Откровение в Галисии - Долорес Редондо

его, как сына. Мне жаль, что случилось такое несчастье, — серьезно сказал Мануэль.

Экономка слабо улыбнулась.

— Но я приехал кое о чем тебя спросить.

На лице Эрминии отразилось любопытство.

— Помнишь, ты мне недавно рассказывала, когда мы беседовали об Альваро, как его в двенадцать лет выставили из дома? Ты говорила, что в какой-то момент отношения между моим мужем и старым маркизом испортились окончательно…

Экономка отвела взгляд, а потом сказала:

— Не могу выделить определенное событие. Отец с сыном и так не ладили, а тут еще Альваро вылетел из школы… Старик был им очень недоволен.

— Да, это понятно, — терпеливо ответил писатель. — Но Альваро исключили тринадцатого декабря, а в мадридском пансионе он оказался двадцать третьего. Я проверил. Что-то должно было произойти в эти десять дней, чтобы ребенка оторвали от семейного очага в канун Рождества.

— Ничего особенного не случилось. — Эрминия встала и начала усердно греметь кастрюлями на плите.

— Я уверен: стряслось нечто серьезное, потому что подростка в срочном порядке отослали из Галисии. Старая маркиза об этом тоже упоминала. Если ты и правда любила Альваро, расскажи все без утайки. Не заставляй меня взбираться по лестнице в покои Вороны и требовать у нее объяснений. Уж она-то не преминет просветить меня в своей обычной жестокой манере.

Последние слова Ортигоса произнес, повысив голос, и экономка обернулась и испуганно смотрела на него. Затем поставила на место кастрюлю, вернулась за стол, сев на то же место, и заговорила, но очень тихо, словно с трудом выдавливая из себя слова. Мануэлю и Лукасу пришлось наклониться к ней, чтобы хоть что-то расслышать.

* * *

— Это было после того, как исключили Альваро, но еще до рождественских каникул. Я хорошо помню, потому что Сантьяго еще не вернулся домой. Старый маркиз отправился на охоту. Обычно он брал с собой среднего сына, потому что старшему это занятие не нравилось, да и Сантьяго был готов делать что угодно, лишь бы угодить отцу. Но в тот раз маркиз взял Альваро. Они вернулись в полдень и припарковались прямо под окнами кухни. Я хорошо помню огромный внедорожник с прицепом. Старик был очень зол: одна из собак в последнее время отказывалась его слушаться, и в тот раз из-за нее он вернулся ни с чем. Маркиз выпустил псов из прицепа, нашел того, который перестал повиноваться, и начал его лупить. Я выскочила из кухни: бедная животина так выла… я думала, хозяин ее убьет. Альваро подбежал к отцу и встал между ним и собакой. Старик поднял руку. Я думала, он даст сыну пощечину, но вместо этого маркиз подошел к машине, достал ружье и сунул его в руки Альваро.

— Этот пес не охотится, он ни на что не годен. Не хочешь, чтобы я бил его? Тогда пристрели эту тварь.

Альваро посмотрел на ствол, затем на собаку, а потом сказал отцу, что не станет.

— Как это нет? Живо! — приказал старик.

— Нет, — твердо ответил мой мальчик.

— Как хочешь. Либо ты его пристрелишь, либо я, — сказал маркиз, направляясь к сыну.

Тогда Альваро вскинул ружье и склонил голову, целясь в отца.

— Сказал же, не буду, — спокойно повторил он.

Я подняла голову и увидела, что Ворона наблюдает за мужем и сыном из окна. Остальные слуги тоже сбежались, услышав завывания пса. Я думала, что хозяина удар хватит. Он привык, что все ему подчинялись, а тут его старший отпрыск осмелился перечить, и это окончательно вывело старика из себя. А особенно унизительным было то, что все находившиеся в имении люди стали свидетелями этой сцены.

Зрители затаили дыхание, а маркиз и Альваро сверлили друг друга взглядом. Наконец старик расхохотался, и раскаты смеха, как до этого вой собаки, разнеслись по всему поместью:

— Ты пожалел псину, зато без колебаний готов пристрелить отца? Да, убийца?

Мы все прекрасно слышали, именно так хозяин назвал своего сына. Твой муж не опускал ни взгляда, ни оружия. Тогда маркиз повернулся и вошел в дом. Проходя мимо меня, он бросил:

— Я же говорил, Эрминия, этому мальчишке смелости не занимать, в отличие от многих.

Через два дня Альваро отослали в Мадрид. В тот же день старик вывез собаку из поместья и пристрелил ее. Но прежде дождался, чтобы сын уехал. Дамиан забрал труп пса и похоронил его. Возможно, ты решишь, что это все глупости, но я думаю, что маркиз на самом деле не на шутку испугался.

На этом экономка закончила свое повествование.

* * *

Лукас закрыл лицо руками. Мануэль, шумно дыша, спросил:

— Почему ты не хотела об этом рассказывать?

Эрминия указала на священника.

— Почему? Да потому, что понимала, какого рода мысли у вас зародятся. Альваро был славным и справедливым. Лучшим из тех, кого я знала.

Дамиан кивал в такт словам супруги, а она вдруг встала, подошла к двери, отделявшей кухню от лестницы, и рывком открыла ее. Их глазам предстала заплаканная Элиса, испуганно взиравшая на всю компанию.

— И давно ты тут стоишь? — спросил ошеломленный писатель.

— Достаточно долго, чтобы понять, что не я одна подозревала Альваро.

У Ортигосы внутри словно что-то перевернулось. Вот уже больше десяти дней он торчит в этих местах, так негостеприимно его встретивших — пасмурным небом, быстро уходящим летом и ощущением, что всю жизнь он прожил во лжи. Мануэль словно шел по пустыне, и каждое открытие приносило новые унижения и боль. Он почти смирился, что его обманули, предали. Закрылся от всех, опустил руки и постоянно ожидал, что кто-то вытащит спрятанные в шкафу скелеты на всеобщее обозрение. Стоило ему начать узнавать человека, которого он некогда любил, найти оправдание его поступкам, как на свет появлялся очередной скелет, снова лишая Ортигосу надежды.

Альваро, как Гензель, оставил для него след из хлебных крошек. Но часть из них сожрали крысы, еще часть склевали птицы, а остальные размокли под дождем и впитались в матушку-землю. Однако, со свойственной ему энергичностью и упертостью, Альваро снабдил Мануэля сотней — нет, даже тысячей подсказок. И одна из них, самая важная, должна была стать ключом к разгадке тайны.

Долгие годы Мануэль был просто идиотом, пялящимся на море. Устраивать свои дела и решать проблемы он предоставил Альваро. И тот делал то, к чему привык с двенадцати лет, когда взял на себя ответственность и защитил брата, пережившего настоящий кошмар. Вот только родители презирали сына и отреклись от него.

Он, Мануэль, больше не будет отрешенным глупцом. И никому не позволит плохо говорить об Альваро, даже если ему придется