Загадать желание - Ольга Кай

– Я попросил его не мешать, и, как видите, оказался прав, – Всемил поднялся. – Времени у нас немного, так что разговоры пока отложим. Ты, – глянул на колдуна, – иди за мной.

Виктор нехотя поднялся, покачал головой.

– Что-то я не знал, Горыныч, что у тебя есть братья.

– Значит, плохо работают твои подглядчики, – проворчал Арис, прищурился недобро: – Меня змеиным братом называют. Вот и подумай.

* * *

И снова под ногами мертвая земля. Стена тумана за спинами, впереди звездное яркое небо встречается с темной равниной. Изредка одинокие звезды срываются с небосклона, падают, прочерчивая на глубокой синеве яркий золотистый след. На них тоже можно загадывать желания, только вот сбудутся ли?

Змей, как и в прошлый раз, идет впереди. Ярко светится в ночи раскаленная чешуя, но не бушует, не пышет нестерпимым жаром пламя возле крутых боков. Хватит ли ему сил на эту дорогу? Ведь Пустошь не пощадит того, кто сам является воплощением жизни.

Горыныч мрачно поглядывает то на Огненного, то на колдуна, которому для надежности снова связали руки. То на чернильных тварей, ползающих в темноте на приличном расстоянии и оттого почти незаметных. У его пояса – Максимов меч в ножнах. На левом плече – сумка с завернутым в тряпки стеклянным шаром. Никому другому он эту ношу не доверил. За правым плечом болтается мой рюкзачок. Я собиралась нести его сама, но Арис не стал слушать возражений: возможно, ближе к границе мертвой земли ему придется нести не только рюкзак, но и меня. Хотя он и сам наверняка не успел отоспаться, ведь пока я ходила по мертвому городу – не сомкнул глаз, разматывая клубок. И, кажется, во время нашей ночевки в Диком Поле тоже. Держится, наверное, уже не на втором дыхании, а, скорее, на третьем. А может, привык вот так, без сна?

Виктор выглядит, пожалуй, бодрее и жизнерадостней остальных. Он испытал облегчение, поняв, что Всемил – не человек: считать себя пленником простых смертных, пусть даже колдунов, было унизительней, чем временно признать превосходство древнего и могущественного существа.

Звезды бледнели. И тускнела чешуя Огненного Змея. Она была уже не золотой, а просто желтой. Впереди виднелись неподвижные фигуры стражей. Мы решились на последний рывок и побежали.

Змей бежать не смог. Переваливаясь на птичьих лапах, он не успевал за нами, и, растрачивая силы, все быстрее слабел. Я попыталась коснуться его и поняла вдруг, что могу прижать ладонь к чешуе и не обжечься.

– Погоди.

Он остановился, я зажмурилась, передавая ему остатки сил, пока не опустилась на колени. Может, показалось, но чешуя стала немножечко ярче. Горыныч подхватил меня на руки и понес к границе мертвой земли…

Не успели.

Черные кляксы, не стесняясь, подбирались на расстояние нескольких шагов, плавно перетекали за нами, и, превратившись в огромных ящериц, бросились на Змея.

Отскочили.

Их бока пузырились, словно кипящее масло – для этих чудищ Огненный был еще слишком горячим. Но пропускать нас к границе твари не собирались. И приближались, понимая, что напасть на людей им уже ничто не помешает.

Змей окружил нас кольцом своего стынущего тела. Арис спустил меня на землю, вынул меч, но мы оба знали, что оружие против обитателей Пустоши бессильно. Виктор тихо ругался сквозь зубы, Огненный скалился, показывая длинные белоснежные клыки, из его пасти вырывалось угрожающее шипение, но ящерицы обступили его и просто ждали, понимая, что еще немного – и он не сможет защитить ни нас, ни себя. Прошла минута, другая. Одно из чудищ осторожно подобралось, коснулось боком змеева тела, отлетело в сторону, отброшенное ударом хвоста. Поднялось. Оскалилось угрожающе и торжествующе. Остальные твари поняли этот знак и пошли на нас.

Змей вздохнул почти по-человечески. И заревел, когда зубы гигантской ящерицы впились в его бок. В этот миг над нами огромными крыльями раскрылся серый плащ стража границы, и сверкнул молнией меч.

Двое покинувших пост стражей не справились бы с тварями, собиравшимися сюда со всей Пустоши, но прикрывали нас, подарив возможность уйти. Змей едва двигался, и Арис с Виктором, которому сняли путы с рук, волокли тяжелое тело, помогая ему преодолеть последнюю сотню метров.

Наконец, мы перешли невидимую границу. Огненный тяжело плюхнулся на землю, и в то же время за нашими спинами взвилась стая серых мотыльков – кто-то из стражей, а может, и оба только что погибли. Не знаю, можно ли назвать их живыми существами, но в одном сомневаться не приходилось: защищая нас, стражи ослабили кольцо. И теперь, когда чернота, живущая в мертвой земле, накопит силы, прорвать защиту границы будет легче.

Часть вторая. На перепутье

Глава 1. Стекольных дел мастер

Случилось это много лет назад.

Ефим из Вереша давно уже зарабатывал на жизнь тем, что выдувал из стекла посуду для небедных горожан и заезжих купцов, а также всякие диковинки вроде цветов, зверей или просто шаров с причудливо застывшими под прозрачной поверхностью каплями краски. Надо сказать, зарабатывал он немного – на жизнь без роскоши хватало, и еще чтоб мастерскую содержать. Скудные сбережения ушли бы без остатка, вздумай Ефим жениться. Мастер давно уже приглядывался к Настеньке с соседней улицы – девушке едва исполнилось семнадцать, семья ее богатством не славилась, да и сама невеста не такой уж красавицей была, чтобы пришлось за ее руку соперничать. Бойкая, хозяйственная. Такая бы и накормила, и одела, и в хате прибрала. Словом, жена была бы хорошая. И, думал Ефим, послушная: все-таки он мастер, а не молодик какой – с поля ветер. Вот только холостяцкая жизнь стеклодуву надоесть не успела, а еще была у него мечта – собственный цех создать. Все обдумывал он, как бы к этому делу подступиться, и деньги бы понадобились, те самые, что на женитьбу откладывал – других не было. Оттого и свататься он не спешил.

Так и шла жизнь Ефима ровной дорожкой. Родители Настасьи, разглядев в нем возможного жениха, уже и так, и этак подходили, намеками выспросить пытались: когда это мастер свататься надумает? Но однажды засушливым летом случилось у них несчастье: завистливый сосед поджег конюшню, а Настасья в то время внутри была. Ей бы выбежать, спастись самой – так нет. Успела девушка двух коней вывести, вернулась за старой кобылой Янушкой – и тут-то крыша конюшни обвалилась. Чудом спасли Настеньку, чудом выходили, только когда увидел ее после Ефим на улице – едва сдержался, чтобы не отвернуться. Лицо и руки девушки уродовали следы ожогов, а левый глаз закрывала темная повязка.

Родители Настасьи больше разговоров о свадьбе не заводили, да и Ефим молчал. Конечно, взять девушку-калеку в жены тоже выгодно: еще послушней будет, еще угодливей. Но не хотелось мастеру век вековать с уродиной, на которую и глянуть-то боязно. Так и не посватался.

Настасья после заходила разок для дядьки своего что-то купить – то ли кубки винные, то ли вазу для варенья… Неловко было стеклодуву. Молча вручил ей товар, плату принял. А девушка задержалась у прилавка, засмотрелась на стеклянные цветы. И вдруг попросила:

– Сделайте мне подарок, мастер.

В этот миг Ефим готов был отдать ей все что угодно, только бы она ненароком не вспомнила или не намекнула о несостоявшемся замужестве.

– Выбирай.

Голос его дрогнул. Настасья прищурилась единственным глазом и, протянув руку, взяла самый красивый, самый дорогой из товаров на прилавке – большой стеклянный шар с вихрями краски внутри.

Стеклодув перевел дыхание.

– Бери, бери… – стало легче как-то на душе. Все-таки он чувствовал себя виноватым перед этой девушкой, а дорогой подарок немного успокоил совесть. – Если что-то нужно будет – обращайся.

И кто тянул его за язык? Настасья поглядела на него так странно, словно мысли читала. И подумал Ефим: хорошо, что он все же на ней не женился, не стала бы эта девушка ему послушной женой.

– Все вокруг меня жалеют, – негромко сказала Настасья. – И никто не знает, что я каждый день благодарю Бога за случившееся. Теперь родители не станут неволить меня, чтобы я вышла за вас. Да и вам я теперь не нужна, и потому счастлива. И если найдется тот, кто полюбит меня такой, какая я теперь, я смогу быть с ним, кто бы он ни был. И, возможно, ему удастся совершить для меня настоящее чудо.

Глупая девчонка-уродина смотрела на мастера свысока, и, казалось, чернильно-золотые и бирюзово-алые брызги краски под поверхностью шара неуловимо медленно двигались, свиваясь воронкой. Ефима вдруг захлестнула обида, да такая горячая, что держать ее внутри было невмоготу.

– Не слышал я о столь искусных лекарях или о чародеях, что вернули бы тебе прежний облик. Но если желаешь чуда – я могу сделать его для тебя. Хочешь? – мастер нехорошо усмехнулся. – Хочешь, сделаю тебе новый глаз из стекла, такой, что от настоящего не отличить?