Париж - Эдвард Резерфорд

– Твоя жена так и поступила?

– Точно.

– И вы оба счастливы?

– Да. Мы оба очень счастливы. – В его голосе зазвучало искреннее чувство. – Абсолютно счастливы.

И Мари поняла, что Жерар говорит правду.

– Спасибо, – сказала она.

Мари обрадовалась, когда отец пригласил на несколько дней Фокса. Англичанин, по крайней мере, не говорил с ней о замужестве. Как всегда, с ним было легко и весело. И ему понравился их дом.

Дом Бланшаров в Фонтенбло был типичной постройкой этого рода и являл собой уменьшенную копию аристократического особняка.

Входили в него со стороны тихой улицы через высокие железные ворота. По обе стороны от мощеного двора тянулись боковые флигели, а основное здание стояло в центре. Внизу располагались обширные подвалы, поэтому к парадной двери попадали через высокое крыльцо. Гостиная, или салон, находилась слева от входа и занимала всю ширину здания. Она выходила на просторную веранду, протянувшуюся вдоль заднего фасада, а за верандой начинался сад.

Если посмотреть со стороны сада на веранду, когда там собирается за чаем вся семья, то кажется, будто смотришь на картину Мане.

Большой салон с классической, эпохи Первой империи, мебелью отличался римской простотой и спокойствием. Сад же обладал совсем иным характером, чем родители Мари очень гордились.

– Вот это да! – восхитился Фокс, когда увидел его впервые. – У вас же настоящий английский сад.

Он был очень длинным, и потому его разделили на две части. В ближайшей к дому половине посыпанные гравием дорожки вели к маленькому пруду и фонтану, к клумбам с лавандой, розами и другими растениями и к газону. Через полсотни метров высокий и аккуратно подстриженный кустарник создавал стену с калиткой посередине, через которую можно было попасть в огород. В дальнем конце огорода, за еще одной стеной кустарника, прятался садовый сарай и компостные кучи.

– Моя жена занимается растениями, а я – газоном и фруктовыми деревьями, – объяснил Жюль. – Вы одобряете результат наших усилий?

– Он превосходен, – сказал Фокс. – Я почувствовал себя почти как в Англии.

– Почти? – Жюль покивал. – Знаю, мой газон еще не совсем таков, каким должен быть. Его косят, но вот валик я пока никак не могу заполучить. Английский газон нужно укатывать валиком. Скажите мне, сколько же времени требуется, чтобы получился настоящий английский газон?

Фокс посмотрел на двух старших Бланшаров, потом на Мари и расплылся в широкой улыбке.

– Столетия, – ответил он.

Они показали ему старое королевское шато, сводили в лес и вообще прекрасно провели время. И оттого ли, что он не вносил смятения в ее чувства, или оттого, что он, несомненно, был приятным человеком, Мари во время его визита чувствовала себя лучше, чем весь июль, и взгрустнула, когда ему настала пора уезжать.

В самом конце месяца к ним ненадолго приехала и тетя Элоиза. Она тоже любила Фонтенбло.

Пока она была с семьей брата, пришло письмо от Марка. Они с Хэдли отлично ладили, сообщал он, много работали, и общество в Живерни было великолепным.

Что он имел в виду под этими словами? С кем встречался Хэдли? Мари оставалось только гадать.

– Вы не думаете, что нам стоит навестить их там? – рискнула она все же спросить тетю Элоизу.

– Это означает, что надо сначала вернуться в Париж, а потом ехать дальше, в Нормандию.

– До Вернона не так далеко.

– Я подумаю. Может, я сумею устроить так, чтобы ты повидалась с Марком без поездки в Нормандию, – сказала тетя Элоиза.

Только Мари совсем не это хотела услышать.

В августе Париж покидали все, у кого имелась такая возможность. Жюль объявил, что весь месяц проведет в Фонтенбло.

В начале второй недели августа он сказал семье, что к ним собирается заглянуть Фокс.

– Он хотел заехать сюда по пути в Бургундию. Разумеется, я сказал, что мы будем рады его видеть.

Действительно, они все были рады снова видеть его, но очень удивились тому, как он прибыл. Вместо обычного экипажа со станции приехала крытая телега и с грохотом вкатилась через ворота на мощеный двор. Кучер с помощником занялись грузом, а Фокс подошел к Бланшарам. Вид у него был очень довольный.

– Неужели ваш багаж настолько тяжел? – спросил Жюль.

– Не совсем. Я привез вам кое-что.

И тут кучер с помощником не без труда скатили из телеги садовый валик.

– О боже! – вскричал Жюль. – Поверить не могу. Посмотрите на это! – призывал он жену и дочь. – Дорогой друг, откуда, черт возьми, вы его достали?

– Из Англии, конечно же. Заказал, и мне привезли.

Мари громко рассмеялась. Ну как не любить его!

Фокс настоял на том, чтобы показать Бланшару, как этим валиком обрабатывают газон.

– Если все делать правильно, – добавил он, – то работа с валиком укрепит все мышцы, особенно спину.

Полчаса спустя Мари вошла в пустой салон. Фокс и ее отец сидели в это время на веранде, и через открытое окно до Мари донеслись обрывки разговора, смысл которого остался ей неясен.

– Все устроено. Известный вам человек вскоре прибудет в Лондон. А что до банкира и его жены, то они счастливы. Их дочке очень повезло.

– Следует ли мне встретиться с ними? Я, может быть, и не против…

– Я бы настоятельно не рекомендовал вам этого.

– Вы правы. Я вам так признателен.

– Задача нашей фирмы – быть полезной для всех наших клиентов. Но мне кажется, все сложилось как нельзя лучше. – Фокс помолчал. – Мне нужно торопиться на поезд. Вы позволите заглянуть к вам на обратном пути? Будет интересно осмотреть газон.

– Мы всегда вам рады.

Когда Фокс отбыл, Мари спросила у отца, был ли это деловой визит.

– Да. У меня было одно дело, связанное с Англией. Фокс – хороший человек.

Никаких подробностей отец не приводил, а Мари не расспрашивала.

Ничего она не узнала и о беседе, состоявшейся в тот вечер в родительской спальне.

– Мне нравится Фокс, – сказал Жюль. – Жаль, что он протестант.

– И мне нравится, – согласилась его жена. – Но все-таки он протестант.

– Да. Хотя жаль.

Не слышала она и разговора между отцом и тетей, которая вновь приехала в гости к брату.

– Мой дорогой Жюль, настало время простить сына.

– Почему?

– Девица Пети после родов отправлена в Англию. Ее малышку удочерила чудесная семья с достатком и положением. Все наши проблемы решены. Семейство Пети отказалось от дочери, и я считаю их поступок чудовищным, но, как ни печально, многие сделали бы то же. Обычаи современного общества жестоки. Но Марк достаточно наказан. Видит бог, он не сделал ничего такого, чего не делают другие мужчины в его возрасте.

– Он вовсе не был наказан.

– Разумеется, был, и еще как!

– Он живет совсем неплохо, хотя я перестал выдавать ему содержание.

– У него есть заказы.

– Сколько денег ты даешь ему, Элоиза? – Жюль с любящей улыбкой посмотрел на сестру.

– Если бы давала, то не сказала бы тебе.

– Он ни капельки не страдает.

– Страдает, потому что лишен общения с отцом и матерью.

– Ах, бедняжка, как ему тяжело.

– Тяжелее, чем ты думаешь. Он любит тебя.

– Я подумаю об этом.

Марк и Хэдли приехали в Фонтенбло, чтобы провести здесь последние десять дней августа. Для Мари эти дни стали волшебными. Иногда молодые люди ходили в лес, чтобы порисовать, и она шла с ними за компанию, прихватив книгу или тоже альбом. Вместе с матерью Мари показала Хэдли замок, который понравился ему больше, чем Версаль. Особенно ему приглянулись старинные шпалеры с сюжетами из жизни придворных, выполненные в глубоких, сочных тонах.

Вечерами все сидели на веранде. Ее отец обычно читал газету, Марк и Хэдли болтали, а Мари тихонько слушала. В ответ на расспросы Марка Хэдли охотно рассказывал о своем детстве, о катании на санях зимой, о гребных гонках в университете, о годе работы на ранчо. Иногда он упоминал и совсем мелкие детали.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, отец вручил мне пару гребней для волос. Они сделаны из черного ореха, и на каждом вырезаны мои инициалы. Я всегда вожу их с собой. Некоторые предпочитают гребни из слоновой кости, но я не променяю деревянные гребни, которые подарил мне отец, ни на что другое.

Говорил он и о своих родителях.

– Я люблю путешествовать, и эту любовь унаследовал от них, – заметил он как-то раз. – Обычно летом у отца бывало свободное время. До моего рождения они ездили в Японию, Англию, Египет. И нас, детей, тоже возили куда только можно. Когда я женюсь, – продолжал он, – то надеюсь, что моя жена захочет путешествовать вместе со мной. Замечательно, когда супруги разделяют такое увлечение.

Мари слушала Хэдли до тех пор, пока ей не стало казаться, будто она знает о нем все.

Однажды вечером после долгой прогулки через лес до Барбизона, где писал в свое время Коро, Хэдли, сидя с ними на веранде, запрокинул голову и закрыл глаза.