Письма на воде (СИ) - Гринина Наталья "NataBusinka"

Выражение его лица при этом было таким, что последствия неудачи астронома загадки не представляли: за свою любимую женщину этот человек не оставит камня на камне. Не то что какую-то жалкую жизнь.

– Да, Ваше Вели… то есть Высочество.

Перед глазами не на шутку струхнувшего звездочёта замелькали красочные картинки самых изощрённых пыток, которые практиковали обиженные правители этой варварской эпохи. И ему не улыбалось ни вариться в котле на медленном огне, ни кататься по камням под палками. Хотя принц Ван Со, слава Небесам, не обладал ангельским терпением – он наверняка бы не стал тратить время на все эти извращённые затяжные удовольствия и сразу снёс астроному самое ценное, что у него есть. Голову, разумеется. А без головы не сможет функционировать даже проводник. При всём своём могуществе и бессмертии. Против физиологии не попрёшь.

Именно поэтому сейчас Чхве Чжи Мон напряжённо следил за королём и прислушивался к разговору, готовый прийти на помощь, если жизни Хэ Су будет что-то угрожать.

Пока же Чонджон всего лишь выбил из её трясущихся рук чашку с чаем.

– Ты… – прохрипел он, с ненавистью глядя на испуганную придворную даму. – Что ты скрываешь от меня? Что, подмешала яд в мой чай?

– Нет, Ваше Величество! – в страхе воскликнула Хэ Су. – Служанка уже отведала его!

Чонджон закашлялся, а когда продышался и прочистил горло, зашипел, как придавленная колесом телеги змея:

– Только теперь я осознал, что причина в тебе. Му, Ын со своей женой, даже король Тхэджо… Каждый из них после смерти не даёт мне покоя, и в этом – твоя вина!

Чжи Мон хмыкнул, едва не выдав себя. Для умалишённого король рассуждал слишком здраво. Хотя, бывает, перед смертью безумцев посещает озарение разума, и им открывается истина, недоступная в лучшие дни.

А Чонджон тем временем продолжал:

– Я решился на убийство братьев, вознамерился стать королём, потому что именно ты помогла Со скрыть его шрам и занять моё место. Он завладел тем, что было моим!

Дама Хэ сжалась от его крика, но тут внимание обоих привлёк протяжный звук сигнальных труб со сторожевых башен. Этот жуткий вой, казалось, проникал под черепную коробку, но Чжи Мон, услышав его, выдохнул, сбрасывая часть напряжения.

Слава Небесам!

Войска принца Ван Со подошли ко дворцу. Однако помощь астронома там не требовалась: ворота мятежникам открыла принцесса Ён Хва.

Чжи Мон презрительно сморщился и покачал головой: дождалась! Императорское солнце наконец-то озарило её алчущие ладони, протянутые к Небесам в неуёмном желании власти.

Отказаться от любви – и завладеть миром. Или выбрать любовь – и прожить никчёмную жизнь. Перед этим выбором принцессу поставила королева Хванбо, и Ён Хва долго не колебалась.

А трубы всё гудели, натужно и страшно, вызывая в груди тянущую боль от предчувствия неотвратимых перемен. К ним присоединились походные барабаны, чей мерный зловещий грохот, приближаясь, закладывал уши. Где-то за стенами дворца кричали служанки, слышался боевой клич воинов.

Время пришло.

Чонджон ссутулился ещё больше, затравленно озираясь и прислушиваясь к нараставшему шуму, а в это время придворная дама Хэ незаметно отступала к выходу из покоев, бросая на него настороженно-испуганные взгляды.

Но она не продвинулась к спасению ни не метр, когда дверь за её спиной вдруг распахнулась и в покои вбежала королева Ю.

– Ваше Величество! Ё! Со напал на дворец! Он восстал против тебя! – кричала она, но в её голосе не было ни паники, ни истерики: наоборот, весь её вид источал собранность и решимость.

Чжи Мон невольно восхитился: ну что за женщина, а! Ей бы власть не над Корё, а над всей Азией – и то развернуться было бы негде с такими амбициями и готовностью принести в жертву что угодно и кого угодно. В данный момент, к примеру, этой жертвой был её безумный сын, не оправдавший материнских надежд.

Пока Чонджон, вскочив с кровати, пытался осознать её слова своим затуманенным разумом, королева схватила бумагу с кистью, и бросилась к нему:

– Ё, – приговаривала она, обнимая сына за плечи и усаживая его обратно на постель, – Ё, ну же, давай… – она расправила лист на коленях короля и настойчиво всовывала в его скрюченные в судороге пальцы кисть, с которой на белое шёлковое одеяние капали подсохшие чернила. – Назови Чжона наследником трона! Поспеши!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Что? – наконец-то ожил Чонджон, с видимым трудом разлепляя запёкшиеся губы.

– Со не должен захватить трон! – принялась убеждать его королева. – Поспеши и назначь наследником Чжона, тогда будущее страны будет в наших руках.

Ей наконец-то удалось обхватить пальцы короля своей рукой, и она прижала кисть к бумаге, вскинув на сына раздражённый взгляд:

– Скорее, Ё!

– Но… как же я? – Чонджон смотрел на мать, ошеломлённый истиной, которая свалилась на него ударом, не меньшим, чем известие о мятеже младшего брата. – Разве… разве я не ваш сын? Что я для вас, матушка? Ваше орудие власти, восседающее на троне?

Он всхлипнул и вырвал свою руку из цепких пальцев матери, отбрасывая в сторону кисть. Его лицо пошло красными пятнами, искусанные губы дрожали.

Чжи Мона вдруг пронзила острая жалость к этому глубоко несчастному человеку, по сути, мальчишке, который так же, как и его искалеченный в детстве брат, не знал материнской любви. За неё он всю свою жизнь принимал ненасытную жажду власти, способную дать всходы и прорасти в подходящем сыне, коим он стал, поневоле захотев сесть на трон.

Астроном сцепил побелевшие пальцы в замок, кляня судьбу за то, что является свидетелем трагедии ещё одной человеческой души, что теперь не проходило для него бесследно. Его сердце надрывалось от жалости и сочувствия к прозревшему наконец третьему принцу, в угоду матери взошедшему на трон, за что ему теперь приходилось расплачиваться рассудком и жизнью.

– Вы не нуждаетесь в сыне, неспособном оставаться королём? – рыдал Чонджон и мял ненавистный лист, на котором родная мать вынуждала его подписать смертный приговор самому себе. В проблеске молний, озарявших его воспалённый разум, он наконец-то осознал, что станет ненужным и выброшенным из сердца матери, стоит ему только коснуться бумаги.

– Ё, прекрати, – увещевала его королева Ю, нашарив на постели кисть и пытаясь вернуть её сыну, так некстати узревшему истину. – Прошу, отрекись в пользу Чжона, иначе мы лишимся всего!

Поперхнувшись слюной, Чонджон прокашлялся и, глядя в одну точку, проговорил:

– Теперь я понимаю Со… Понимаю его чувства…

Он вдруг резко развернулся к двери, за которой тряслись его слуги и охрана, и истошно завопил:

– Уведите отсюда королеву-мать!

Вбежавшие в комнату стражники обогнули оцепеневшую в ужасе Хэ Су и поволокли упирающуюся королеву из спальни.

– Ё, не делай этого! – кричала та, сопротивляясь. – Отпустите меня! Уберите руки, немедленно! Прочь! Пустите! Сейчас же пустите меня!

Когда двери за ней захлопнулись и её визгливый голос затих в паутине коридоров дворца, Чонджон перевёл немигающий змеиный взгляд на придворную даму, будто вспомнив о ней. Хэ Су вздрогнула и, уже не таясь от него, попятилась к двери, но король схватил с чайного столика чашку и швырнул в неё, обдав брызгами воды и осколков её одеяние и пол вокруг.

Он поднялся с кровати и, тяжело переставляя ноги, наступал на испуганную Хэ Су. А за стенами дворца всё громче надрывалась тревога: войска принца Со под предводительством лично Его Высочества и генерала Пак Су Кёна взяли дворец в плотное кольцо, и четвёртый принц уже въезжал в распахнутые ворота, не пролив ни капли крови благодаря поддержке клана Хванбо.

Чжи Мон напрягся, готовый при малейшей угрозе жизни Хэ Су прийти ей на помощь и отчаянно желавший, чтобы время застыло: Ван Со должен успеть. Должен!

А Чонджон, пошатываясь, медленно приближался к придворной даме и заходился булькающим истеричным смехом.

– Я знал! Знал, что в итоге он завладеет всем! – он остановился, не доходя до Хэ Су каких-то пару шагов, и нахмурился: – В чём же я допустил ошибку? Я боялся, что от меня отвернутся, в точности как от Со. Я боялся стать ненужным…