Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Самые энергичные стали было протестовать против неуместных шуток, когда новое происшествие отвлекло всеобщее внимание в другую сторону.

Подвыпивший пан Бронислав поцеловал в плечико перезрелую эмансипированную девицу, которая развлекала его рассуждениями о Шопенгауэре, а когда этот подготовительный маневр был мило принят, открылся девице в страстной любви.

Девица, не будь дура, уронила счастливую слезу, а ее дядюшка, толстый промышленник, кинулся обнимать пана Бронислава и публично заявил, что лучшей партии для своей племянницы он и желать не может.

Тут-то и случилось нечто невероятное. Молодой Коркович сорвался со стула, протер глаза, словно пробудившись ото сна, и без всяких околичностей объявил барышне и ее дядюшке, что он... ошибся, что предмет его страсти совсем другая девица, которую он никак не может высмотреть за столом.

К счастью, ужин уже кончался, гости встали из-за стола и начали поспешно разъезжаться по домам.

В эту трудную минуту провидение для спасения чести Корковичей послало Згерского. Смекнув сразу все дело, Згерский не только не встал со всеми из-за стола, но во имя приличий стал во всеуслышание протестовать против разъезда. Хуже то, что он не только не уехал с большей частью гостей, но вообще не пожелал вставать. Наконец кто-то из лакеев нашел его пальто, усадил на извозчика и отвез домой.

Когда пана Згерского обвеяло свежим воздухом, он позабыл о случае с молодым Корковичем, зато вспомнил свой разговор с Мадзей.

"Милашечка, - думал он, - придется и ею заняться... А главное, надо с ее помощью попасть к Сольским, а то пани Коркович голову мне оторвет, если я ее не познакомлю с ними..."

Сразу же после отъезда гостей пани Коркович стала принимать у прислуги серебро, а пан Коркович на некоторое время заперся у себя в кабинете один на один с содовой водой и лимоном. О чем он размышлял, неизвестно, но только в пять часов он призвал к себе жену и сына.

Вид у пана Бронислава был жалкий, способный растрогать самое бесчувственное материнское сердце: лицо бледное, опухшее, взгляд мутный, волосы растрепаны. Увидев его, пани Коркович с трудом сдержала слезы, но отец как будто не разжалобился.

Заметив на столе у родителя содовую воду, пан Бронислав неверной рукой взял стакан и сунул под сифон. Но отец вырвал у него стакан и крикнул:

- Руки прочь! Не за тем я звал тебя, чтобы ты мне тут выпивал воду.

- Пётрусь, - умоляющим голосом сказала мать, - ты только посмотри, какой у него вид!

- Чтоб его черт побрал! - проворчал старик. - А какой у меня будет из-за него вид? Послушай, что это ты устроил панне Катарине? Как ты смел целовать ее в плечо или куда-то там еще?

- Было из-за чего поднимать такой шум, - апатично ответил пан Бронислав. - В голове у меня помутилось, вот и все. Я думал, это Мадзя...

- Что? - крикнул отец, поднимаясь с кресла.

- Ну конечно, он думал, что это гувернантка, - торопливо вмешалась пани Коркович.

- Гувернантка? - насторожился пан Коркович.

- Ведь Бронек настолько тактичен, что, будучи трезвым, никогда не позволил бы себе обойтись так с барышней из общества, - говорила мать, подмигивая молодому человеку. - Завтра он принесет ей и ее дяде извинения, и конец. Сама панна Катарина сказала мне, прощаясь, что приняла все это за шутку.

- И говорить тут не о чем! - подхватил пан Бронислав. - Я ведь сразу сказал ее дяде, что ошибся. Я ведь не панну Катарину...

- Не панну Катарину хотел поцеловать в плечо, а кого же? - допытывался отец.

- Ну, Мадзю! И говорить тут не о чем! - ответил пан Бронислав и, зевая, закрыл рукою рот.

Но отец побагровел и с такой силой хлопнул кулаком по столу, что сифон подпрыгнул и стакан упал на ковер.

- Ах негодяй! Ах фармазонское семя! - крикнул Коркович. - Так ты думаешь, что я в своем доме позволю компрометировать честную девушку?

- Да чего же ты сердишься, Пётрусь? Ведь ничего с гувернанткой не случилось, - успокаивала его супруга.

- Вы, папа, просто ревнуете, - проворчал пан Бронислав.

- К кому ревную? Что ты болтаешь? - спросил изумленный отец.

- Да к Мадзе. Вы около нее, как тетерев на току, пыхтите. Сколько раз я видел.

- Вот видишь, Пётрусь! - вмешалась супруга. - Ты сам подаешь сыну дурной пример, а потом сердишься...

- Я? Дурной пример?.. - повторил Коркович, хватаясь за голову.

- Улыбаешься ей, заискиваешь, дружески беседуешь, - с оживлением говорила дама.

- А я ведь помоложе вас, папа, и мне это простительно, - прибавил сын.

В то же самое мгновение отец схватил его за лацканы фрака и почти поднес к лампе.

- Так вот ты какой? - сказал он спокойным голосом, глядя ему в глаза. Я обхожусь с порядочной девушкой, как полагается порядочному человеку, а ты, шут, смеешь говорить, что я пыхчу около нее, как тетерев на току.

- Пётрусь! Пётрусь! - воскликнула потрясенная супруга, силясь дрожащими руками вырвать сына из отцовских объятий. - Пётрусь, ведь это была шутка!

- Э! - по-прежнему спокойно продолжал старик, - вижу, в моем доме слишком много шутят. Тебе волочиться простительно, потому что ты моложе? Это верно. Волочись, но... сейчас же сделай девушке предложение!

- Пётрусь! - воскликнула супруга. - Это уж слишком!

- Не хочешь, чтобы твой сын женился на докторской дочке?

- Ты меня в гроб уложишь! - затряслась супруга.

- Ах, вот как, сударыня! Такой союз вам не по вкусу! Ну, погодите же! Бронек! - решительно продолжал отец. - Завтра же переедешь из дому на завод. Там есть комната. Я тебя, голубчик, заставлю работать, я тебе подам хороший пример, будешь и ты, как тетерев, пыхтеть, только около чана!

- Но, Пётрусь!

- Вы меня не морочьте! - крикнул отец. - Будет так, как я хочу, и баста! Из парня уже вырастила бездельника, если и дочек так воспитала, знаешь, куда они пойдут?.. Надо мне и к девочкам заглядывать, а то с ними, пожалуй, дело еще хуже. Вот подвяжешь фартук да наденешь шлепанцы на босу ногу, пропадет у тебя охота куралесить! - прибавил он, обращаясь к сыну.

Пан Бронислав в эту минуту был бледнее, чем в начале разговора, но глаза его смотрели трезво. Он взял отца за руку и, поцеловав в локоть, пробормотал:

- Но, папа, я ведь могу... сделать предложение Мадзе!

- И думать не смей! - вскричала мать. - Только через мой труп!

- Сперва за работу возьмешься, голубчик, а о женитьбе потом подумаем.

- Только через мой труп! В гроб меня хотите уложить! - визжала мать.

- Довольно ломать комедию! - прервал ее отец. - Мне надо ехать на завод, а вы ступайте спать. Бронек, - прибавил он на прощанье, - только посмей пристать к гувернантке, всыплю, как два года назад. Помнишь?

- Но я хочу жениться на ней...

- Пошел вон!

Когда сын с матерью вышли в коридор, пан Бронислав сказал вполголоса:

- Вы же видите, мама, что старик ревнует. Спокойной ночи!

Он вышел в прихожую. Пани Коркович остановилась под дверью Мадзи и сказала, грозя кулаком:

- Погоди ты у меня, эмансипированная! Дай мне только познакомиться с Сольскими, я тебе за все отплачу!

Глава шестая

Сольские приезжают

В первый день после роскошного вечера ни Коркович-старший, ни Коркович-младший не вышли к обеду. На следующий день Коркович-младший велел принести себе обед в комнату; отец, правда, вышел к столу, но ел без аппетита и изругал Яна. Только на третий день пан Бронислав показался в столовой; вид у него был обиженный, и Коркович-старший не смел поднять на сына глаза.

Все эти тяжелые дни пани Коркович жаловалась на мигрень, бранилась с дочерьми и прислугой, хлопала дверьми, с Мадзей говорила коротко, силясь быть любезной.

- Нечего сказать, порядки! - сказала в эту пору Линка Стасе. - По всему видно, что папа с мамой истратили кучу денег.

- И к тому же Бронек выкинул какую-то штуку, - ответила Стася. Кажется, ущипнул за ужином панну Катарину.

- Что за гадость! - возмутилась Мадзя. - Как можно повторять выражения, которых постеснялась бы прислуга на кухне!

- Ах, панна Магдалена! Нам это сказали в гардеробной!

- Но, милочки, не повторяйте больше подобных выражений, - сказала Мадзя, целуя Стасю и Линку.

А про себя подумала:

"Бедные Корковичи! Так истратиться на этот вечер, а в результате только мигрень да неприятности! Бедные люди!"

И она стала терпеливо ждать, когда кончится дурная полоса, как деревенский люд ждет, когда кончится непогода, а сам делает свое дело.

Ее терпение было вознаграждено даже раньше, чем можно было ожидать. В один прекрасный день в учебный зал вбежала пани Коркович, она совсем запыхалась, но сияла от радости.

- Знаете, сударыня! - воскликнула она. - У меня только что был Згерский и сказал, что Сольские ночью приехали в Варшаву. Сегодня пан Сольский должен уехать дня на два к себе в имение, которое граничит с нашим заводом.

- Так они здесь? - сказала Мадзя и вся вспыхнула. - Ах, как хорошо!

Пани Коркович не могла сдержать порыва нежных чувств, который нарастал, как горный поток после дождя.