Фрейд - Питер Гай

От внимания Фрейда не укрылось, что перенос насыщен противоречиями. В случае с Дорой он уже видел, что эмоциональная связь, которую пациент пытается установить с психоаналитиком и которая состоит из фрагментов и кусочков страстных привязанностей, обычно прошлых, к другим людям, является непреодолимым препятствием к исцелению и одновременно самым эффективным лекарством. Теперь же в своих статьях по технике психоанализа, в частности в работе «О динамике переноса» и особенно в «Заметках о любви в переносе», он более подробно освещает парадоксальную работу переноса – сие главное орудие сопротивления, а также его месть.

Эти конфликтующие роли вовсе не являются диалектической загадкой. Фрейд различает три типа переноса, возникающего при психоанализе: негативный, эротический и разумный. Негативный перенос, или направление на аналитика агрессивных и враждебных чувств, а также эротический перенос, который превращает аналитика в объект страстной любви, – оба служат стражами сопротивления. Однако, к счастью, имеется и третий тип, самый рациональный и наименее искаженный из всех, при котором доктор представляется благожелательным и верным союзником в борьбе против невроза. После того как первые два типа переноса выявлены, проанализированы и обезоружены путем перемещения в сознательную область во время психотерапевтического сеанса – Фрейд называл это полем битвы переноса, – в действие может вступать последний, самый разумный перенос, который без особых препятствий будет способствовать долгому и трудному процессу лечения. Однако сей разумный союз с аналитиком может привести к победе только в том случае, если перенос достаточно силен, а пациент готов извлекать пользу из толкований врача. «Наше лечение, – писал Фрейд Юнгу в конце 1906 года, – проходит посредством фиксации либидо, управляющего бессознательным (перенос)». И этот перенос «дает импульс к пониманию и трансляции бессознательного; когда он отказывается действовать, это значит, что пациент не предпринимает усилий или не слушает, когда мы объясняем смысл того, что нашли. В сущности, это лечение посредством любви».

Все это выглядит чрезвычайно прямолинейным, и основатель психоанализа понимал, что такая любовь – крайне ненадежный помощник. Разумный перенос очень уязвим: слишком часто теплые чувства пациента и активное сотрудничество низводятся до эротического желания, которое способствует не разрешению невроза, а его продолжению. Другими словами, пациенты склонны влюбляться в своего аналитика, и этот факт психоанализа довольно скоро стал предметом неуместных шуток и хитрых намеков. Фрейд считал такие злобные сплетни практически неизбежными; психоаналитики слишком часто переходили границы благопристойности, чтобы не стать объектом злословия и клеветы. Однако реальные, вызывавшие беспокойство случаи оказались достаточно серьезными, и мэтр посвятил этой проблеме отдельную статью. «Заметки о любви в переносе», написанные в конце 1914 года, были его последней статьей из серии работ по технике психоанализа, и, как Фрейд сказал Абрахаму, он считал ее лучшей и самой полезной из всей серии. Именно поэтому, язвительно прибавил мэтр, он «готов увидеть, что она вызовет самое сильное неодобрение». Но его главной целью было предупредить психоаналитиков об опасности любовного переноса и таким образом ослабить это неодобрение.

Любовный перенос одновременно печален и комичен, и его чрезвычайно трудно разрешить. В обычной медицинской практике, пишет Фрейд, есть три возможных выхода: врач и пациентка могут вступить в законный брак, они могут расстаться и они могут вступить в тайную связь и продолжить лечение. Первый вариант, полагал основатель психоанализа, встречается крайне редко. Второй распространен, но неприемлем, поскольку бывший пациент повторит свое поведение в отношении другого врача. Третий делает невозможным «гражданская мораль, равно как и звание врача». Единственный разумный выход для психоаналитика, обнаружившего, что стал объектом любви пациентки, – анализировать. Он должен показать женщине, что ее увлечение лишь повторяет прежний, практически всегда детский, опыт. Страсть пациентки к аналитику не настоящая любовь, а форма переноса и сопротивления[156].

В этой деликатной ситуации, твердо заявляет Фрейд, психоаналитик должен сопротивляться любым компромиссам, какими бы благовидными или гуманными они ни казались. Спор с пациенткой или попытки направить ее влечение в более спокойное русло будут неэффективными. Руководствоваться необходимо фундаментальной этической позицией психоаналитика, совпадающей с его профессиональными обязанностями: «Психоаналитическое лечение основано на правдивости». Аналитик также не может уступить мольбам пациентки, даже если убедит себя, что лишь пытается обеспечить влияние на нее для ускорения лечения. Вскоре ему пришлось бы расстаться с иллюзиями: «Пациентка достигла бы своей цели, а он своей – никогда». Это неприемлемое решение напомнило Фрейду забавный анекдот о пасторе и страховом агенте. К тяжелобольному страховому агенту по настоянию родственников приводят благочестивого пастора – в надежде, что на смертном одре неверующий обратится к Богу. Беседа длится так долго, что ждущие обретают надежду. Наконец дверь комнаты больного распахивается. Атеист в веру не обращен, но пастор уходит застрахованный.

Отрезвляющее признание, что любовь пациентки представляет лишь любовный перенос, позволит психоаналитику соблюдать эмоциональную дистанцию, не говоря уже о физической. «Для врача он означает ценное разъяснение и хорошее предостережение по поводу лежащего у него наготове контрпереноса. Он должен сознавать, что влюбленность пациентки обусловлена аналитической ситуацией и не может быть приписана достоинствам его персоны, что, стало быть, у него нет оснований гордиться таким «завоеванием», как это назвали бы вне анализа». В этой ситуации, которая является лишь особым случаем психоанализа, аналитику следует отвергнуть стремление пациента к благодарности. «Лечение должно проводиться в условиях абстиненции; под этим я не имею в виду просто физическое лишение и не лишение всего, чего жаждут, ибо этого, наверное, не вытерпел бы ни один больной. Но я хочу выдвинуть принцип, что у больных нужно сохранять потребность и страстное желание в качестве сил, побуждающих к работе и изменению, и надо остерегаться успокаивать их суррогатами».

Это безапелляционное предписание было твердым, универсальным правилом для психоаналитика в процессе работы. Однако, какими бы осторожными ни выглядели многие рекомендации Фрейда, в отношении воздержания он был категоричен. При этом даже в таком важном пункте дар мэтра к яркой метафоре вызвал некоторую путаницу и породил споры о технике лечения, не угасшие до сих пор. В качестве примера Зигмунд Фрейд предложил коллегам-психоаналитикам хирурга, «оттесняющего все свои аффекты и даже человеческое сострадание и ставящего перед своими психическими силами одну-единственную цель: провести операцию, насколько это возможно, по всем правилам искусства». Стремление психоаналитика добиться эффектного исцеления является смертельным врагом лечения. Не менее опасно и вполне понятное человеческое желание сблизиться с пациентом. Поэтому Фрейд считает необходимым оправдывать характерную для хирурга «холодность чувств», которая предупредит столь понятные, но непрофессиональные желания. Таким образом, раскрытие интимных подробностей внутренней жизни или отношений в семье является серьезной технической ошибкой: «Врач должен быть непроницаемым для анализируемого и, подобно зеркальной пластине, показывать только то, что показывают ему».

Эти строгие предписания отражают безапелляционность Фрейда, которую отчасти смягчали некоторые другие его тексты и еще в большей степени практика. Мы видели, как он изменял собственные правила, а иногда и нарушал их с чувством превосходства мастера или из чисто гуманных соображений. Основатель психоанализа снижал плату за свои сеансы, если у пациента наступали тяжелые времена. Он позволял себе сочувственные комментарии во время сеанса. Он дружил с любимыми пациентами. Известно также, что мэтр выполнял неформальный анализ в самой необычной обстановке; психоаналитическое исследование Эйтингона во время прогулок по Вене – лишь один из его самых известных неформальных экспериментов. Но в статьях по технике психоанализа Зигмунд Фрейд не позволял себе и намека на подобные эскапады.

Разумеется, для них не было места и в руководстве, которое основатель психоанализа составлял для своих коллег. Все, что мешает анализу, писал он, – это сопротивление, и все, что отвлекает пациента от следования главному правилу, – препятствие. Даже в лучшем случае пациенты демонстрируют более чем достаточно собственных сопротивлений, и аналитику нет нужды прибавлять к ним такие элементы, как аффекция, дискуссии по теоретическим вопросам и искреннее желание саморазвития анализируемого. Доставлять удовольствие пациенту любовью, ободрением или просто рассказом о своих планах на отпуск – значит поддерживать его привычное мышление, преодолеть которое они рассчитывают при помощи психоанализа. Это может прозвучать грубо, но аналитик не должен позволять, чтобы его переполняла жалость к страдающим пациентам. Само страдание является агентом процесса исцеления[157]. Ободряющее утешение лишь способствует сохранению невроза. Это как предложить аспирин святому Себастьяну, чтобы облегчить его мучения. Однако использование для аналитической процедуры таких метафор, как работа хирурга или поверхность зеркала, означает ослабление партнерства, немногословного и одновременно очень человечного, с несчастным человеком, лежащим перед ним на кушетке.