Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

- Я все как-нибудь расскажу вам обоим, - сказала она, не глядя на пана Казимежа. - Эленка тоже вернулась?

- Она приедет с Сольскими через недельку, другую, - ответил Норский, не скрывая своего удивления. - Но если вы и им окажете такой прием...

- Я вас обидела? - испугалась Мадзя.

- Да разве я посмел бы обидеться на вас? - оживившись, ответил пан Казимеж и снова взял ее за руку. - Но вы сами посудите, сударыня, - прибавил он, обращаясь к пани Коркович, - панна Магдалена, Ада Сольская и мы с сестрой составляли у покойной матушки одну семью. Уезжая на смерть, матушка передала нам через панну Магдалену свое благословение. И сегодня, когда я возвращаюсь после прощания с матушкой, ее вторая дочь принимает меня, как чужого. Ну скажите, сударыня, хорошо ли это!

Мадзя опустила голову, не в силах удержаться от слез.

- Какая вы счастливая! - сказал ей Норский. - У меня уже иссякли слезы.

Он оборвал речь и насупил красивые брови, заметив в двух шагах пана Бронислава, который тихо вошел в зал и уже несколько минут смотрел то на Норского, то на Мадзю.

- Мама, может, вы познакомите меня с гостем, - сказал пан Бронислав. Я Коркович-младший, Корка-Пробка, как прозвали меня ваши старые друзья.

- Вы незнакомы? - озабоченно сказала хозяйка. - Мой сын... пан Норский!

- Собственно, мы знакомы; во всяком случае, я пана Норского знаю по рассказам. Все только и говорят, что о ваших шалостях у Стемпека, - прервал мать пан Бронислав, протягивая Норскому огромную лапу.

Молодые люди пожали друг другу руки: пан Казимеж пренебрежительно, пан Бронислав энергически. Видно было, что оба они не питают друг к другу симпатии.

Норский посидел несколько минут, хмурясь и коротко отвечая на вопросы пани Коркович о Сольских. Наконец он поднялся и простился, пообещав бывать у Мадзи почаще, разумеется, если позволят хозяева.

- Нам так много надо рассказать друг другу о матушке, что вы должны как-нибудь уделить мне часок наедине, как прежде бывало, - сказал он на прощанье.

Когда за гостем закрылась дверь прихожей, Мадзя, смущенная и задумчивая, сказала пани Коркович:

- Ян говорил, что вы хотели меня видеть?

- Да. Я хотела поблагодарить вас, дорогая панна Магдалена, за то, что мои девочки занимаются с Михасем. Прекрасное свойство души - милосердие! живо ответила пани Коркович и несколько раз поцеловала Мадзю.

Сольские вот-вот должны были приехать, а гувернантку с Адой Сольской, да и с Эленкой, будущей пани Сольской, соединяли узы дружбы, потому-то и рассеялся гнев пани Коркович. Пусть Мадзя делает в доме, что хочет, пусть дочери одевают и учат детей со всей улицы, только бы завязать знакомство с Сольскими.

"Бронек и не подозревает, какое ждет его счастье!" - сияя от радости, думала хозяйка дома.

- Ах, да! - крикнула она уходящей Мадзе. - Не забудьте при случае сказать пану Норскому, чтобы он почаще заходил к нам. Наш дом для него всегда открыт! Боже! Я забыла позвать его на обед! Панна Магдалена, со всей деликатностью предложите ему постоянно обедать у нас. И если у него нет еще приличной квартиры, пусть без церемоний располагается у нас... до приезда Сольских, и даже дольше. Вы сделаете это, милая панна Магдалена? Я всю жизнь буду благодарна вам, потому что воспоминание о пани Ляттер...

- Сударыня, я, право, не знаю, прилично ли мне говорить об этом с паном Норским, - смущенно ответила Мадзя.

- Вы думаете, что это неприлично? - удивилась тонная дама. - Но ведь в доме покойницы он, Сольские и вы составляли одну семью...

- Пан Казимеж это так себе сказал, - печально ответила Мадзя. - Я у его матери была только классной дамой, не больше.

- А как же осыпанные брильянтами часики от панны Сольской? допрашивала обеспокоенная хозяйка.

- Ада Сольская немного любила меня, но и только. Что общего между такой бедной девушкой, как я, и богатой барышней? Ада очень ласкова со всеми.

После ухода Мадзи пани Коркович обратилась к сыну, который грыз ногти, и, стукнув себя пальцем по лбу, сказала:

- Ну-ну! Ты заметил, как она увиливает от посредничества между нами и Норским? Что-то тут да есть, ты заметил, Бронек?

- И правильно делает! - проворчал сын. - Зачем зазывать в дом такую дрянь.

- Бронек! - хлопнула дама рукой по столу. - Ты в гроб уложишь мать, если будешь выражаться, как хам... как твой отец. Норский нужен мне для того, чтобы завязать знакомство с Сольскими. Понял?

Пан Бронислав махнул рукой и бросил, зевая:

- А вы уже ищете себе посредников... То Згерский, то Норский! Сольские тоже, наверно, дрянь, раз поддерживают знакомство с такими прохвостами.

Пани Коркович покраснела.

- Послушай, - сказала она, - если ты еще хоть слово скажешь о пане Згерском, я прокляну тебя! Умница, человек со связями, наш друг!

- Друг, потому что всучил старику, черт знает зачем, три тысячи за двенадцать процентов. Смешно сказать, Коркович занимает деньги и платит двенадцать процентов.

- Это с нашей стороны деликатный подарок. Мы должны таким образом отблагодарить Згерского за его доброе отношение к нам... даже к тебе, ответила мать.

Несколько дней Норский не показывался у Корковичей. Зато Мадзя навестила Дембицкого и вернулась от старика взволнованная.

Увидев на глазах гувернантки следы слез, пани Коркович спросила у нее с притворным безразличием:

- А пан Норский был у Дембицкого?

- Да... - вспыхнула Мадзя. - Мы говорили о пани Ляттер. Он сказал мне, что из Америки приезжает его отчим с семьей.

- Какой отчим?

- Второй муж пани Ляттер. Он служил в армии Соединенных Штатов, а сейчас не то промышленник, не то торгует машинами.

Многоречивость Мадзи не понравилась пани Коркович.

"Эта кошечка что-то скрывает! - думала она. - Не плетет ли она интриги против нас? Панна Бжеская строит нам козни, да еще у Дембицкого, племяннице которого я позволила заниматься у нас! О, людская неблагодарность!"

От большого ума заподозрила пани Коркович Мадзю в интригах. И все же, чтобы обеспечиться и с этой стороны, она решила устроить званый вечер и послала мужа с визитом к Норскому.

- Ну как, Норский придет?

- Отчего же не прийти? Кто не придет туда, где хорошо кормят!

- Э, Пётрусь! Ты что-то настроен против Норского. Это такой прекрасный молодой человек! Того и гляди станет зятем Сольского.

- Но прохвост, видно, изрядный! - прокряхтел пан Коркович, с трудом стаскивая тесный башмак с помощью снималки, которая имела форму олененка.

- Что с тобой говорить! - сказала супруга. - Человек ты порядочный, но дипломатом не будешь...

- Пхе! Наградил меня господь таким Меттернихом в юбке, что на две пивоварни хватит!

Глава пятая

Званый вечер с героем

Во второй половине октября, в первую же субботу, залы Корковичей запылали огнями. Лестница была устлана коврами и уставлена цветами, прихожую наполнили лакеи во главе с Яном, гладко выбритым и наряженным в темно-синий фрак, красный жилет и желтые панталоны.

- Сущая обезьяна со счастливых островов! - проворчал, глядя на него, пан Коркович.

- Мой милый, не говори только этого вслух, а то все увидят, что ты лишен вкуса и выражаешься, как простой мужик, - ответила ему супруга.

Около одиннадцати часов вечера собралось человек шестьдесят гостей. Это были большей частью семейства богатых горожан: пивоваров, купцов, ювелиров, каретников. Дамы в шелках и брильянтах уселись под стенкой, чтобы, начав разговор о театре, закончить его вопросом о прислуге, которая год от году становится все хуже. Барышни разбежались по углам в поисках общества литераторов и артистов, чтобы узнать последние новости о позитивизме, теории Дарвина, политической экономии и назревавшем тогда женском вопросе.

Молодые фабриканты и купцы сразу направились в курилку, чтобы там посмеяться над учеными барышнями и поэтами, у которых и штанов-то нет. Наконец папаши, народ толстый и важный, которым фраки пристали, как корове седло, окинули угрюмым взором своих благоверных и дочек и, натыкаясь на каждом шагу на золоченую мебель, перешли в игорные комнаты, к карточным столам.

- Княжеский прием! - сказал каретник винокуру. - Плакали сотенки.

- Не хватает их, что ли? - ответил тот. - Всяк себе князь, у кого деньги в мошне. Так как же, сядем? Я вот с ним, а вы с этим...

Расселись; рядом, за другими столами, устроились другие партнеры, и вскоре всех окутал дым превосходных сигар. Только время от времени слышалось: "Пас!", "Три без козыря!", "А чтоб вас!" "Вы, сударь, не слушаете, что объявляют!"

В половине двенадцатого в залах и игорных комнатах поднялся шум. Одни спрашивали: "Что случилось?", другие шептали: "Приехали!" Мамаши и тетушки нехотя обратили взоры на дверь, не потому, упаси бог! - чтобы кто-нибудь занимал их, а просто так себе. Дочки и племянницы одна за другой прерывали разговоры о позитивизме и Дарвине и потупляли взор, что не мешало им, однако, все видеть. Поэты, литераторы, артисты, вообще интеллигенция почувствовали себя покинутыми; молодые фабриканты в дальних апартаментах заволновались и стали тушить папиросы.