Загадать желание - Ольга Кай

– В детстве я знал азбуку Морзе, – сказал вдруг Горыныч. – Но забыл напрочь.

Тишина отступила. Чужие голоса смолкли, и я вдруг смогла расслышать смех Всемила – где-то наверху, наверное, в том пустом зале.

– Я ее тоже не знаю.

– Да? Я думал, ты пытаешься что-то передать…

Кончик нити все еще был обмотан вокруг моего запястья, а мягкий серо-голубой клубочек лежал у Ариса на ладонях.

– Почему ты меня не предупредил?

– А что бы изменилось?

Неужели, правда, не понимает?

– У меня было бы время подумать. Решиться.

– У тебя было бы время по-настоящему испугаться.

Возразить было нечего. Разве можно объяснить, что, сделав выбор самостоятельно, я могла бы, по крайней мере, гордиться своим поступком? Знать, что решилась на опасность ради чего-то более ценного, чем одна-единственная жизнь?

Хвостик шерстяной нити соскользнул с ладони. Отчего-то вдруг стало холодно. И тень за шкафом как будто немножечко выросла.

А еще снова этот запах гари! Откуда?

– Воняет, – пожаловалась я, – словно паленой шерстью. Или мне опять кажется?

– У тебя волосы обгорели.

Я удивленно подняла руку к волосам: да, точно – хрупкая проволока осыпается пеплом в ладонь. Наверное, задело подаренными Всемилом огненными крыльями. Что ж, по крайней мере, не галлюцинация, не напоминание о том утре, когда Максим пытался прорвать кольцо стражей, отдав тварям Пустоши чужую жизнь и поплатившись своей.

Веки отяжелели, глаза норовили закрыться. Но эта тень за шкафом и пугающе черный проем окна… Я сползла на кровать, закуталась в покрывало, ничуть не смущаясь, что пачкаю дорогую ткань своей пыльной одеждой. Ничего, накроюсь с головой, спрячусь, и буду надеяться, что Горыныч, уходя, не выключит свет. Не просить же его остаться, в самом деле?..

– Я посижу здесь, – негромко сказал Арис. – Ты не против?

* * *

В коридорах института было темно, и в тишине не слышались шаги, но чей-то шепот – глухой, невнятный, словно звук дыхания – приближался и становился все громче. Тени ползли по стенам, по закрытым дверям, постепенно заполняя вестибюль, освещенный заглянувшей в окна луной.

– Живая! Живая! Отдай!

Бежать некуда, только прижаться спиной к холодному стеклу и ждать, ждать… И не говорить с ними! Ни за что не говорить!

Но когда стекло за спиной хрупнуло, словно проломившийся лед, крик вырвался из горла, и тени жадно бросились вперед. Вниз…

– Женя! Женя, проснись! Женька!

Тьма ночи над мертвым городом сменилась горячим рыжим светом под веками. Мгновение я пыталась понять, где нахожусь. Сердце прыгало в груди от страха. Открыв глаза, я тут же зажмурилась – не от слишком яркого света люстры под потолком, а потому что увидела, как тень медленно движется по стене от шкафа, приближаясь к кровати.

– Женька!

Прикосновение ладони к волосам было таким знакомым. Я ухватилась за эту ладонь, сжала пальцами, впитывая чужое тепло. Позволила Арису обнять себя и, забыв об обиде, убаюкивала страх чужим дыханием, согревавшим мне затылок.

Что-то скрипнуло.

– Не спишь, братец?

– Уйди, – хрипловатый голос Ариса прозвучал над самым ухом.

На такой ответ Всемил мог обидеться, но… все-таки ушел, с легким скрипом притворив за собой дверь.

И снова тихо.

– Спи, – сказал Арис и легонько коснулся губами моего виска.

Так пробуют, нет ли жара… Только было что-то еще в этом прикосновении, что заставило затаить дыхание, замереть, пока Арис не отстранился. Казалось, теперь он смотрит мне в лицо. Знает ведь, что не сплю. Потом лег рядом.

А я все держала его за руку и почему-то ждала, что он скажет: «Прости».

* * *

– …и пусть поторопится, если хочет успеть на чашечку кофе!

Звонкий, бодрый голос заглянувшего в комнату Всемила прогнал сон.

Солнце давно взошло, но сине-серое небо казалось темным из-за яркого света люстры, которую так и не выключили. Арис сидел у изголовья, как и несколькими часами раньше, упершись локтем в подушку. Его ладонь лежала на моем плече, но соскользнула, стоило пошевелиться.

Я вспомнила ночной кошмар и то, что было после. Наверное, тоже приснилось. Только на левом виске все еще ощущалось тепло от того прикосновения.

– Мы что, уходим?

Арис глянул на приоткрытую дверь, за которой еще слышались шаги Всемила.

– Он здесь слабеет. Если задержимся дольше, он не сможет провести нас через Пустошь.

– Ясно.

Пришлось подняться. Голова кружилась, но я старалась меньше опираться на локоть Ариса, и больше – на собственные ноги. Кое-как добралась до двери, и, заметив краем глаза движение, обернулась.

Тень стояла за складками балдахина – тонкая, длинноволосая девушка, чем-то похожая на ту, которая в облике Алины пришла вместе с Максимом к Пустоши.

Стоило тряхнуть головой – видение исчезло, но в тенях по-прежнему угадывались очертания женской фигуры.

– Что там? – послышался голос Ариса над ухом.

– Ничего, – испуганно ответила я. – Ты ведь ничего не видишь… странного?

Он покачал головой.

– А ты?

Вздохнула.

– Нет.

В огромной, выложенной черной плиткой, ванной комнате было прохладно и темно. Светильники зажглись по хлопку, но их приглушенный свет не мог полностью рассеять таинственный полумрак. Пару дней назад мне это не мешало, но теперь было как-то неуютно. Из большого зеркала в золоченой раме на меня смотрело перепуганное существо с сероватым лицом, украшенным несколькими ссадинами и синяком над бровью. И за спиною моего двойника водили хоровод чернильные силуэты, размытые и неясные.

– Арис…

Он все еще стоял в дверях.

– Арис, как ты думаешь… те, кто живут в городе, не могут выбраться сюда?

– Вряд ли, – пауза. – Кто там живет?

– Призраки. Серые тени, похожие на людей… Они… не то чтобы страшные, просто… с ними нельзя говорить. А я этого не знала…

Все это звучало слишком странно, но Арис видел в своей жизни достаточно, чтобы безоговорочно поверить в привидений на улицах мертвого города.

– Думаю, если б могли, то уже были бы здесь, – он кивнул на украшенное синяками отражение: – С кем дралась?

– С асфальтом, – честно призналась я.

– И кто кого?

– Он отделался легким испугом, – я сокрушенно вздохнула и попросила: – Принеси, пожалуйста, мой рюкзак.

Арис выполнил просьбу, но перед тем, как уйти, подергал дверную ручку, убедившись, что замка здесь действительно нет, и в ванной нельзя запереться. Получив свои вещи, я нашла чистую одежду, полотенце, сложила все стопочкой на высоком табурете и, забравшись под душ, скукожившись и крепко зажмурив глаза, пыталась вымыться «вслепую», а потом просто опустилась на колени, обхватила руками голову. Слез не было – только в груди пекло, да так сильно, что лучше б уж реветь.

Сговорились ведь за моей спиной… и все равно напрасно! И та девочка, превращенная колдовством в копию моей подруги, и Максим… Почему Арис так и не сказал никому о своих подозрениях? А вдруг Макс – всего лишь жертва чужого, более сильного колдовства? Ведь какая страшная смерть! Не каждый преступник заслуживает такого… А те серые в городе – там были и молодые, и дети. Неужели так много людей не успело вовремя уйти? И… долго будут преследовать меня видениями, прячась в каждой тени? Или я на самом деле вывела из города не только Виктора, но и кого-то или что-то еще?

Дверь открылась рывком. Кто там – я знала и не обернулась, лишь закрылась руками.

– Все в порядке, – проговорила через силу.

– Ты не отвечала.

Я почувствовала, когда Арис отвернулся. Не сразу.

Теперь он стоял по эту сторону двери, и, немного успокоившись, я наконец-то разглядела, что черные силуэты, замершие в дальних углах – только тень от все тех же злополучных светильников. Сполоснулась наскоро, оделась. И замерла, снова учуяв знакомый запах паленого волоса.

В следующий раз Арис обернулся, услышав лязг ножниц. Посмотрел на мои коротко обстриженные волосы, на пряди, лежащие на полу. И – снова этот взгляд, словно проверяет, не тронулась ли умом…

Я не выдержала – шагнула к нему, намереваясь… ударить? Но вместо этого попросила почему-то:

– Выключи свет.

Он не стал спрашивать – зачем, просто хлопнул ладонями. Дважды.

Тьма навалилась мгновенно – густая, холодная, но прежде, чем я успела по-настоящему испугаться, меня взяли за руки.

– Здесь больше никого нет. Смотри.

И лишь тогда мне хватило смелости обернуться и посмотреть туда, в темноту.

Тихо. Неподвижно. Пусто? Значит, это пережитый страх рисует в тенях образы и силуэты?

Колени подогнулись, я прислонилась к плечу Горыныча, пряча накатившую вдруг слабость. Он крепче прижал меня, зарывшись пальцами в остриженные волосы, и я зажмурилась, растворяясь в тепле и неожиданной ласке, почудившейся мне в этих прикосновениях. Обижалась, все еще обижалась, хотя спросили бы – все равно бы пошла. Только – правда, дольше бы боялась.