договора. Оно оказалось неожиданным для польской стороны, которая ожидала приезда в Варшаву, для обсуждения плана торговых операций на 1934 г., председателя СПТ М.И. Фирсова. Посланник Ю. Лукасевич выразил недовольство этим решением, заявив, что оно «произведет тягчайшее впечатление [в Варшаве. – Авт.], будет воспринято как радикальный поворот политической линии». Советские представители объясняли ликвидацию Совпольторга исключительно коммерческими соображениями и ссылались на мнение министра торговли «о ненужности Совпольторга». По утверждению Антонова-Овсеенко, ликвидация СПТ «ничуть не означала намерения ослабить торгработу с Польшей, но лишь ввести ее в более нормальные формы»[1386].

Заявление полпреда выражало, по всей вероятности, его надежды на скорое вступление в переговоры с Польшей о заключении торгового договора, что предусматривалось августовским решением Коллегии НКИД[1387]. Однако, несмотря на повторную передачу этого вопроса в Политбюро, он не был им рассмотрен. Вероятно, убедившись в неприязненной реакции Варшавы на ликвидацию СПТ и в невозможности открытия переговоров о советско-польском торговом договоре, руководство Наркомата внешней торговли СССР 13 декабря в частном порядке информировало А. Жмигродского о возможности сохранения Совпольторга при условии сближения в его балансе объемов закупок и продаж. 28 декабря коммерческий советник сообщил Дволайцкому, что польское правительство готово к ведению переговоров об условиях сохранения СПТ[1388].

После нескольких недель неопределенности советская сторона отказалась от этой идеи и приступила к ликвидации советско-польского торгового акционерного общества. 27 января 1934 г. состоялось «общее собрание акционеров» (Дволайцкий и Фирсов – с советской стороны, Касперович и Зябицкий – с польской), на котором была согласована ликвидационная процедура и создана ликвидационная комиссии под председательством Фирсова[1389].

16 декабря 1933 г.

Опросом членов Политбюро

81/56. – О соглашении с Эстонией.

1) Предложить Наркомвнешторгу принять меры к продлению на 1934 г. соглашения с Эстонией от 23 декабря 1932 г.

2) Разрешить Наркомвнешторгу в случае необходимости согласиться на импорт из Эстонии в половинном размере всего нашего экспорта (а не только экспорта т. наз. лицензионных товаров).

Выписки посланы: т.т. Розенгольцу, Литвинову.

Протокол № 151 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.12.1933. – РГАСПИ. Ф. 17. On.162. Д. 15. Л. 153.

Вопрос о пролонгации т. н. «временного соглашения о товарообороте» был поставлен в двусторонних отношениях еще двумя месяцами ранее. В ноябре 1933 г. первый секретарь полпредства А.И. Антипов сообщал в Москву о тех вопросах, которые более всего будут интересовать эстонцев на будущих переговорах. Поскольку в Эстонии количество «монополизированных товаров», т. е. тех, на импорт которых Таллин выдавал разрешения, неуклонно сокращалось, то эстонцы, по его мнению, потребуют установления соотношения не только к монополизированным, но и ко всем товарам, и будут «частично применять принцип контингентов[1390].

23 ноября покидавший свой пост торгпред Н.В. Гаврилов выступил в Таллине на отчетном собрании «Эстонско-Всесоюзносоветской [sic] торговой палаты». Возможно в силу того, что он разделял мнение руководства НКВТ на развитие торговли с Эстонией и не считал нужным учитывать заинтересованность НКИД в развитии отношений с этой страной, присутствующие услышали из его уст: расширение Ленинградского и Мурманского портов свидетельствует о том, что эстонцам больше нечего надеяться на советский транзит. Это, сделанное «по необъяснимым причинам, заявление вызвало недовольство полпредства»[1391].

5 декабря, на следующий день после подписания советско-латвийского торгового договора[1392], министр иностранных дел Эстонии Ю. Сельямаа жалуясь на перегруженность в связи с торговыми переговорами с Англией, Литвой и Финляндией, между прочим, заметил, что поскольку СССР заключил торговый договор с Латвией, Эстонии то же надо будет требовать тех же условий[1393]. Такая постановка вопроса была крайне нежелательна для Москвы. В качестве способа ухода от обсуждения с Таллином вопроса о торговом договоре и была пролонгация соглашения 1932 г. Принятым Политбюро решением санкционировалось начало переговоров. 23 декабря 1933 г. торгпред и министр народного хозяйства Эстонии обменялись нотами о продлении на 1934 г. торгового соглашения от 23 декабря 1932 г.[1394]. Успешному развитию двусторонних хозяйственных связей мешали, прежде всего, отсутствие у СССР возможностей как для наращивания экспорта, так и для размещения заказов, а также внутриполитическая ситуация в самой Эстонии. Зимой 1934 г. была достигнута договоренность о визите в Таллин А.П. Розенгольца, однако его эстонский коллега с радостью ухватился за сообщение о том, что по некоторым причинам глава НКВТ вынужден отложить свой визит. Для Сельтера, жившего, как и все эстонцы, в ожидании того, кто же придет в Таллине к власти, вести переговоры с Советами, завершение которых не обрушило бы лавины советских заказов, политически дальновиднее было воздержаться от общения с большевиками. Переговоры велись на протяжении всего 1934 г., и только в конце этого года было подписано трехлетнее хозяйственное соглашение.