Париж - Эдвард Резерфорд

– Я решил, что хочу жить примерно как мой отец. Я не хочу заниматься коммерцией, потому что слишком полюбил мир, в котором живешь ты, Марк, и твоя тетя. Если хорошенько поискать, то можно найти должность преподавателя в художественных школах или университетах Америки. Такая работа оставит достаточно свободного времени, чтобы заниматься тем, что мне нравится, и путешествовать летом. Может, я не разбогатею, но мне повезло: моего личного состояния хватит на жизнь.

– Вы могли бы купить дом во Франции и проводить летние месяцы здесь, – сказала Мари.

– Да, такое возможно. – Хэдли улыбнулся. – Спасибо за хорошую идею.

Они подъехали к воротам парка Бют-Шомон.

– Марк, подожди здесь Жерара и его друга, – попросила тетя Элоиза. – Потом отведи их к маленькому храму на вершине скалы, мы будем там.

И с этими словами она увлекла Хэдли и Мари на одну из аллей парка.

Было тепло и тихо. Неспешно шагая по извилистой дорожке, бегущей вниз к озерцу, они не встретили ни души. Посреди озера возвышался остров с крутыми берегами, а венчал его тот самый храм, о котором тетя Элоиза говорила Марку.

– Сюда, – сказала она и повела их по краю озера.

Вскоре послышался шум падающей воды.

– Это одна из достопримечательностей парка, – пояснила тетя Элоиза Фрэнку. – Здесь был вход в старый карьер, где добывали известняк, а потом его превратили в грот с искусственным водопадом и сталактитами.

Они вошли в грот. Там тоже было безлюдно.

– Я пойду проверю, не подошли ли мужчины, – сказала тетя Элоиза и оставила Мари с американцем.

Вода переливалась через валуны восхитительными каскадами. Сталактиты, огромными зубцами свисающие со свода пещеры, создавали атмосферу сказки. Стоя бок о бок, молодые люди нашли взглядом место, откуда водопад берет начало, – отверстие у них над головой, залатанное лоскутом голубого неба. Потом Мари шагнула вглубь пещеры, под фестоны сталактитов, и оттуда наблюдала за Хэдли, который исследовал окрестности водопада. Впервые она оказалась с ним наедине. Сердце в ее груди билось как сумасшедшее, но Мари не двигалась. Наконец он вернулся к ней.

Она смотрела на него и едва не дрожала, однако держала себя в руках, направив всю свою волю на то, чтобы сохранять спокойный вид.

– Похоже, я осталась без компаньонки, – негромко проговорила Мари.

– Очевидно, ваша тетя знает, что я не поведу себя как Марк. – Американец взглянул на нее с неуверенной полуулыбкой.

Она чуть заметно приподняла плечо и продолжала смотреть на него:

– Почему?

Тогда он вгляделся внимательнее: Мари стояла, подняв к нему лицо и приоткрыв рот. Фрэнка Хэдли окатила мощная волна желания. Может, он еще устоял бы, но тот факт, что она знала о поступках своего брата и сама рассказала об этом Хэдли, каким-то образом уничтожил устрашающий барьер ее невинности. Для него она теперь была женщиной. Он наклонился и поцеловал ее.

И вдруг Мари почувствовала, как все ее существо отвечает на этот поцелуй. Она запрокинула голову, упала в его сильные объятия и протянула к нему руки, обхватив за шею; ей хотелось прижаться к нему как можно сильнее, и казалось, что вот-вот она потеряет сознание.

– Во имя всего святого! – вдруг раздался голос, рывком вернувший их с неба на землю. – Что здесь происходит?

Это был Жерар. Они отпрянули друг от друга.

– Мари, ты сошла с ума?

Командование взял на себя Жерар. Уж теперь-то все должны делать так, как он скажет. Ни слова, приказал он. Никому, даже Марку.

По крайней мере, хвала небесам, Реми Монье не знал о том, что произошло в гроте. В противном случае Мари теряла бы всякие шансы на брак с ним и, что гораздо хуже, новость легко стала бы достоянием всего Парижа.

Даже тетя Элоиза, столь опрометчиво оставившая их вдвоем, вынуждена была молчать. Ее поступок только подтвердил убеждение Жерара в том, что тетя – безответственная дурочка. Если бы он не решил спуститься туда, где стояла Мари с американцем, а пошел бы по другой тропе, на которой караулила его тетя, то неизвестно, куда бы привела эта затея. И что бы они все тогда делали?

А так они чинно двинулись осматривать ротонду на вершине скалы. Мари шла вместе с тетей, Жерар с Хэдли, все любовались изящной постройкой и открывавшимися отсюда видами. Монье заявил, что получил от прогулки истинное удовольствие.

Когда они вышли из парка, Жерар выдвинул вполне разумное предложение: сам он проводит Хэдли, ибо еще не имел случая с ним поговорить, а остальные пусть садятся в семейный экипаж и подвезут до дому Реми Монье, который жил у парка Монсо, что было почти по дороге.

Вот так Реми Монье оказался сидящим напротив Мари, а Жерар увел с собой Хэдли.

Времени он не тратил. Но, к удивлению Фрэнка, повел себя Жерар в высшей степени дружелюбно.

– Дорогой Хэдли, прошу простить меня, но я обязан был защитить репутацию сестры, раз уж моя тетя с этим абсолютно не справилась. На моем месте вам пришлось бы поступить так же.

– Вина целиком и полностью на мне, она не… – начал Хэдли, но Жерар не желал ничего об этом слышать.

– Тот грот – очень романтичное место, а моя сестра… По-моему, она воплощает собой все, о чем только может мечтать мужчина.

– Я не стану возражать.

– Вы поцеловали ее. Любой мог сделать то же самое. Поэтому-то молодых девушек не оставляют одних.

– Ничего неуважительного в моих действиях не было, уверяю вас.

– Разумеется, не было. Мы знаем, что вы порядочный человек. Мой брат Марк, которого мы все любим, не такой. Его семья осознает это, и вы, я уверен, тоже. Более того, мои родители надеялись, что вы окажете благотворное влияние на Марка. Но скажите мне, Хэдли, каковы ваши намерения? Вы хотите жениться на моей сестре?

– Об этом я еще не думал, – честно ответил американец. – Все произошло так внезапно. Но я не отказываюсь…

– Хэдли, вы нам очень нравитесь, – провозгласил Жерар. – Но вам никак нельзя жениться на Мари. Об этом не может быть и речи. Подумайте сами. Вы собираетесь вернуться в Америку. Неужели вы готовы оторвать Мари от ее семьи? Будет ли она там счастлива? Мои родители не одобрят этого брака, и я тоже категорически против – по причинам, которые назвал. И, кроме того, вы протестант, Мари – католичка. Вы планируете перейти в нашу веру? Потому что она в любом случае останется в лоне своей Церкви. – И на этом Жерар решил поставить точку. – Вы считаете, Мари влюблена в вас? – лишь спросил он, высаживая Хэдли.

– Мне это неизвестно.

– Мне тоже. Но если влюблена, то лучшее, что вы можете для нее сделать, – это оставить в покое. Не возбуждайте надежд, которым не суждено сбыться, – это жестоко.

Поднимаясь в свою квартиру, Хэдли думал, что в словах несимпатичного ему Жерара есть довольная большая доля истины.

Решение он принял быстро, уже на следующий день. Ход его рассуждений был прост: с профессиональной точки зрения цель его пребывания во Франции достигнута. Ничто не мешает ему вернуться в Америку и приступать к устройству своей жизни.

При иных обстоятельствах, думал он, можно было бы задержаться, подольше побыть в обществе Мари. Кто знает, может, он и вправду сделал бы ей предложение. Мысль о возможности жить в Европе и проводить лето во Франции была заманчива.

Но если их заведомо ждет упорное сопротивление семьи, то какой в этом смысл? Для разумного и порядочного человека выход был только один.

Продумав все, он послал отцу телеграмму и пошел к Марку:

– Мой отец болен. Я должен немедленно возвратиться в Америку.

– Дорогой Хэдли, мы только что начали привыкать к тебе! Я в отчаянии.

– Мне не хочется уезжать, но… Ничего не поделаешь.

Потом он нанес визит Мари и ее родителям.

У Жюля и его жены не было оснований ставить под сомнение объявленную причину внезапного отъезда, и они взяли с Фрэнка обещание сразу возобновить знакомство, если он когда-либо вновь окажется в Париже.

– А если вы соберетесь в Америку, – сказал он в ответ, – мои родители и я будем счастливы принять вас у себя.

– Если мы поедем туда, мой дорогой Хэдли, вы узнаете об этом первым, – заверил его Жюль.

Разговор с Мари не был столь же легким.

– Это из-за меня вы уезжаете, да? – сразу спросила она.

– Нет, вовсе нет.

– Что наговорил вам Жерар?

– Ничего особенного. Он был весьма дружелюбен. Но тем не менее он стремится уберечь вашу репутацию, и это его долг.

– Ваш отец правда болен?

– Боюсь, это так.

– Вы вернетесь, когда он выздоровеет?

– Я не думал еще ни о чем, кроме того, что нужно как можно быстрее оказаться рядом с ним.

– Прощайте, Хэдли. – Она кивнула и протянула ему руку.

После его ухода Мари сказала родителям, что хочет немного отдохнуть. Потом она закрыла дверь в свою комнату, беззвучно заперла ее на ключ, уткнулась лицом в подушку, чтобы никто ничего не услышал, и рыдала целый час. Она знала, что потеряла Хэдли навсегда.