Через пламя и ночь - Анастасия Александровна Андрианова

на торг купцов со всех уделов и весей.

В тёмно-сливовое небо с треском полетели шутихи и рассыпались кружевом золотых огней, на мгновение напомнив Мавне капли морошкового варенья или расколотый леденец-петушок. Пошла бойкая торговля медовухой, пивом и брагой, довольный народ окружал лоточников с напитками и едой, и казалось, что никто в Озёрье не сидит по домам, все вышли на улицы радоваться, что городу больше не грозят нежаки.

– Слава дозорным!

– Слава чародеям!

– Слава ратным батюшкам и матушкам!

– Слава главе! – доносилось отовсюду.

Купава ткнула Илара под бок.

– А вот они радуются и не понимают, что один из их спасителей сейчас прямо тут сидит такой скромный.

Илар, смущённо улыбнувшись, провёл ладонью по затылку.

– Да не такой уж я спаситель. Так, несколько нежаков убил. Как и дома.

Купава крепко поцеловала его в щёку.

Где-то заиграла музыка, некоторые танцевали, и галдёж поднимался такой, что было ясно: Озёрье в эту ночь не будет спать. Ну и пусть. Мавна радовалась за этих людей, для которых всё осталось позади.

– Пойдёмте в наш кабак, – предложила она неожиданно для самой себя. – Там райхианское пиво и Наирча, наверное, уже играет на цимбалах. – Там уютнее. Только Раско спать уложим, а то он уже носом клюёт.

* * *

В кабаке всё было так, как Мавна и представляла: райхи тоже отмечали хорошие вести, но не так широко, как в городе. С трудом отыскался свободный стол, Гожо только и успевал подливать пива и чая, несколько людей заказали то тёмное зелье из трав, но никто из них не упал после первой порции. Мавна грустно хмыкнула в свою кружку.

Они втроём взяли пива, но попросили немного разбавить – Мавна предупредила, что с непривычки оно уж слишком сильно ударяет в голову, хотя Илар в хмельной избе Гренея и не такое пил, и всё ему было нипочём.

Наирча и правда играл на цимбалах, и люди танцевали и пели, как могли – пусть не очень стройно, но искренне и красиво. Дверь открывалась и закрывалась, и с каждым хлопком Мавна смотрела, кто вошёл. Купава накрыла её руку своей ладонью.

– Хочешь, пойдём потанцуем?

Со стороны стойки их окликнул Лируш – щёки у него уже были подозрительно свекольными – и, улыбнувшись во весь рот, показал жестами, что хочет танцевать с обеими.

– Да нет. Вы с Иларом идите.

Мавна подпёрла кулаком щёку и со вздохом облокотилась о стол. Пахло ягодно-травяным и кислым – от пива, терпким – от других напитков, тёплым и вкусным – от еды, дымом и воском – от светильников. Играли цимбалы, стучали по полу ноги танцующих, с грохотом двигались стулья и скамьи, но весь этот гвалт был приятным, живым, обволакивающим, и хотелось сидеть и сидеть в тепле и полумраке, радоваться, что хоть у кого-то больше нет тревог.

За шумом Мавна и не слышала, как вновь открылась дверь. Только краем глаза уловила, как кто-то стремительно прошёл мимо лавки с поющими пьяными парнями и сел за дальний стол – так тихо, что никто и не заметил. Мавна подняла голову и с волнением всмотрелась в полумрак.

Сердце забилось часто-часто, во рту стало сухо. Быстро допив своё пиво, Мавна торопливо встала.

– Ты куда это? – строго спросил Илар.

Не ответив, она прошла мимо Наирчи с цимбалами, обогнула танцующих, чуть не столкнувшись с особенно ретивой парочкой, и бесшумно опустилась на последний незанятый стул в кабаке.

– Я боялась, – сказала она севшим голосом.

Смородник вздрогнул – слишком задумчиво вглядывался в танцующих и, наверное, правда не заметил, как она подкралась. На его лице проступило удивление, смешанное с облегчением, и Мавна чуть не расплакалась, глядя на него: живой, целый, такой же, каким она его запомнила, – только ещё лучше.

– Не стоило, – ответил он и слегка улыбнулся.

Мавна положила руки на стол – так, чтобы мизинцем дотронуться до пальцев Смородника. Он, поколебавшись пару мгновений, накрыл её кисть своей ладонью, и от тепла его руки по коже побежали крупные мурашки, а в животе разлилась приятная согревающая дрожь.

Всхлипнув, Мавна порывисто обняла его и уткнулась лицом в шею. Хотелось замереть так надолго – пока не настанет рассвет, пока всех не выгонят из кабака, пока не успокоится бешено колотящееся сердце, но Смородник хмыкнул:

– Давай выйдем. Твой брат смотрит.

Оторвавшись, Мавна обернулась и увидела, что Илар и правда выглядывает поверх головы Купавы и хмурится, силясь разглядеть, куда делась Мавна.

– Давай, – согласилась она, украдкой вытирая слёзы тыльной стороной запястья.

Смородник взял её за руку, крепко переплетя их пальцы – впервые в жизни, и осторожно провёл к выходу, закрывая собой от особенно развеселившихся празднующих. Когда они проходили мимо Илара с Купавой, Мавна махнула им рукой. Илар сразу расслабился и откинулся на спинку стула, но Купава схватила его за локоть и со смешком утащила танцевать.

Улица дохнула на Мавну прохладным ночным ветром, чистотой звёзд и запахами цветов, спящих по дворам. Она потянула Смородника за угол, во дворик между домами, и остановилась.

В висках стучало. Она столько ждала этого мгновения и до холодеющих ладоней боялась, что оно никогда не наступит, а сейчас растерялась и совсем не понимала, что делать, – просто смотрела во все глаза.

Даже в полумраке летней ночи, освещаемой фонарями, она не могла не заметить новую рубаху – охристую с чёрной вышивкой: по вороту и рукавам переплетался узор из веток. Смородник стоял напротив, чуть склонив голову, и тоже молча смотрел на Мавну – каким-то странным взглядом. Выдохнув, Мавна решила, что пора что-то сказать.

– Я боялась, что у тебя оба глаза станут белыми.

Смородник ухмыльнулся – не едко, как обычно, а мягко.

– Белые глаза только у тех, кто убивал искрой много людей. Я этого не делал. Лишь отпустил болотные души.

В груди резко закончился воздух. Мавна думала: если она обнимет его снова – это будет слишком? А если скажет глупость? Уже, наверное, сказала. А если…

– Мне нравится твоя бровь, – тихо произнесла она и, ненадолго замявшись, протянула руку, проводя пальцем по белым волоскам. Смородник чуть подался навстречу её руке. Мавна тут же смутилась. Хотелось бы сказать что-то большее, что-то красивое и глубокое, но уж что сказала, то сказала. Назад не вернёшь. Дурочка.

– А мне – твоё всё, – ещё тише отозвался Смородник.

Он подхватил её и усадил на одну из бочек, которые стояли вдоль стены кабака, и зарылся лицом в волосы. Мавна хотела смущённо отстраниться: от неё же наверняка ужасно пахнет кабацкой едой