Париж - Эдвард Резерфорд

– Не знаю. Что скажут родители?

– Если ты женишься на женщине с деньгами и перестанешь попадать в неприятности, то, я уверен, они не будут возражать. – Для Хэдли вопрос был ясен. – Тебе просто нужно будет взять на себя определенные обязательства.

– Но я ни разу в жизни не имел обязательств, – возразил Марк.

– Пора начинать.

– Не знаю…

– Иначе ты потеряешь ее. Не думаю, что ее слова – пустая угроза. Она уйдет. – Хэдли пристально посмотрел на Марка. – Наверное, следует ответить вот на какой вопрос: ты сможешь жить без нее?

– Я могу жить вообще один.

– Слова настоящего художника. – Хэдли вздохнул.

– Ты так думаешь? – Марка это удивило.

– Говорят же, что большинство художников – чудовища. Не все, но большинство.

– Я о другом. Ты действительно считаешь меня настоящим художником?

– Ах вот ты о чем. – Хэдли улыбнулся. – Ну, по меньшей мере ты чудовище. Будь доволен уже этим.

Он вернул письмо Марку, и тот бросил листок на стол.

– Кстати, – сказал Марк, – я обещал Мари, что мы встретимся с ней на улице Лаффитт. Нам пора выходить. Об Ортанс я подумаю по дороге.

Галерея Воллара находилась буквально через пару домов от старой галереи Дюран-Рюэля. Ее владелец был не так приветлив, как Дюран-Рюэль, и, не в пример последнему, не поддерживал художников.

– Он просматривает работы, покупает много и задешево и продает быстро. Но у него тем не менее одна из самых интересных выставок, – просвещал Марк своего друга-американца.

Они немного подождали Мари, но она так и не появилась, и тогда они сообщили о своем приходе хозяину галереи.

Воллар был крупным бородатым мужчиной с проницательным взором. Марк попросил разрешения посмотреть Сезанна.

– Он намеренно проигнорирует мою просьбу и принесет что-нибудь другое, – шепнул он Хэдли, и точно, через несколько минут Воллар вернулся с полотном Гогена – сценой на Таити.

Молодые художники рассматривали странные, экзотические цвета.

– Как это мощно, – заметил Хэдли. – Потрясающе!

– Приходите через два месяца, – сказал Воллар. – Я организую большую выставку Гогена.

– Что еще вы бы хотели показать нам? – спросил Марк.

– Как насчет этого? – Воллар вынес небольшой холст с французским сельским пейзажем. В чем-то картина походила на живопись Гогена, но в ней присутствовала странная нервозность, некое космическое напряжение и страх.

– Кто это? – спросил Хэдли.

– Этот человек умер почти десять лет назад. Его картинами торговал брат. Малоизвестный художник, но хороший. – Воллар хмыкнул. – Я купил несколько штук. Еще не все продал. Они не дорогие. – Особого энтузиазма в его голосе не звучало. – Его звали Ван Гог.

– Не слышал о таком, – признался Хэдли.

– Почти никто не слышал, – сказал Марк. – Купи его холст, если тебе нравится. – Он улыбнулся. – Только не надейся заработать на нем много денег.

Они посмотрели еще несколько работ, надеясь, что Мари вот-вот придет, но так и не дождались и через полчаса ушли. По дороге обратно в студию Марка они завернули в кафе.

Мари ужасно злилась на себя. Она ходила с матерью за покупками и перепутала время. Оказавшись наконец в галерее Воллара, она узнала, что брат ушел десятью минутами ранее.

От галереи до студии Марка было не более пятнадцати минут пешком, и она решила зайти к нему и извиниться.

Дверь в подъезде была не заперта, поэтому Мари быстро поднялась по лестнице, а перед входом в студию постучала и прислушалась, но оттуда не доносилось ни звука. Мари толкнула дверь – она открылась.

– Марк? – окликнула Мари.

Тишина.

Очевидно, он еще не вернулся. Она не хотела уходить ни с чем и потому предпочла немного подождать. Ну а если он не придет в течение четверти часа, можно будет оставить ему записку.

Мари побродила по студии, посмотрела в окно, бросила любопытный взгляд на приставленные к стене картины. Соблазн посмотреть их был очень велик, но она не хотела огорчать Марка, которому это не понравилось бы.

Она уселась и стала ждать. Прошло двадцать минут. Возможно, он отправился в какое-то другое место, и в таком случае разумнее будет написать ему пару строк. Она огляделась в поисках бумаги и карандаша. На столе лежало какое-то письмо. Мари машинально взяла его в руки. «Дорогой мой» – стояло в самом начале. Что-то личное. Не стоит его читать. Мари отложила листок. Глянула на него еще раз. И все-таки прочитала.

Потом она услышала на лестнице шаги. Голос Марка. И голос Хэдли. Мари быстро села и постаралась принять безразличный вид. Но лицо у нее было очень бледное.

Марк был удивлен при виде сестры, сидящей в его студии, но улыбнулся.

– Мы не дождались тебя у Воллара! – воскликнул он. – Или ты решила, что мы встречаемся здесь?

– Нет. Это я виновата. Ходила с мамой за покупками и опоздала в галерею. Вот и забежала сюда, чтобы извиниться.

Что-то было не так. Она выглядела больной, ее голос звучал неестественно. Марк бросил взгляд на стол и увидел письмо от Ортанс.

Ему пришлось думать быстро. Сам он не стал бы ничего скрывать от Мари, но родители этого бы не одобрили. А вот если бы его американский приятель вдруг оказался повесой, никто бы не стал переживать. Небрежным жестом он поднял письмо и вручил его Хэдли.

– Не следует разбрасывать повсюду свою корреспонденцию, дружище, – проговорил он вполголоса.

К счастью, Хэдли сразу же сообразил, в чем дело.

– А, – кивнул он, сложил письмо и убрал в карман.

Они поболтали несколько минут. Трудно было сказать наверняка, читала Мари письмо или нет, и Марк не собирался спрашивать ее об этом. Наконец, еще раз извинившись за сорванную встречу, Мари сказала, что ей нужно возвращаться домой.

Марк закрыл за сестрой дверь и обернулся к Хэдли:

– Спасибо, что выручил меня. Не разрушил ли я твою репутацию?

– Твоя сестра прекрасно воспитана. – Американец вернул ему письмо. – Не думаю, что она прочитала это.

Полчаса спустя удивиться пришлось и тете Элоизе, когда на пороге ее квартиры неожиданно появилась племянница. И выглядела девушка совершенно несчастной.

– Что случилось? – спросила тетя.

Мари опустилась на софу. Она не сразу смогла заговорить.

– Случилось ужасное, – вымолвила она. – Это о Хэдли. У него есть любовница.

Ее тетя улыбнулась с облегчением.

– Моя милая малышка Мари, – мягко сказала она. – Хэдли – видный молодой человек. Если у него есть любовница, то в этом нет ничего ужасного, уверяю тебя.

– Она хочет выйти за него замуж.

– И такое случается.

– А он уже стал отцом. Совсем недавно.

– Откуда тебе известны такие подробности? – Элоиза нахмурилась.

– Я видела одно письмо. Оно было оставлено на столе в студии Марка. Я прочитала его. – Мари затрясла головой. – Это так ужасно!

И заплакала.

Элоиза смотрела на племянницу и думала.

– Почему тебя так волнует, что делает Хэдли?

Мари не ответила. И тогда ее тетя догадалась:

– Бедная Мари. Какая же я глупая. Не подумала об этом. Ты влюблена в Хэдли.

– Нет. Нет.

– Да, влюблена. И в этом нет ничего плохого.

– Только не говорите никому! – вскричала Мари. – Обещайте, что никому не скажете.

И потом она заплакала так, будто у нее сердце разрывалось от горя.

Записка тети Элоизы была очень короткой. Это был приказ. Она передала ее своей экономке с точными инструкциями, а затем вернулась, чтобы позаботиться о племяннице.

Сначала она уговорила ее выпить чая. Затем усадила рядом с собой и стала рассказывать о женщинах, которые любили талантливых мужчин. Она поведала Мари историю Шопена и Жорж Санд – писательницы, влюбленной в него. И историю Вагнера и его последней жены Козимы, которая оставила своего первого мужа, чтобы посвятить жизнь великому композитору. На самом деле тетя Элоиза не имела четкого плана, что говорить. Ее основной целью было отвлечь Мари от горьких мыслей до возвращения экономки. Наконец примерно через час посланница заглянула в комнату, где сидели дамы, и со значением кивнула.

– Глотни еще чая, милая, мне надо отлучиться на пять минут, – сказала племяннице тетя и вышла.

На улице, как она и велела в записке, ее ждал Марк.

– Ты должен немедленно открыть мне всю правду, – сказала она. – Мари прочитала письмо. Оно было адресовано тебе или Хэдли?

– Мы решили, лучше пусть она думает, что письмо адресовано Хэдли. Вы ведь знаете мнение родителей. Мари не должна знать ничего такого…

– Знаю. Я так и предполагала. Но теперь она плохо думает о Хэдли.

– Разве это так важно?

– Нет, – солгала его тетя. – Это совсем не важно. Только мне жаль Хэдли, ведь ему пришлось взять на себя чужую вину. Некрасиво поступать так с другом, который к тому же приехал из-за границы.