Через пламя и ночь - Анастасия Александровна Андрианова

Придёт время, и он сам всё расскажет.

* * *

Илар переночевал в комнате Купавы, на полу: Царжа отыскала свободное одеяло и тюк, набитый соломой. Мавне было жалко брата, но он наотрез отказался забирать кровать, а вдвоём с Купавой они и не поместились бы, да и, видно, смущались. Мавна шутливо отмахивалась: ой, да ладно, всё равно уже поженились под ёлкой, чего теперь отпираться? Но они ни в какую не соглашались.

А ближе к полудню Илар снова уехал. Но теперь ждать его обратно было светлее и легче, ведь они обе знали, что он жив и что самое страшное позади.

Мавна с Купавой за два следующих дня вымыли обе свои комнаты до блеска, постирали на реке занавески и скатерти, даже отмыли полы в проходах – немногочисленные другие жильцы ухмылялись, глядя на них, таскающих вёдра. Пару раз приходил помогать Лируш и всё вился вокруг, рассказывал разные сплетни. Они наливали ему чаю и расспрашивали, а он и рад был стараться, говорил всё, что услышал в городе – а слышать, или, вернее, подслушивать, он умел очень хорошо.

Так они узнали, что удельный князь пообещал выплатить по двести монет золотом всем дозорным и чародеям, которые помогли отбить Озёрье от упырей, а ещё позвал тех из них, кто пожелает, к себе на службу: носить парчовые кафтаны и жить в богатых теремах. И некоторые уже собирали вещи в столицу.

– Надо было мне дозорным пойти, – сетовал Лируш, в притворном горе качая кудрявой головой. – Был бы сейчас богатым! Девчонки бы не отворачивались.

Мавна легонько стукнула его по плечу.

– Лучше бедным, да живым. Тебя бы, дурака, убили. А девчонки ещё вешаться будут, ты у нас красавчик хоть куда.

В воздухе всё меньше пахло гарью: свежий ветер разносил застоявшуюся вонь, и закаты с рассветами снова стали чистыми, звонкими и прекрасными – Мавна с Купавой ещё несколько раз выходили на крышу, чтобы смотреть на небо, и Раско тоже брали с собой, но Мавна боялась его отпускать и постоянно держала за нижнюю часть рубахи, а то свалится.

На третий день Илар вернулся уже окончательно. Пришёл прямо к дому Царжи, чистый и довольный, в новой одежде: синей рубахе, которая очень ему шла, и серых штанах. Мавна и Купава мгновенно промочили рубаху слезами радости, а Илар смеялся над ними и прижимал к себе крепко обеих, а Мавна думала: какое же счастье, что её брат снова смеётся.

– Ну, теперь вам новые платья пойдём покупать, – усмехнулся он и подбросил на ладони несколько монет, так ярко сверкающих золотом, что стало больно глазам. Мавна никогда такие не видела, только медяки и реже – потемневшие серебряные.

– Да не надо нам ничего, – бросилась отговаривать Купава, но Мавна видела, как у неё заблестели глаза и порозовели щёки, – уж кто-кто, а Купава никогда не отказывалась от нового наряда или отреза красивой ткани.

Конечно, Илар их не послушал. Повёл в лавку к портным, и они выбрали себе из готовых платьев: Мавна – густо-брусничное с большими жёлтыми и оранжевыми цветами, широкими рукавами и вырезом, открывающим ключицы. Мавне сначала казалось, что это слишком: привыкла к вороту под горло, но Купава с Иларом в один голос заверяли, что это очень красиво. Пришлось поверить. Платье Купавы было тёмно-синим, как ночь, украшенное вышитыми ягодными веточками, и подвязывалось пояском под грудью.

– Я тебе верну, когда дома хлеба продам, – обещала Мавна, когда Илар отсчитывал деньги, но он только смеялся над ней.

Раско тоже купили обновок и сладостей, а потом они пошли в город – медленно гулять, много смеяться, есть калачи с сахарной посыпкой, пить некрепкую горячую медовуху и глядеть во все глаза на улицы, на дома и сады, на местных людей, которые будто бы оттаивали и тоже всё чаще улыбались.

Мавна ощущала, как Купава с Иларом стараются, чтобы они не думала о неприятном: никаких разговоров об упырях и болотах, ничего, что могло бы вновь до предела разжечь её тревогу. И она была им за это благодарна, потому что сама без конца вглядывалась в лица прохожих и вздрагивала, когда слышала хотя бы немного похожие голоса.

Ближе к вечеру городской глава созвал всех желающих на площадь к своему терему. Уже днём было ясно, что готовится какое-то торжество: городские фонари украсили цветными лентам, на торгу даже появились новые нехитрые вещички – обозы с товарами ещё не доехали до Озёрья, но несколько купцов на быстрых конях довезли всякие мелочи вроде сушёных цветов для чая и можжевеловых подставок под кружки – ерунда, а люди всё равно рассматривали и покупали.

Красиво вечерело, заливало город сливовыми сумерками с проблеском густо-золотого уставшего солнца, и это золото светилось в волосах прохожих, мягко ложилось на лица и плечи, отражалось в неспокойной поверхности озера. Мавна пыталась вспомнить, какой сейчас месяц. Пора собирать урожай или ещё рано? А лесная малина уже сошла или ещё можно будет набрать туес-другой? В голове всё смешалось, но, судя по тёплым вечерам, до осени оставалось время.

Взяв по пирожку с грибами, они уселись на полоску травы, отделяющую площадь от набережной. Толпа собралась у терема, шумела и ждала городского главу, но ни Мавне с Купавой, ни Илару не хотелось лезть в толчею. Зато Раско хныкал и просился к людям. Мавна боялась, что его затопчут, и откупилась пряником с повидлом. Съев, он вновь вспомнил про свою дудку и задудел.

Толпа встретила городского главу выкриками, кто-то – радостными, кто-то – нет. Глава говорил долго. Мавна не видела ни его, ни терем за спинами – только крышу с резными украшениями – но вроде бы с главой было несколько чародеев из столицы.

Сперва почтили память погибших и обещали, что в каждой церкви этой ночью будут молиться об их душах. Потом рассказали, что большинство дорог сейчас открыты и безопасны, упыри не собираются в стаи, а на оставшихся охотятся чародеи. Мавна слушала всё это вполуха, устроив голову на плече Илара, а сама всё разглядывала людей. Не будет ли среди них высокого черноволосого чародея?.. Мелькали похожие, и каждый раз в груди ёкало, но тут же она понимала: нет, не он, кто-то чужой.

Хотелось бы, конечно, и Варде увидеть, но тут Мавна точно знала, что ещё не время, не стоит ему соваться в Озёрье. Попозже.

После речи глава объявил, что этот день будет считаться Днём свободы Озёрья, и пообещал, что в следующем году устроит большие гулянья и пригласит