В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл

одно чрево. Кари был прав — отцы у них разные. Вот только человек был не первым и даже не вторым. Жалкая, пустая копия чуждой им самим истины. Род людской был никем иным, как уродливым младшим сыном.

— Как? Мы не нашли даже Творцов. Мы застали лишь их прощальное письмо. — Кари не мог ни посмотреть на неё, ни подняться с амфи. Остававшееся верным ему создание Господне безропотно терпело его вес на своём теле. — И в нём ни слова о фолках. Словно бы нас и не было.

— Но фолки знали о Талахугдах. Знали, даже если сами того не помнят. Ни в одной из известных пещер нет ничего подобного. Кто-то из вас был здесь или в другом подобном месте, описал их и назвал. Вы могли и не понимать их настоящего имени, не встретить их лично, но вы придумали слово. Даже если оно было всего одно, это лишь подтверждает, что вы имели что-то, что назвали Талахугдами. — Её вдруг осенило. Эмили села напротив Кари и вцепилась в его плечи. Даже через толстый слой куртки и рукавиц он чувствовал, с каким напором её пальцы тянутся к самой его душе. — У вас был миф. Не просто сказки, а действительный миф. Фолки наверняка имели религию. У вас были настоящие Боги!

Пока мысли Эмили текли размеренным потоком, в голове Кари взрывались гейзеры. Фолки просто не могли быть чистой доской. Тот, кто сравнивал их с человеческими детьми, ошибался. У них всегда было что-то, что кому-то чужому так и не удалось отобрать.

— Именно. — Кари подскочил, да так неожиданно, что амфи вслед за ним в испуге подпрыгнула. — Кто-то хотел избавиться от прошлого всего моего народа, но наши старики сохранили воспоминания о существах, когда-то заполняющих Вайнкулу.

— Рисунки не доказывают их существования. — Теперь уже его руки упали на плечи Эмили. Она не до конца понимала, дрожит ли от холода, страха, восторга, или это Кари в чувствах пытался вытрясти из неё всё человеческое.

— Именно! — догадки одна за другой толпились в его сознании. — Они доказывают наше существование! Мы были первыми, мы жили без вас, мы без вас состоялись! Боги ничто по сравнению с нами. Потому что мы сделали себя сами. У нас была религия, и кто-то её у нас отобрал.

— Если найти в ней символику, то можно будет сказать, что у древних фолков было подобие государства. Вам не хватает лишь валюты, налогов, законов и…

— К чёрту государство, всё это лишь ваши выдумки. — Кари перебил её, и это был первый раз, как фолк сказал слово против мнения человека. Для него было совершенно не важно ничего из того, что перечисляла Эмили. Фолки издавна шли своим путём. — К чёрту людей! К чёрту Луиса Кортеса! К чёрту моего грёбаного отца и председателя Моиса!

— Лучше тебе не посылать Моиса. Если рассказать о нашей находке одному его подчинённому, то он перевернёт для нас мир. Всё, как ты и сказал. Вайнкулу будут сотрясать открытия одно за другим. Планету разорвут недовольства и восхваления. Новые для всех нас устои. — Эмили пробил ледяной пот. Она была напугана и воодушевлена одновременно. В смятении её сердце готовилось остановиться. — Для всего этого есть одно простое человеческое слово — революция.

Они оба улыбались, как умалишённые. Их переполняла тревога, сжигало смятение, тела сковывал неописуемый ужас. В необъятной Вселенной один страшный секрет породил два безгранично больных подозрения. Фолк решил, что стела Творцов занимает то место, что отводилось его народу; один из людей осознал, насколько глупы были все их надежды на то, что существование человека хоть сколько-нибудь особенно. Все эти волнения в жизнь претворила случайность. Машина Эмили поневоле попала в кювет, ноги Кари без причины привели его к ней. Если Творцы и не хотели, чтобы на тайну их пролился свет, то сделали всё для того, чтобы однажды это случилось. На достаточной для человека и фолка высоте они сотворили свой монумент, не перекрыли щель камнем, не заставили краски рассыпаться. Творцы сделали всему новому миру одолжение и вместе с тем его прокляли.

— Знаешь, а ведь я теперь даже рад, что нашёл тебя. — Кари почти смеялся от восторга. — Так и запишу: человек в буране — хороший знак!

Сама до конца не понимая зачем, Эмили поцеловала его щёку. Она сделала это со всей той силой, что в ней оставалась, и от того ей совсем полегчало. Будто бы на переживания больше не хватало духу. На губах её не было помады, но бледная кожа фолка вдруг загорелась красным. Во рту Эмили появился привкус пыли и плесени. Лунное молоко всегда казалось ей слишком романтичным названием для такой неприятной вещи. Оно звучало так, словно бы его придумал именно фолк.

— О Боги! Ты что делаешь? — из всего произошедшего он понял лишь то, что Эмили начала плеваться после поцелуя с ним.

— Кажется, схожу с ума. И ты как-нибудь попробуй. — Нервный смешок вырвался у неё прямо из груди. Она чувствовала себя так, будто только что попробовала на вкус стену пещеры. А стена та была кислой, немного солёной и с привкусом иноземной грязи. — Мы все в плесени.

Эмили предложила, и он попробовал. Кари поцеловал её куда-то в лоб просто потому, что туда было проще дотянуться. В свои ладони поместив лицо человека, он всё продолжал и продолжал, да с тем упорством, будто пытался оставить на нём свой отпечаток. В один момент Эмили стало больно от того, как сильно Кари сжал её щёки, но остановить его не позволяло здравомыслие. Их обоих это сильно успокаивало. Словно бы во Вселенной была ещё возможность вести себя неразумно. Словно бы они ещё могли позволить себе совершать глупости.

Кари остановился лишь тогда, когда совсем выбился из сил. Они оба выдохлись, и это чувство было лучшим из всего того, что им пришлось пережить за этот день. Хоть что-то оставалось для них привычно нормальным.

— Я спрошу безумную вещь. — Фолк вернул свои руки на плечи Эмили, но больше не давил на них всей прежней тяжестью.

— Давай.

— Меня всегда волновал вопрос, почему мы выбрали Богами именно вас. Не волков, не птиц, и даже не амфи. Кто-то считает, что они сделали для нас больше полезного, чем все вы вместе взятые. Мне кажется, ты должна знать ответ. Ведь Эмили Брамс мудрее всех людей и наверняка давно догадалась о том, почему мы так легко на вас повелись.

— Фолки сами всё знают, просто не знают о своём знании. — Ей не пришлось