Фрейд - Питер Гай

Независимо от того, с чего психоаналитик начинает свое общение с пациентом, одно «основное правило» остается для него незыблемым: он предписывает обратившемуся к нему человеку прибегнуть к свободной ассоциации, говорить абсолютно все, что приходит в голову. Вне всяких сомнений, пациент должен приходить в назначенный час и платить условленный гонорар. Однако, если он не выполняет эти условия, его промахи могут быть проанализированы. Из них, как говорят психоаналитики, можно извлечь выгоду. Впрочем, стойкая неспособность выполнять основное правило разрушит анализ. В своей статье «Введение в лечение» Фрейд пространно рассуждает о данном правиле, но нужно учитывать, что эта и другие работы были предназначены для коллег-психоаналитиков. «Те, кто остаются снаружи, – сообщал мэтр Ференци в отношении «Методики…», которую собирался написать, – не поймут ни единого слова». Тем не менее складывается впечатление, что Фрейда немного беспокоила и избранная аудитория, поэтому он придерживается сочувственного тона, словно хочет убедиться, что его поймут правильно. Разговор с психоаналитиком должен отличаться от любых разговоров, которые пациент когда-либо вел: порядок, синтаксис, логику, дисциплину, благопристойность и заботу о стиле необходимо исключить из своего рассказа как не имеющие значения и даже вредные. Больной склонен скрывать именно то, что больше всего нуждается в выражении. Главный совет Фрейда пациентам – полная откровенность. Достичь ее невозможно, однако отказ от нее будет означать неудачу лечения.

Оружие пациента в кампании против его невроза – это разговор. Оружие психоаналитика – истолкование, которое представляет совсем иную форму разговора. Если вербальная активность больного должна быть максимально свободной, насколько это возможно, то аналитику, наоборот, надлежит тщательно дозировать свою речь. В этом необычном взаимодействии – наполовину противник, наполовину союзник – больной должен сотрудничать с врачом, насколько это позволяет ему невроз. Можно также надеяться, что аналитику, в свою очередь, не помешает собственный невроз. В любом случае от него требуется особый такт, частично приобретаемый в процессе учебного анализа и дополненный опытом психоаналитической работы с пациентами[154]. Это требует сдержанности, молчания в ответ на большинство рассказов больного и лишь редких комментариев. Бо2льшую часть времени пациенты должны воспринимать истолкование аналитика как драгоценный дар, который он дает совсем не щедрой рукой.

Психоаналитическое истолкование представляет собой подрывную деятельность. Оно вызывает испуг, зачастую неприятные сомнения относительно ясных посланий, которые, как аналитику кажется, передает пациент. Другими словами, интерпретация специалиста привлекает внимание больного к тому, что он на самом деле говорит или делает. Истолкование молчащих, неподвижных волков в сновидении «человека-волка» как искаженное изображение энергичного полового акта выкуривает воспоминания, одновременно пугающие и возбуждающие, которые укрылись в уютном логове вытеснения. Аналогичным образом, истолковать навязчивые ритуалы «человека с крысами» как отражение бессознательной ненависти к людям, которых он любит больше всего, – это значит извлечь скрытые чувства на свет божий. Польза от интерпретаций психоаналитика подчас не очевидна, но их целью всегда было, по крайней мере, избавление от самообмана.

Выбор материала и времени для истолкования – тонкие материи, и с ними связана сама суть психоаналитического лечения. С раздражением откликаясь на «дикий» психоанализ, Фрейд уже осудил поверхностные и поспешные толкования, которые, независимо от их точности, приведут к преждевременному и катастрофическому окончанию анализа. Теперь, напрямую обращаясь к коллегам в статье «Введение в лечение», мэтр осуждает таких поверхностных аналитиков, которые стремятся скорее продемонстрировать свое искусство, чем помочь пациентам: «Опытному аналитику не составляет труда четко и внятно уловить скрытые желания больного из одних только его жалоб и из истории его болезни; но насколько нужно быть самодовольным и безрассудным, чтобы после самого короткого знакомства раскрыть постороннему человеку, незнакомому со всеми аналитическими предположениями, что он инцестуозно привязан к матери, желает смерти своей якобы любимой жене, вынашивает намерение обмануть своего шефа и т. п.! Я слышал, что есть аналитики, которые гордятся такими мгновенными диагнозами и быстротечным лечением, но я предостерегаю каждого, что таким примерам лучше не следовать». Разумный психоаналитик не преследует лечебные цели сразу, сначала истолковывая сопротивление больного, а потом его перенос. Затем он должен вытянуть у пациента признания в детских преступлениях, гораздо чаще воображаемых, чем реальных.

В своих рассуждениях о сопротивлении Фрейд рассматривает это явление исключительно в терапевтическом контексте, к которому оно, очевидно, принадлежит. В работе «Толкование сновидений» он уже выразился со всей определенностью: «Все, что мешает продолжению работы, является сопротивлением». Теперь в статье 1912 года «О динамике переноса» он подчеркивает стойкость сопротивления: «Сопротивление сопровождает лечение на каждом его шагу; каждая отдельная мысль, каждое действие лечащегося должны считаться с сопротивлением, выступают как компромисс между силами, нацеленными на выздоровление, и указанными, противодействующими ему». Клинический опыт показал Фрейду и его коллегам-психоаналитикам, насколько изобретательным и неутомимым может быть сопротивление пациентов, даже тех, которые участвуют в анализе со всей искренностью. По всей видимости, во время сеанса оно может проявляться буквально во всем: пациент забывает сны, молчит, лежа на кушетке, пытается превратить лечение в интеллектуальную дискуссию о теории психоанализа, скрывает важную информацию, постоянно опаздывает, воспринимает аналитика как врага. Подобные стратегии защиты – всего лишь самые очевидные инструменты, доступные силам сопротивления. Сопротивление также может проявлять себя как покорность предполагаемым желаниям психоаналитика. Так называемый хороший пациент – тот, который видит множество снов, сотрудничает без колебаний, находит все толкования блестящими, никогда не опаздывает на сеансы, вовремя платит по счетам, – представляет собой особенно сложный случай именно потому, что его намерения так трудно раскрыть.

Сопротивление попыткам исцеления может показаться странно иррациональным. Выгоду от сопротивления для мазохистов, получающих удовольствие от страданий, увидеть легко, однако сопротивление выглядит бессмысленным для тех больных, которые предположительно прибегли к психоанализу для того, чтобы облегчить свое состояние – душевное, а подчас и физическое. Их добровольное согласие на усилия и финансовые затраты, а также явно неприятная процедура психоанализа – все это ручательство желания выздороветь. Но подсознание подчиняется другим, практически непостижимым законам. Невроз – это компромисс, который позволяет невротику примириться, ценой страдания, с вытесненными желаниями и воспоминаниями. Сделать бессознательное сознательным, что является заявленной целью психоаналитического лечения, – значит угрожать пациенту повторным появлением чувств и воспоминаний, которые он считает похороненными. Аргумент, что невротику пойдет на пользу извлечение вытесненного материала, даже самого неприятного, содержит рациональное убеждение. В психике пациента присутствуют элементы, готовые смириться с уроном – не только материальным, но и нанесенным его «вселенной»; без них никакой анализ невозможен. Но эти элементы должны бороться с противоположным желанием человека – чтобы его оставили в покое. Психоаналитик стремится мобилизовать «нормальные» силы в психике пациента и сделать их своими союзниками. В конце концов, он надежный партнер – слушатель, которого не шокируют какие бы то ни было откровения, которого не утомляют повторения, который не осуждает никакие пороки. Подобно священнику в исповедальне, он призывает к откровенности, однако, в отличие от священника, не читает нотации и не налагает епитимью, даже самую мягкую. Именно такой союз имел в виду Фрейд, когда отмечал, что психоаналитик должен раскрывать глубокие тайны пациента не раньше, чем у того установится эффективный перенос, «настоящий раппорт»[155].

От внимания Фрейда не укрылось, что перенос насыщен противоречиями. В случае с Дорой он уже видел, что эмоциональная связь, которую пациент пытается установить с психоаналитиком и которая состоит из фрагментов и кусочков страстных привязанностей, обычно прошлых, к другим людям, является непреодолимым препятствием к исцелению и одновременно самым эффективным лекарством. Теперь же в своих статьях по технике психоанализа, в частности в работе «О динамике переноса» и особенно в «Заметках о любви в переносе», он более подробно освещает парадоксальную работу переноса – сие главное орудие сопротивления, а также его месть.