Пётр и Павел. 1957 год - Сергей Десницкий

Когда Троицкий вышел из Генштаба и взглянул на часы, то обнаружил, что до начала поминок в кафе "Красный мак" остался всего час с небольшим. Ехать в гостиницу или ещё куда-то было уже не с руки, и он решил пройтись пешком по кривым арбатским переулкам до Центрального телеграфа. Может быть, дядя Лёша ответил уже на его письмо. Времени прошло порядочно.

На сей раз за окошком выдачи корреспонденции "до востребования" сидела не бабуля с вязаньем, а интеллигентная женщина средних лет с раскрытой книгой в руках. По-видимому, роман был интересный, потому что она вся погрузилась в чтение, и окружающее её интересовало крайне мало, так что Павлу Петровичу пришлось трижды кашлянуть, прежде чем женщина оторвала взгляд от книги. Она положила роман на стол обложкой вверх, и он смог прочитать название: "Время жить и время умирать". "Интересно, – подумал Троицкий, – на каком "времени" она прервала чтение?.. Хорошо бы на первом…" И он загадал: если весточка от дяди Лёши пришла, значит, сейчас "время жить"… Быстро взглянув на удостоверение отставного комбрига, она ловкими пальцами извлекла из фанерной коробки письмо и, ни слова не говоря, протянула Троицкому, даже не взглянув на него.

Тут же у окошка Павел Петрович вскрыл конверт и извлёк из него маленький листок почтовой бумаги.

"Здравствуй, Павел, – писал Алексей Иванович. – Рад был получить от тебя весточку и узнать, что ты, вопреки всему, остался жив. Представляю, как обрадуется Валентина и все домашние твои. Я в данный момент нахожусь в Москве, так что мы с тобой можем повидаться и обо всём поговорить в самое ближайшее время. Я остановился у своего друга Ивана Найдёнова на Сретенке. Позвони мне по телефону К-9 – 34–12. Обнимаю тебя. Алексей Богомолов".

Листок не был исписан даже наполовину, но сколько информации он таил в себе!.. Во-первых, мать – Валентина Ивановна Троицкая – жива и, судя по тому, что обрадуется появлению сына после такой долгой разлуки, зла на него не держит. Во-вторых, загадочные "все домашние твои". Кроме матери и брата, в Краснознаменске никого из родственников у Троицких не было…

Неужели?!.. Нет, не может быть!..

Зиночка ни со свекровью своей, ни с братом Петром никогда не общалась. Они даже знакомы не были. Не могла она в Краснознаменске очутиться!.. Хотя…

Павел Петрович бросился к телефону-автомату. Опустил пятнадцатикопеечную монетку в узкую щель и быстро набрал номер. На том конце провода протяжно зазвучали гудки.

Боже!.. Почему так долго никто не подходит?!..

Наконец в трубке раздался женский голос.

– Але!..

– Здравствуйте! – голос у Троицкого дрожал. – Попросите, пожалуйста к телефону дядю… То есть Ивана Найдёнова.

– Ивана?.. Найдёнова?.. – казалось, женщина впервые услышала это имя и фамилию.

– Ну, да!.. Найдёнова!.. Ивана!..

– А это кто же его тут спрашивает?..

Павел Петрович смутился: во-первых, он никак не мог взять в толк, для чего соседка Ивана учиняет ему этот допрос, а во-вторых, как назвать себя?.. Племянник друга?.. Знакомый?.. Ерунда какая-то!.. И после секундного замешательства соврал.

– Племянник… Троицкий Павел!..

– Ах, племянник! – обрадовалась женщина. – Ты, милок, ври, да не завирайся!.. Безпризорник он. Откуда это у безпризорного племяш может завестись?!.. А?.. Замолк?!.. То-то!.. И хоть у меня, поганец, всего три класса, меня на кривой не объедешь!.. Ты бы лучше сказал: отец родной звонит!.. С того свету!..

И нагло, от души расхохоталась.

– Поймите! – взмолился Павел Петрович. – Мне даже не Иван нужен, а друг его, Алексей Иванович Богомолов. Он ведь у Найдёнова остановился?!..

– Так ты и про друга знаешь?!.. Извиняюсь, товарищ начальник, по голосу и не признала вас, – вероятно, она решила, что с ней говорят из милиции, и тут же тон её резко переменился, стал заискивающим, ласковым. – Так ведь сбёгли они!..

– Как "сбёгли"?!..

– А так – сбёгли!.. Шмотки свои собрали и… Один в одну сторону подался, другой – в другую. Они, убивцы, всю жизнь в бегах… А как же?!.. Вы же их, почитай, с месяц изловить хочете. Вот они дёру и дали…

Троицкий ничего не понимал. Что-то тут не то!.. Чтобы дядя Лёша и вдруг – "убивец"?!.. Да быть этого не может!.. Дурость!.. Чушь!.. Но, чтобы не спугнуть соседку, решил продолжить игру и спросил начальственным тоном… Во всяком случае ему так казалось, что "начальственным".

– А куда ушли?.. К кому?.. Не сказывали?..

– He-а!.. Извиняюсь, товарищ начальник, мне они не докладывались… Испужались, видать!.. Честно скажу, меня тута все боятся, потому как я всегда на страже!..

– Ну, что же, спасибо вам, товарищ… Не знаю вашего имени-отчества…

– Так Шурка я… Краснова… Сугубо вам по секрету скажу: у Ванькиного дружка зазноба в Москве объявилась, и он сказывал, будто с приплодом… А ведь старик уже!.. Куда ему? Так нет же!.. В отцы решил записаться!.. Сама слыхала…

Павел Петрович повесил трубку. Разочарованию его не было границ!.. Только-только появилась надежда, казалось, потяни за эту крохотную ниточку, и все загадки мигом разрешатся, а она взяла и оборвалась… Лопнула.

Что делать?.. Где теперь разыскивать Алексея Ивановича Богомолова?.. Не в милиции же…

Не спеша Троицкий побрёл в сторону Сретенки – мимо Художественного театра, по Кузнецкому (сначала вниз, а потом в гору), и вышел, наконец, на Лубянку. Правда теперь эта узкая улица носила грозное имя основателя ВЧК Феликса Дзержинского. Павел Петрович взглянул на серое здание, облицованное в цокольном этаже чёрным гранитом и, горько усмехнувшись, подумал: "Словно мимо заколдованного места, кругами хожу…"

В кафе "Красный мак" он пришёл в шестнадцать тридцать. Минута в минуту. Сказалась давнишняя армейская привычка: всё делать точно в срок и ни в коем случае не опаздывать. Как говорил его комполка: "Почему ты думаешь, что ты лучше других? Если опаздываешь, значит проявляешь неуважение к тем, кто тебя ждёт". С тех пор он ни разу не позволил себе придти не вовремя.

По случаю поминок кафе для посетителей было закрыто, и на двери висела упреждающая табличка: "Спецобслуживание". Конечно, странно назвать старинный христианский обычай поминать усопших таким нелепым словом, но что поделать?.. В нашей стране этих "спец…" не счесть!.. Спецраспределитель, спецприёмник, спецполиклиника, спецкор, спец-набор, спецназ, спецзаказ!.. И к слову "специалист" эти неудобоваримые "спецслова" никакого отношения не имеют. Они обозначают одно: "специальный", то есть недоступный для большинства. Смешно! Страна, провозгласившая в семнадцатом году всеобщее равенство и братство, ограждает себя и властьпрндержащих спецпропусками и спецмероприятиями. Куда простому люду податься?!..

Павел Петрович вошёл в кафе. Семнвёрстов стоял возле гардероба, курил. Увидев вошедшего, необыкновенно обрадовался.

– Товарищ Троицкий!.. Сдержал-таки слово, не обманул!

Он сиял, и было не похоже, что встречает он своих гостей на поминках. Как самый заправский гардеробщик, помог Павлу Петровичу раздеться и ввёл в обеденный зал. Столы, поставленные буквой "П", были накрыты на пятьдесят-шестьдесят персон и буквально ломились от еды и напитков. А в углу, справа от входа, жалась жалкая кучка пришедших на поминки. Кроме Семивёрстова, Троицкий насчитал всего восемь человек. Странно. Ведь Тимофей Васильевич был заметной фигурой на Лубянке, и мать его многие годы проработала там. Почему же так мало людей пришли сюда, чтобы сказать о ней хорошие слова и выпить за помин её души?.. Не знал Павел Петрович, что товарищ Семнвёрстов в данный момент находится в опале, и карьере его, судя по тому, сколько народу собралось в "Красном маке", пришёл конец.

– Дорогие товарищи! – обратился Семнвёрстов к своим немногочисленным гостям. – Прошу минуту внимания. Перед вами человек, который меня на обе лопатки уложил!.. Не я его, а он меня!.. Как ни старался, так и не смог!.. Единственного!.. – он поднял вверх указательный палец. – Я подчёркиваю, единственного!.. За всю мою карьеру в органах! Но я на него не обижаюсь. Наоборот!.. Скажу больше: знакомством с этим человеком я горжусь!.. Да!.. Именно так!.. Горжусь!.. Не часто на нашем жизненном пути попадаются люди такой силы духа и такого мужества!.. Давайте знакомиться!.. Начнём по порядку. Мои соседки: Дуня, существо доброе, безобидное, а потому несчастное, и Мария Викторовна – её полная противоположность.

– Почему это… "противоположность"? – обиделась вторая соседка.

– А потому, Марья, что ты сексотка, хотя безуспешно пытаешься это скрыть. Зря стараешься. У тебя на физии ясно написано: "стукачка". И не закипай ты, не закипай. Не надо!.. Очевидное оспорить невозможно!.. Далее…Тоже… как бы это поточнее выразиться?.. Личность!.. Так сказать!.. Василь Васильич, ты себя кем считаешь?.. Гениальным мастером или выдающимся алкашом?.. Уж лучше сам представься, я, честно скажу, теряюсь.

– А ты, Тимоша, уже всё сказал, – Василь Васильич был горд и значителен.

– Как это "всё"?!..

– А так!.. Я ведь в самом деле – лучший в Москве реставратор стариной мебели, а по совместительству – ревностный ценитель всех спиртных напитков, производимых в нашей стране и за её пределами. Или как любят выражаться грубые, невоспитанные люди – "алкаш". Но я не обижаюсь.