Виктор Цой – уста к небу, уста к земле - Сергей Шкляев

наблюдатель этого увидеть не может, но только понимающий в духовной жизни.

Апостол Павел писал, что он много пострадал от лжебратии (2Кор. 11, 26). О таких людях Христос говорил словами, сказанными прежде через пророка Исаию: «Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня язьжом, сердце же их (дух их) далеко отстоит от Меня» (Мф. 15, 8).

В песнях Виктора Цоя дождь, снег, лёд, тучи, облака символизируют силы зла. В этой песне он поёт о том, что наш огонь духовный тушили «антиблагодатным дождём», но не затушили. Тьма демоническая боролась со светом, но не смогла его одолеть.

Мы сидим у разбитых корыт.

Разбитые корыта — это образ разбитых надежд и иллюзий, наивных, детских восприятий церковной и общечеловеческой жизни. Мир во зле лежит. Не всё свято и в людях Церкви. Христос говорил, что «не вливают (Лица Святой Троицы) вина молодого (Дух Святой) в мехи ветхие» (см.: Мф. 9, 17). В церкви как земной организации есть люди — «меха», ветхие и новые, благодатные и неблагодатные.

Разбитое «корыто» — это наше ветхое мышление, это горечь от мудрования падшего ума. Виктор Цой употребил образ из произведения Александра Сергеевича Пушкина «Сказка о золотой рыбке». Эта сказка очень символична.

При каждом более наглом и эгоистичном заказе старухи море бушевало всё больше. И рыбка, образ помощи Божией, дольше не выплывала. Старуха искала творить волю свою, а в ней — бесовскую. Большинство людей воспринимают Бога потребительски. Собственно, Бог их не интересует, им нужно что-то от Него: земных выгод при отказе от Неба. Вышеупомянутый иеромонах Роман (Матюшин-Правдин) писал о «кабанах» в Церкви:

А кабаны, они и в Церкви — кабаны,

Им желуди свои ценней твоих просфорок.

(Из сборника «Одинокий путь»).

Когда высокопоставленные люди заражаются духом обезумевшей старухи из сказки Пушкина, тогда целые епархии, регионы и страны сидят у разбитых корыт.

И гадаем на розе ветров.

И старик из сказки «О Золотой рыбке» гадал, какой ещё ветер подует в голове безумной и властной старухи. Когда человеку подвластному ударит начальник по голове и рукам, то в будущем подчинённый будет гадать: какой ветер подует в голове начальника страстного и оттого неискусного.

Подчинённый, опасаясь неадекватного начальника, «гадает на розе ветров». Горе и беда всем людям от одержимых страстями руководителей и «командиров армии лет». «Если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15, 14), — сказал Христос. Слепой капитан (командир) разобьёт корабль о скалы или посадит его на мель.

А когда приходит время вставать,

Мы сидим, мы ждём…

Когда «командиры армии лет» переломают подчинённым не только «руки и ноги» (образ действий), но и «головы» разобьют (образ мысли), зачастую требуя от подчинённых идти против заповедей Христа и совести. Эти люди не смогут «встать», различая время, так как они «контужены», шокированы и запуганы безумием и самодурством эгоистов.

Виктор Цой поёт «мы», он о нас и о себе поёт: «Мы сидим, мы ждём», — когда надо вставать и идти, действовать по указанию Истины. Общество ждёт от Бога добрых руководителей, а народ православный — добрых пастырей, как рядовых, так и тех, кому дана высокая административная власть. Она даётся Промыслом Божиим как добрым, так и злым, но всем на время.

На Суде Христовом каждый даст ответ за себя. А Виктор Цой поёт справедливо, что злых и одержимых страстями руководителей большинство. «По плодам их узнаете их» (Мф. 7, 16), — сказал Христос. От этого «Невесёлая песня» с тайной молитвой и благословлением Бога «на всякое время»: «Играй, играй»…

Играй, невесёлая песня моя, Играй, играй…

Троллейбус

Мое место слева, и я должен там сесть,

Не пойму, почему мне так холодно здесь,

Я не знаком с соседом, хоть мы вместе уж год.

И мы тонем, хотя каждый знает, где брод.

И каждый с надеждой глядит в потолок

Троллейбуса, который идёт на восток.

Все люди — братья, мы — седьмая вода,

И мы едем, не знаю, зачем и куда.

Мой сосед не может, он хочет уйти,

Но он не может уйти, он не знает пути,

И вот мы гадаем, какой может быть прок

В Троллейбусе, который идёт на восток.

В кабине нет шофёра, но троллейбус идёт,

Мотор заржавел, но мы едем вперёд.

Мы сидим не дыша, смотрим туда,

Где на долю секунды показалась звезда,

Мы молчим, но мы знаем, нам в этом помог

Троллейбус, который идёт на восток.

Мое место слева, и я должен там сесть.

Место слева — это место человека постороннего, пришедшего откуда-то «слева», со стороны и старающегося влиться в какое-то сообщество или компанию. В контексте песни это ощущение человека, попавшего первый раз в Церковь или делающего в ней первые шаги. Естественно, попав в иной мир, он пока дезориентирован.

Каждый человек получает от Бога абсолютную свободу духовного выбора. У души этой свободы меньше, у тела её крайне мало. Тело жёстко привязано ко всему земному.

Человек — существо, призванное в своей природе служить кому и чему-либо: Богу, диаволу (добру или злу), семье, в государственной или военной сфере, наукам всех направлений, искусствам, спорту и так далее.

Только сделав внутренний выбор между служением Богу или диаволу, совмещая их с иными служениями, человек вводит в своё мироощущение понятие долга. Долга перед тем, кому и чему служит, долга для достижения поставленной цели — от первостепенного до малозначимого.

Виктор Цой, выбрав служение Богу (добру) говорит: «Я должен там сесть». В общественном транспорте стараются садить на кресла, прежде всего, старых, малых и беременных. Они и сами стараются занять сидячие места.

Цой говорит о долге как о внутренне выбранной Истине служить Богу, при этом одновременно он ощущает себя как младенец в новом для него мире Церкви, ему «надо (пока маленький) сесть».

Не пойму, почему мне так холодно здесь.

Недоумение это указывает на духовную неопытность, «необстрелянность духовного новобранца». Он мало