Письма на воде (СИ) - Гринина Наталья "NataBusinka"

Ван Со приоткрыл глаза, силясь вспомнить, что с ним произошло после того, как он потерял сознание, беседуя с Бэк А. Однако последнее, что всплывало в памяти, – это слова брата: «Я уже всех отослал. Не волнуйся», а ещё таинственный сон с лунным инеем на коже, глотками исцеляющей прохлады и ласковыми снежинками, такой осязаемый, будто и не сон это был вовсе.

Сколько он проспал? И где он? Неужели во дворце?

При этой мысли, сверкнувшей отблеском клинка, Ван Со тревожно вскинулся на постели. И всё вспомнил: отравленную стрелу, незаживающую рану, слабость и вязкую дурноту, помощь и заботу Бэк А.

Вспомнил – и успокоенно выдохнул: значит, он в поместье брата, один, без чужих недобрых глаз и ушей.

Ван Со сел на постели, только теперь заметив, что на нём свежая одежда, а вокруг чисто и по-ночному сумрачно, но сумрак этот был добрым, умиротворяющим, разбавленным мягким сиянием свечей, едва слышно потрескивающих по углам.

Он обвёл комнату взглядом, ещё затуманенным отступающим сном, – и замер, от неожиданности сжав повязку на руке так, что её прострелила ушедшая было боль.

У его постели сидела Хэ Су.

Она спала, обхватив колени и устало склонив голову к плечу.

Сперва Ван Со подумал, что его никак не отпускает сон, что стоит ему приблизиться к ней – и она исчезнет, как бывало не раз в его тоскливых ночных видениях. Он неловко поднялся, поневоле баюкая потревоженную руку, шагнул к Хэ Су и опустился с ней рядом, вглядываясь в любимые черты.

И его снежный сон вмиг перестал быть для него загадкой: всё, что привиделось ему в беспамятстве, нашло своё объяснение.

Он едва коснулся кончиками пальцев бледного лица Хэ Су, как она вдруг открыла глаза и тут же потянулась к нему умоляющим пытливым взглядом. Сколько раз он порывался сбежать от этого её взгляда – и всё напрасно…

– Почему ты здесь? – спросил Ван Со, запоздало отдёргивая руку.

Ответ был ему известен, однако от внезапного смущения и досады на свою несдержанность, разбудившую Хэ Су, он не придумал сказать ничего другого.

– Я хотела кое-что спросить у вас… Поэтому Бэк А помог мне, – в её глазах читалась такая мольба, что Ван Со вместо резких слов, готовых сорваться с языка, лишь сухо обронил:

– Спрашивай и уходи.

– Вы всё ещё не забыли меня? – прошептала Хэ Су. – Вы говорили, что больше не любите меня… Но вы же лгали мне?

Неужели это было настолько очевидно?

– Ступай домой, – только и ответил Ван Со, не зная, как реагировать на это и не солгать ей вновь.

Он поднялся на ноги и отвернулся, чтобы не видеть этих огромных, бездонных, как звёздное небо, глаз, отчаянному призыву которых он просто не мог противостоять.

Но Хэ Су заговорила так пронзительно, словно к нему взывала сама её душа, измученная сомнениями и разлукой.

– Мы не во дворце! – воскликнула она, принимая его холодность за осторожность. – И королю никто не доложит. Я должна услышать ответ! Ради этого я покинула дворец, рискуя жизнью! Эти два года я ждала вас каждый день… Я бы очень хотела повернуть время вспять. Тогда бы… я с самого начала… доверилась бы вам.

Каждое её слово капало на шрамы и раны Ван Со – на теле и душе – расплавленным железом, растравляя их и вновь заставляя кровоточить. А Хэ Су продолжала говорить, её голос дрожал от слёз и отчаянной решимости:

– Я спрошу снова. Ответьте мне, только не лгите! Скажите… – она умолкла, затем резко выдохнула и произнесла: – Вы всё ещё любите меня?

Здравый смысл кричал ему: «Отступись! Уходи, пока не поздно! Солги! Ты сбережёшь её, утаив от Чонджона свои чувства. Ты добьёшься своей цели, не опасаясь за её жизнь!»

А глупое истерзанное сердце настойчиво колотилось в закрытую дверь его рассудка и умоляло сказать правду.

Терпеть эту борьбу внутри больше не осталось сил. Одержимость и звериная тоска по Хэ Су, которые он так долго в себе давил и прятал, захлебываясь ими, затопили его сознание – и Ван Со сорвался.

Шагнув к Хэ Су, он обхватил ладонями её мокрое от слёз лицо, жадно прильнул к раскрытым губам и тут же ощутил, как она отвечает ему, обнимая за плечи так знакомо и жарко, что в её прикосновениях мгновенно растворилась вся боль, все его метания, уступив место невыносимому счастью и жгучему желанию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он и забыл, как Су маняще пахнет медовыми сладостями и утренней озёрной водой, какая нежная у неё кожа и как прохладно-шелковисты волосы, из которых он сейчас бессознательно вынимал шпильки, одну за другой, освобождая тяжёлую волну, наконец легко заструившуюся меж его нетерпеливых пальцев. Шпильки падали на пол, наполняя комнату тихим звоном колокольчиков в луговом разнотравье и воскрешая в памяти запах полевых цветов под ночным летним небом…

На миг отстранившись, Ван Со заглянул Хэ Су в глаза и улыбнулся, безмолвно отвечая на её вопрос и сам находя ответы на свои вопросы, которых больше не осталось. Её лицо было так близко, что он видел каждую золотистую крапинку в потемневших от волнения глазах, каждую драгоценную слезинку на ресницах. Эта близость кружила голову, дурманила, и, целиком отдаваясь захватившему его чувству, Ван Со вновь припал к губам Хэ Су.

Наконец-то он обнимал и целовал её так, как ему хотелось всё это время – все эти потерянные годы, которые они восполняли сейчас, без оглядки на чьё-то мнение и правила. Сейчас это время – ушедшее, настоящее и грядущее – принадлежало только им, как они принадлежали друг другу.

Когда Ван Со ощутил тёплые пальцы Хэ Су на своей шее, щеках и висках, по его телу прошла горячая волна радости, снося остатки осторожности. Его кожа внезапно стала настолько восприимчивой, что каждый невесомый вздох любимой, касавшийся его вишнёвыми лепестками, будоражил его, заставляя вздрагивать и желать большего. И он, не отрываясь от поцелуя, потянулся к завязкам на её ханбоке, снимая с неё одежду – слой за слоем, лепесток за лепестком…

Эта необъяснимая магия позволяла ему проникать в самую сердцевину цветочного бутона, пьянящий аромат которого кружил голову и сводил с ума. А тонкие лепестки ткани падали к его ногам с тихим шорохом весеннего сада, когда вслед за тревожным зимним ожиданием приходит истинное наслаждение – настоящее, глубокое, выстраданное…

Скользя поцелуями от пульсирующего виска Хэ Су по её разгорячённой щеке и изящной шее к обнажившейся впадинке между ключицами, Ван Со ощущал, как дрожит её тело и оглушительно бьётся сердце, отвечавшее ему взаимностью.

Он мягко увлёк Хэ Су на футон и, освободив её от последнего кусочка шёлка, опустил в облако одеяла. Ему безумно нравилось и её рваное дыхание, и алеющие от стеснения щёки, и тихие стоны, которые он ловил ртом, как серебряный летний дождь. Ему хотелось чувствовать её, впитывать её, раствориться в ней – и он нетерпеливо отбросил в сторону мешавшую ткань, с готовностью упавшую с её плеч под приглушённый вздох смущения и робкого протеста.

Наконец-то он увидел её.

Увидел – и, задохнувшись, замер от восхищённого изумления.

Обнажённое тело Хэ Су – это было нечто сверх его восприятия и понимания прекрасного, за гранью всех его ожиданий и чаяний. Он смотрел, не в силах насытиться этой первозданной красотой, а Хэ Су тянулась к нему, стыдливо прячась в его объятиях, и неловкими движениями снимала с него одежду. Её несмелые прикосновения казались ему одновременно и снежинками, и искорками пылающего костра, и было так жарко и холодно, что он плавился и леденел, и вновь плавился, а перед глазами его мерцал лунный иней и вспыхивали звёзды…

Оставшись нагим, Ван Со помедлил, вглядываясь в любимые глаза, а потом вернулся в поцелуй, прильнув к Хэ Су так сильно, чтобы почувствовать. Почувствовать каждой частичкой тела и души, которые навсегда слились с её.

Он наконец-то ощущал Хэ Су всей кожей и сходил с ума от этой ошеломляющей лавины ощущений. Су, его Су была с ним, всецело отдавая себя ему, без прежних сомнений, без обречённой покорности, без принуждения, условностей и страха. Её податливое горячее тело отвечало ему, губы шептали его имя, позабыв о титулах и приличиях, а маленькие ладошки скользили по его спине, вызывая дрожь. Она наконец-то любила его и принадлежала ему одному!