Утраченные звезды - Степан Янченко

Улучив момент, когда у кассы не было покупателей, Костырин подошел к кассирше и тихо опросил:

— Вывешиваете газету для своих работников?

Кассирша удивленно двинула тонкими бровями: и с улыбкой посмотрела на непонятливого человека, с восторженностью ответила:

— Зачем для себя? Нам Галина Сидоровна выписывает эту газету каждому за счет магазина. А вывешиваем для посетителей.

— И многие читают?

— Весь день возле окна стоят люди, и так внимательно вглядываются в то, что напечатано, иногда спорят — не с газетой, а с теми, о ком напечатано. А что, разве это плохо? — поторопилась защититься кассирша.

— Да нет, напротив, хорошо, молодцы, — с улыбкой подбодрил Костырин. — А Краснова у себя, не знаете?

— Должна быть у себя, — осведомленно, с улыбкой отвечала кассирша и стала принимать деньги от покупателей.

— Если верно, что правда глаза колет, так это видно по витрине газеты Советская Россия вашего магазина, — сказал Костырин, поздоровавшись с Галиной Сидоровной, и садясь на предложенный стул.

— Это вы о том, что против газеты запачкали стекло? — смеясь, спросила Краснова, и по привычке выкладывая руки на стол. — Так спорит с нами кто-то, не объявляясь, или таким образом ведет борьбу за демократию, гласность и свободу мыслей.

— Мужики читают и удивляются, откуда только грязь берет хулиган, — возмутился Костырин, — поблизости нигде луж нет.

— Это не грязь, а что-то вроде дегтя, все посмеивалась Краснова. — Уже не одну: бутылку денатурата израсходовали, отмывая потеки… Я же говорю: кто-то с нами упорно спорит… Ну да у нас терпения хватит!

— Этот пример нас предупреждает, с какими трудностями мы встретимся, как только объединим наши парторганизации, создадим районную парторганизацию во главе с райкомом партии и таким образом вроде бы легализуемся на законных основаниях, — сказал Костырин и проницательно посмотрел на Галину Сидоровну. Ему было интересно узнать не по ее словам, а по ее глазам и лицу, понимает ли она те трудности, с которыми она и другие члены партии встретятся после того, как станут жить, работать и общаться с разными людьми в положении открытого людям коммуниста. Тем самым он хотел сказать ей, что работать в условиях официальной (сверху) дискриминации и полузапрета коммунистической деятельности, партии все равно будет нелегко действовать и на легальном положении. Это распространится и на районные, и на первичные организации партии, трудно будет и каждому члену партии в целом.

Галина Сидоровна отлично его поняла, ее серые всегда спокойные, мягкие глаза вдруг наполнились острым блеском вороненой стали, она как бы укрепляясь на стуле, пошевелила могучими плечами, подвигала по столу круглыми локтями, но спокойно, чуть покрепчавшим голосом проговорила:

— Все будет зависеть оттого, что люди будут видеть в нашей работе и в нашем поведении. Будут они видеть в нас своих защитников и старателей в их судьбе, сплотятся вокруг нас, не дадут нас в обиду, пойдут за нами на все дела наши.

Она с жаром стала развивать свою мысль в том направлении, как надо работать коммунистам с трудовыми людьми, чтобы не только завоевать их доверие, но и оправдывать то назначение коммунистов, которое им уготовила история, и не повторить второй раз своей исторической ошибки. Она говорила с такой увлеченностью, что моментами забывалась, перед кем она говорила. Она только чувствовала, что ей необходимо было сказать те мысли, какие она носила в голове последние дни.

Она говорила о своем убеждении, что партия должна помочь трудовым людям понять, что терпеть унижение и бесконечное принуждение капитала нельзя, что такое терпение противоречит даже самим законам жизни, тормозит ее движение на пути развития.

Костырин сам плоть от плоти людей труда превосходно понимает, что составляет базу жизни, но он также превосходно понимает всю сложность биологии рабочей трудовой среды, которую сама социальная природа удерживает в состоянии ожидания накопления необходимого количества взрывчатого вещества для взрыва закосневшего качества.

Костырин был обрадован тем, что Краснова понимает общественно-политическую обстановку в жизни, понимает психологический надлом в среде основной общественной силы и находит те элементы, которые станут молекулами для накопления изменений психологии большинства людей, униженных в своем человеческом достоинстве. Он ответил Красновой:

— Вы правы, Галина Сидоровна, я согласен с вами на все сто процентов. Вот, наверно, и надо начинать о того, как вы строите свою работу. Это очень хорошо, что ваш магазин получил оценку как народный магазин. Люди так и говорят: иду в народный магазин, иди в народный магазин — там дешевле.

— В самом деле? — смеясь, искренне удивилась Галина Сидоровна, — То, что цены в нашем магазине ниже рыночных, тем более, ниже цен во всех магазинах города, нам известно, потому что мы сами их назначаем, — достала из стола сведения, собираемые Золотаревым о рыночных ценах. — Вот Петр Агеевич мне приносит три раза в неделю собранные на рынке сведения о ценах, и мы применительно к ним назначаем цены своим продуктам. Это нам позволяет успешнее решать, первое, коммерческие дела наши, второе, привлекать покупателей и увеличивать объем реализации, выручать оптовиков, за что они делают скидки нам на цены реализации, но, главное, позволяет нам оказывать хоть какую-то помощь обнищавшим вконец людям. Однако до народного магазина нам еще далеко, это совсем другое дело — народный магазин, для этого много надо. По предложению Петра Агеевича мы создали кассу взаимопомощи, куда привлекаем наших покупателей, лелеем перерастить ее в потребительские паи для создания свободных оборотных средств потребительского кооператива, конечно, по коллективному решению.

— Но люди еще не знают, что директор этого магазина — коммунист, — заметил Костырин.

Галина Сидоровна на минуту задумалась, потом сказала: —

Наши работники знают и это поощряют, даже, замечаю, гордятся этим. А люди с улицы, если не знают, так потому, что думают, что у нас вообще нет коммунистов, коль нет районной партийной организации. А о моей партийной коммунистической организации говорит один случай. Приходит ко мне наниматься на работу Середа Меланья Устиновна, сейчас работает завом рыбного отдела, и умоляет принять на работу. Плачет: трое детей, муж — безработный, больной, сама не работает тоже — магазин, где работала, обанкротился. Понимаю: надо принять, но новое место еще не готово, а у нее сегодня хлеба детям нет. Свидетелем разговора был Петр Агеевич, говорит: место за две-три ночи подготовлю, если позволите. В плен меня взяли, и я вдруг бухнула: Я ведь коммунистка, как же ты ко мне, коммунистке, под начало? А она тут же парировала: Я знаю об том, почему и обращаюсь к тебе, знаю: ежели, другой раз, не сможешь защитить, то уж, точно, — не обидишь. За то мы и тебя возьмем под защиту.

Костырин громко и довольно расхохотался:

— Замечательно было сказано! Ну, и вы ее приняли?

— В тот же день оформила на работу и аванс небольшой дала. Она подготовленный торговый работник и пришла по рекомендации некоторых наших сотрудников, так что сразу же вписалась в товарищеское доверие. Точно так же и Золотарев к нам приписался, да так впаялся, как он выражается, в коллектив, что мы уже и не мыслим без него наш гастроном.

— А что он, Петр Агеевич, надолго у вас впаялся, как думаете? — спросил Костырин, открывая свой поворот в разговоре. — Ведь все же коренной заводчанин: на заводе вырос и закалился в заводском горне.

Галина Сидоровна придала своему взгляду веселое, лукавое выражение, показывая этим, что она старшего слесаря ЖКУ может и разгадать, и тотчас категорически ответила:

— Думаю — да, он для нас ценный работник. Во-первых, мастер на все руки, пользуется уважением всего коллектива, а главное, видит, что место тут у него прочное и даже перспективное. А вы как его знаете?

— Кто его на заводе не знает? Я ведь тоже — заводчанин, был старшим инженером-технологом. Переманивать его не собираюсь, не беспокойтесь. Я о нем — мимоходом по другому поводу: отпустите завтра к нам, пойдем к директору завода по вопросу больницы… А жена его тоже у вас работает?

— Жена — не наша работница, — отмахнулась Краснова от его подозрения, — она вызвалась написать рекламу, а теперь устроилась учительницей в школу к Михаилу Александровичу. Он ее тут и подхватил на освободившееся место, подсмотрев ее способности и расторопность, — и вдруг посуровев с лица, сердито и саркастически воскликнула: — С какими кадрами расстаться заставили страну, какая потеря духовных богатств!.. Хорошо, я ему скажу, Петру Агеевичу, куда ему явиться?

— К 10 часам завтра на Скамейку партбюро, он знает это место. Кстати, он не заговаривает о вступлении в партию? — спросил Костырин, уже поднявшись уходить.