Моя жизнь. Записки суфражистки - Эммелин Панкхёрст

нашу обструкцию на тех собраниях, где выступают члены министерства. Обструкция эта выражалась в том, что мы прерывали говорившего министра различными замечаниями и вопросами, постоянно напоминая об избирательных правах женщин.

Например, держит речь Уинстон Черчилль.

– Остается, – восклицает он, – решить великий вопрос…

– А именно, вопрос об избирательных правах женщин, – раздается голос с галереи.

Черчилль замечает:

– Многие обвиняли меня…

– Женщины тоже обвиняют вас, м-р Черчилль, – быстро подхватывает кто-то из задних рядов.

– Что при данных обстоятельствах остается нам делать, как не…

– Как не дать женщинам право голоса.

Этими замечаниями и обструкцией мы старались достичь того, чтобы вопрос о женских избирательных правах не сходил со сцены, чтобы на нем сосредоточивалось общественное внимание и чтобы всем стало ясно, что это самая неотложная реформа.

У нас в Англии постоянно практикуются на собраниях замечания и возгласы со стороны присутствующих. Но то, что признается правом мужчин, вызывает возмущение, когда это делают женщины. Министры резко отзывались о нас, а их сторонники силой выбрасывали нас за дверь.

Как-то на одном собрании, когда мы прерывали Ллойд-Джорджа, он апеллировал к собранию, указывая, что является сторонником дарования женщинам избирательного права. «Почему же в таком случае вы ничего для этого не сделаете?» – был задан ему вопрос. Но Ллойд-Джордж уклонился от ответа, задав встречный вопрос: «Почему вы не призываете к ответу своих врагов? Почему не нападаете на самого упорного своего противника?» – Сразу во всех концах залы раздались голоса: «Асквит! Асквит!» В самом деле, уже тогда было известно, что он, бывший в то время еще канцлером казначейства, является убежденным и упорным противником независимости женщин.

Летом 1906 г. вместе с другими членами ЖСПС я отправилась в Нортгемптон, где Асквит должен был выступать на большом митинге, созванном по поводу правительственных законопроектов о первоначальном обучении. Мы организовали ряд собраний под открытым небом и, разумеется, планировали присутствовать на собрании Асквита. В разговоре с председательницей местной Женской Либеральной Ассоциации я заметила мимоходом, что мы рассчитываем быть выведенными из залы, на что она негодующе возразила, что ничего подобного не может иметь места в Нортгемптоне, где женщины так много сделали для либеральной партии.

Я на собрание не пошла, предполагая устроить уличный митинг у дверей зала. Но члены нашего союза, пока еще Асквит не начал свою речь, пытались задать ему вопрос и сейчас же были вытолкнуты из помещения. Тогда я незаметно пробралась в зал и села на передней скамье в местах, отведенных для жен и знакомых руководителей либеральной партии. Я спокойно сидела, наблюдая, как мужчины прерывали оратора и получали ответы на свои вопросы. По окончании речи я поднялась и, обращаясь к председателю, сказала: – «Я хотела бы задать м-ру Асквиту один вопрос по поводу воспитания». Председатель вопросительно взглянул на Асквита, который кивнул головой. Но, не ожидая ответа председателя, я продолжала: «Мистер Асквит сказал, что родители имеют право требовать, чтобы было спрошено их мнение по поводу воспитания и обучения их детей, особенно по таким вопросам, как религиозное обучение, даваемое им. Женщины тоже родители. Думает ли м-р Асквит, что женщины должны иметь право влиять на воспитание своих детей таким же образом, как и мужчины, т. е. подавая свой голос?» Тут распорядители охватили меня за руки и за плечи потащили к двери, вытолкав меня на улицу.

Впечатление, произведенное этим случаем на председательницу Нортгемптонской Женской Либеральной Ассоциации, было в высшей степени благотворно. Она сложила свои полномочия и вступила членом в ЖСПС.

Помимо обструкции на собраниях, мы ввели в практику послание депутаций к министрам с целью повлиять на них в пользу нашего дела. Мы обратились и к Асквиту с просьбой принять такую депутацию, но на наше вежливое письмо он ответил холодным отказом, говорить о чем бы то ни было, что не относится к его министерству. Мы снова написали ему, указывая, что в качестве члена правительства он должен интересоваться всеми вопросами, подлежащими обсуждению Парламента; мы заявили далее, что пошлем к нему депутацию, надеясь, что он сочтет своим долгом принять ее.

Первой депутации было сказано, что мистера Асквита нет дома. На самом же деле он ушел через задний выход и умчался на автомобиле. Спустя два дня мы отправили более многолюдную депутацию в составе 30 лиц к его дому. Но дойти до дома не пришлось: еще у сквера перед домом дорогу им преградил большой отряд полиции. Депутации было заявлено, что дальше ее не пропустят.

У некоторых из женщин были в руках флажки с надписью «избирательное право женщин». Полицейские стали вырывать их, в некоторых случаях прибегая к ударам и ругаясь. Видя это, руководительница депутации воскликнула: «Мы пойдем дальше. Вы не имеете права бить женщин!» В ответ на это ближайший полисмен ударил ее в лицо. Она вскрикнула от боли и негодования, тогда как полисмен схватил ее за горло и притиснул к решетке сквера, так что она посинела. Молодая женщина стала отбиваться от него и была за это арестована по обвинению в нападении на полицию. Одновременно с тем были арестованы еще три участницы депутации. За нарушение порядка на улице они были приговорены к 6-недельному тюремному заключению (во втором разряде). Правда, допущена была замена тюрьмы штрафом, но внесение его означало бы признание своей вины, что было бы недопустимо. Глава депутации получила 2 месяца тюрьмы с заменою штрафом в 2 фунта Она тоже отказалась внести штраф, и была отправлена в тюрьму. Но какой-то неизвестный друг без ее ведома внес штраф, и она была освобождена до срока.

В то время, как это происходило в Лондоне, сцены такого же насилия над членами нашего союза разыгрались в Манчестере, где на большом либеральном митинге выступали три министра – Джон Бернс, Ллойд-Джордж и Уинстон Черчилль. Здесь тоже трое из наших членов очутились в тюрьме.

Очень многие в Англии утверждают, что суфражисток сажают в тюрьмы зa то, что они посягают на частную собственность и уничтожают ее. На самом же деле сотни женщин подвергались арестам лишь за описанные мной проступки задолго до того, как кому-либо из нас пришлось прибегнуть к уничтожению чужой собственности.

Как мне кажется, серьезно с нами начали считаться после первого нашего успеха в борьбе против либеральных кандидатов. Это произошло во время дополнительных выборов в Коккермузе в августе 1906 г.

Мы приняли самое деятельное участие в избирательной агитации, объясняли избирателям, как плохо исполняло правительство свои обещания, как изменило оно демократии; рассказывали о насилиях и арестах, о позорном обращении с женщинами на либеральных митингах и пр. Мы указывали избирателям, что единственное средство заставить правительство изменить свое поведение – это нанести ему на выборах поражение.

Как высмеивали нас! С какой насмешкой