Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель

и продолжают оставаться значительной политической силой, как в региональном, так и национальном масштабе.

Здесь нет необходимости подчеркивать потенциальное политическое значение рабочих – людей, главное экономическое значение которых заключается в их способности трудиться. Во время финальной фазы независимости греческих городов-государств свободный труд сделался в них очень важной политической силой. Организованные профессионально и политически, представители этой формы индивидуальной собственности сумели в некоторых странах, таких как Австралия, Швеция и Англия, добиться политического лидерства даже в вопросах национальной экономики; а во многих других государствах, включая и Соединенные Штаты, их политическое значение быстро возрастает.

Мелкая собственность и труд не играют подобной роли в гидравлическом мире. Что касается труда, то дело здесь очень простое. Лично свободные, наемные рабочие существовали во многих гидравлических цивилизациях. Неквалифицированные рабочие по большей части не имели своих организаций, зато квалифицированные создали местные и отдельные профсоюзы. Но даже в тех случаях, когда они не находились под строгим надзором правительства, рабочие имели лишь политически незначимую форму самоуправления – демократию для нищих.

А крестьяне, владельцы земель? Не важно, снимали ли они участки земли или владели ими, они оставались представителями фрагментированного типа собственности и предприятий. В лучшем случае им разрешалось руководить своими местными делами в пределах сельской версии демократии нищих, в сельских сообществах.

С точки зрения абсолютистской бюрократии собственность ремесленников и крестьян была собственностью нищих, экономически фрагментированной и политически бессильной[93].

Частная коммерческая собственность не имеет политического значения даже там, где ей позволяют стать крупной

При определенных условиях представители восточного деспотизма считали экономически целесообразным передать весь объем торговли в руки частных предпринимателей. В подобных случаях некоторые торговцы сказочно обогащались и кое-кто из них добивался выдающегося положения в обществе.

Мы не исключаем возможности участия крупных торговцев как группы в управлении деспотическим государством; но документов о том, что это участие было значительным хотя бы в одном из ведущих представителей полукомплексных или комплексных гидравлических обществ, у нас нет. В Вавилонии, буддистской Индии, доколумбовой Центральной Америке, исламском Ближнем Востоке и императорском Китае крупная торговая собственность, даже вовлеченная в масштабные операции, оставалась с политической точки зрения малозначимой.

Проблемы богатства в правящем классе

В пределах правящего класса возникали проблемы собственности совсем другого рода. В простых гидравлических обществах почти все национальные излишки присваивали себе правитель и служившие ему люди. И даже в тех случаях, когда промежуточным группам, например купцам, разрешалось получать крупные доходы от своей торговли, правящий класс продолжал монополизировать большую часть богатства страны. Придворные и чиновники получали свою долю этих богатств в виде доходов от переданных им земель (служебных или синекурных) или в качестве заработной платы (товарами или деньгами). В обоих случаях их доход основывался на власти правительства, которое контролировало земли и облагало налогом жителей страны. И в обоих случаях он превращался в частную (бюрократическую) собственность. Ее получатели могли использовать всю эту собственность для своих нужд или отложить ее часть в качестве сбережений или инвестиций. Оба этих типа включают в себя проблему бюрократического гедонизма; второй к тому же создает проблему бюрократического землевладения и капитализма.

Бюрократический гедонизм

Бюрократический гедонизм можно трактовать как наслаждение богатством, которое не вызывает зависти высших чиновников или сокрушительного гнева деспота. Этот гедонизм может быть осложнен возможностями для сбережений и инвестиций. В то время как члены правящего класса обычно желают наслаждаться своей собственностью, пока им не надоест, они выражают это желание по-разному в различных обстоятельствах. Но желание потреблять с удовольствием и хорошо жить преобладает повсюду, даже в тех комплексных гидравлических обществах, в которых возможность владения землей сопряжена с экономией и бережливостью. Часто и особенно в случае высокопоставленных и подвергающихся постоянной опасности чиновников, вроде визирей, канцлеров и премьер-министров, бюрократическое наслаждение жизнью демонстрируется очень ярко.

Бюрократический лендлордизм и капитализм

Даже самый жадный до роскоши функционер пытается сохранить часть своего дохода. Он понимает, что когда-нибудь ему придется покинуть свой пост, а его семье нужно будет чем-то питаться, детям необходимо будет получить прекрасное образование, чтобы они смогли сделать карьеру в правительстве. Поэтому благоразумный чиновник зарывает в землю драгоценные металлы и камни. А еще лучше, переводит часть своей пассивной собственности в активную. Он покупает землю, которую будет сдавать, и/или использует деньги как правительственный контрактор (особенно как сборщик налогов), или вкладывает деньги в частное коммерческое предприятие как партнер. Применяя свою бюрократическую собственность, он превращается в бюрократического землевладельца и/или в бюрократического капиталиста.

Конечно, есть и другие землевладельцы. Везде, где земля может свободно отчуждаться, мелкие собственники готовы ее покупать. А в стране есть еще и небюрократические капиталисты. Но поскольку мощный государственный аппарат оказывается сильнее всех других представителей гидравлического общества и забирает себе большую часть сельскохозяйственных и других доходов, чиновники выделяются как фермеры, платящие налоги, а там, где землю можно купить, и как землевладельцы.

В императорском Китае преобладание частного землевладения позволяет чиновникам вкладывать значительную часть своего дохода в покупку земли. Недавний анализ чиновничьего и бюрократического дворянства в Китае XIX века выявил, что в конце правления династии Цин действующие и бывшие чиновники, держатели официальных титулов и степеней получали ежегодно земельной ренты на 165 миллионов таелов и около 81,5 миллиона – от своей предпринимательской деятельности. Одновременно все держатели низких степеней получали в целом около 55 миллионов из первого источника и 40 миллионов – из второго[94].

Эти цифры показывают, что большая часть дохода от ренты, который получали чиновники-литераторы, доставался верхнему эшелону этой группы, который, несомненно, был бюрократическим (настоящих и бывших чиновников и квазичиновников было в три раза больше, чем ученых, удостоенных высоких степеней)[95].

В восточном и западном деспотизме лендлордизм и чиновничество перекрывали друг друга. Но с виду одинаковые конфигурации коренным образом различались по своей сути. Бюрократические землевладельцы восточного общества получали политическую власть в основном от абсолютистского правительства, активной частью которого являлись они сами и их родственники-чиновники. Члены агробюрократического дворянства были политически организованы именно как чиновники. Благородные землевладельцы постфеодальной Европы или Японии не занимали какой-нибудь пост в правительстве. И они не нуждались в зарплате, чтобы периодически восстанавливать свою земельную собственность, поскольку их поместья не делились между наследниками, а доставались целиком старшему сыну, то есть были майоратными.

Земля, принадлежавшая бюрократическому (восточному) дворянству, могла способствовать карьере правительственного чиновника для определенных членов этого общества, предоставляя им доступ к власти, но в целом эта земля обеспечивала своему хозяину доход. В отличие от восточного общества земля феодального (западного) владельца помогала сохранять организованную политическую власть, независимую от государства, а временами и конфликтующую